2.

2.

В первых числах августа Красиков сообщил мне, что завтра он и я должны выехать в Лебедянь, чтобы организовать отправку оружия и боеприпасов в тыл врага. Три самолета идут с посадкой, а четвертый сбросит небольшой груз под Новозыбковом. Там действует бригада, пока не имеющая площадки.

Мы пошли в оперативный отдел штаба, чтобы детально ознакомиться с радиограммами-заявками: кому, куда, чего и сколько надо отправить. Заместитель начальника оперативного отдела подполковник Потапенко сообщил нам, что командиру авиаполка об этом отправлена радиограмма. Он проинформировал нас о днях и часах вылета каждого самолета с аэродрома под Лебедянью, согласованных с авиационным командованием фронта. Как только были получены нужные сведения, Красиков поторопил меня:

— Надо срочно оформить накладные и заявку на отправку этих грузов, идем к себе, — и мы тут же отправились в наш отдел.

Я и сотрудник отдела Богунов оформили накладные на отправку со складов базы Панского в Лебедяни, а Красиков в это время продиктовал машинистке заявку авиационному полку на доставку в тыл врага заявленных грузов четырьмя самолетами с посадкой. Как только заявка была отпечатана, Красиков поспешил к полковнику Польскому, чтобы тот подписал ее.

На следующий день, ранним утром, подполковник и я отправились в Лебедянь на грузовой «полуторке» с крытым кузовом. Шофер — уже немолодой солдат дядя Миша, как называл его Красиков, хотя сам был моложе его всего лишь на десяток лет. Посматривая на начальника, шофер «выжимал» из «полуторки» все возможное, чтобы выполнить желание Красикова — стокилометровку за два часа.

Прибыв без дорожно-транспортных происшествий к назначенному часу в Лебедянь, дядя Миша лихо подкатил к церкви, находящейся почти в центре этого небольшого уютного города.

— Вот здесь наша главная база, а за городом, в гараже бывшей автобазы строителей, находится большой склад, — объяснил мне подполковник.

На паперти, перед входом в основное помещение церкви, Красиков снял фуражку, посмотрел, следую ли его примеру я. Увидев, что я тоже снял свой головной убор, он, по-доброму улыбнувшись, сообщил мне:

— Одна из кладовщиков у Панского, Матрена Федоровна, дочь ныне покойного старосты церкви, блюдет здесь церковный порядок: не позволяет в церкви находиться в головных уборах, громко разговаривать, смеяться, балагурить, тем более ругаться, курить. Особенно она придирчива к солдатам, бывающим здесь и выполняющим погрузочно-разгрузочные работы. Я поддерживаю ее всегда, и она довольна этим.

Как только мы вошли в церковь, женщина, мывшая полы, бросила тряпку и побежала куда-то. Красиков крикнул ей вслед:

— А где же товарищ Панский?

— Я его позову, только не кричите так громко в церкви, — ответила она и скрылась за штабелями с военным имуществом.

Моментально появился лейтенант отставного возраста. На нем была гимнастерка старого образца с «кубарями» в петлицах воротника.

— Здравствуйте, Константин Алексеевич! Рад вас видеть! — по-штатски встретил лейтенант интендантской службы своего начальника отдела, подполковника. Как мне тогда показалось, Константин Алексеевич не придает значения тому, как к нему обращаются подчиненные. Но после убедился, что я не во всем был прав.

— Константин Алексеевич, предстоит большая отправка? — спросил Панский. Тот ему ответил:

— Об отправке чуть позже. Сначала покажи нам, товарищ Панский, что добавилось за неделю, с тех пор, как я был здесь, — потребовал начальник отдела.

Первое, что мне бросилось в глаза: главное церковное помещение, в котором по праздникам собиралось более пятисот прихожан, сейчас забито штабелями с разным военным снаряжением, медикаментами и продовольствием. Между штабелями предусмотрительно оставлены узкие проходы, позволяющие заносить или выносить тяжелые, громоздкие ящики.

Рассматривая штабель, в котором были ящики с толом, Красиков возмущенно спросил Панского:

— Товарищ Панский, почему вы взрывчатку храните в этом складе, в центре города, да еще в церкви?

Волнуясь, Панский сбивчиво объяснил:

— Вчера пришлось сюда сгрузить… Время было уже позднее… Водители грузовиков и солдаты упросили меня разгрузиться здесь. Но я временно оставил здесь эту проклятую взрывчатку. Простите меня, старого дурака, пожалуйста…

— Товарищ Панский, у нас уже был с вами разговор на эту тему. Тогда вы покаялись, даже побожились, что больше не нарушите правила хранения взрывчатки. И все нарушили. — Помолчав, он продолжал: — Получите строжайшее взыскание. Я не уверен, что руководство штаба оставит вас после этого в занимаемой должности! — Красиков произнес все это так возбужденно, что можно было не сомневаться в его решении просить руководство штаба принять именно такие строгие меры к нему, вплоть до отстранения от занимаемой должности.

— Константин Алексеевич, товарищ подполковник! Сегодня вечером я отправлю взрывчатку в загородный склад. А там она хранится изолированно от всего остального. — Панский произнес это так раскаянно, что нельзя было не заметить его мольбы о снисхождении к нему.

— Если узнает Матрена Федоровна, что вы храните в церкви взрывчатые вещества, она поднимет против вас верующих жителей города, тогда не только вам, но и мне несдобровать. Склад взрывоопасных веществ в центре города! Вы об этом подумали? — еще возмущеннее произнес это Красиков. Он продолжил: — Не сегодня вечером, а сейчас же, товарищ Панский, вызовите грузовик с охраной и отправьте взрывчатку в загородный склад.

— Есть, товарищ подполковник! — четко, по-военному отреагировал Панский на приказание начальника. Красиков продолжил:

— А теперь, товарищ Панский, слушайте задачу сегодняшнего дня: подготовьте к отправке на аэродром грузы вот по этим накладным, — он передал их Панскому. — Через два часа в ваше распоряжение прибудет десять грузовиков с командой солдат для погрузки и охраны всего этого в пути следования на аэродром. К семнадцати часам все обозначенное в накладных должно быть доставлено на аэродром при вашем личном сопровождении. Я и товарищ Гусев к тому времени будем там. — Распорядившись, Красиков направился к выходу, показав мне рукой, чтобы я следовал за ним.

Мы сразу поехали на аэродром. Там же базировался и авиаполк, обслуживавший наш штаб. Шофер, хорошо знавший маршрут, состояние дороги и вероятные места скопления автотранспорта, старался уложиться во время, отведенное Красиковым. Через полчаса мы уже были на аэродроме.

В диспетчерской аэропорта Красикову сообщили: три транспортных самолета для рейсов с посадкой и один без посадки готовятся к вылету в тыл врага. Красиков, в свою очередь, сообщил диспетчеру потребность в грузовиках для доставки грузов из Лебедяни на аэродром, численность команды для погрузочно-разгрузочных работ и охраны грузов в пути следования. Диспетчер связался по внутреннему телефону с командиром роты аэродромного обслуживания, распорядился о направлении в Лебедянь грузовиков и солдат.

Убедившись, что подготовка к ночному полету в тыл врага самолетов ведется, грузовики и солдаты в Лебедянь уже отправлены. Красиков решил ознакомить меня с аэродромом.

Это было невспаханное поле, около квадратного километра. С трех его сторон были недавнишние лесопосадки, а с юга — большая дубрава протяженностью не менее километра. Через полчаса я увидел истинные границы аэропорта. А было это так. Вдруг из-за дубравы показался самолет «У-2». Световые сигнальные точки на поле обозначили взлетно-посадочную полосу и прилегающую к ней местность. Самолет приземлился. Как только из него вышли двое военных, он занял свое место в ряду «собратьев» на отведенной им стоянке, примыкавшей вплотную к дубраве в ее западной части. Поодаль от стоянки самолетов размещались автозаправщики, а еще дальше — грузовой и прочий автотранспорт полка. С востока на опушке дубравы размещались палатки штаба полка и его служб, а в центре опушки — палатки роты аэродромного обслуживания.

Лишь две палатки служб полка имели свои опознавательные знаки: медсанчасть — с красным крестом, столовая — круг с нарисованными в его центре ложкой и вилкой.

Как только приблизился обеденный час, в столовую потянулись работники штаба и аэродрома. Мы тоже пошли, чтобы подкрепиться. Дядя Миша, наш шофер, уже бывавший здесь много раз, ожидал нас. Как только переступили ее порог, почувствовали аппетитный запах из кухни. Заметив нас, к нам подошла заведующая столовой в белоснежных куртке и колпаке.

— Здравствуйте, Константин Алексеевич, дядя Миша и молодой человек, которого я вижу здесь впервые! — обратилась она ко всем нам. Красиков представил ей меня, сообщив, что я теперь буду бывать здесь часто. Она усадила нас за свободный стол. Обслужили нас быстро.

— Кормят здесь неплохо, — высказался дядя Миша, допивая компот.

— Это ведь столовая для летчиков. Поэтому и нам иногда перепадает редкая по теперешним временам вкуснятина, — пояснил Красиков не столько дяде Мише, сколько мне.

После обеда Красиков и я отправились в штаб авиаполка. Как я догадывался, Константин Алексеевич намерен познакомить меня с командованием полка, поскольку в дальнейшем я буду один приезжать сюда для отправки самолетами боеприпасов и снаряжения партизанским соединениям и отрядам.

Ровно в 17.00 к аэропорту подкатила колонна грузовиков из Лебедяни. Лейтенант Панский доложил Красикову о доставленных грузах для отправки в тыл врага. И тут же сообщил о перевезенной из церкви взрывчатке в загородный склад. Красиков воспринял последний доклад Панского молча, что говорило о том, что его мнение о степени наказания Панского не изменилось.

Как только на автодорожке аэропорта появилась колонна грузовиков, от автостоянки отделились три транспортных самолета и остановились рядом с взлетно-посадочной полосой. К каждому из них приблизилось по три грузовика для разгрузки. Солдаты приступили к загрузке самолетов, перетаскивая тяжелые и не очень тяжелые ящики из грузовика на крутящийся лентопогрузчик, увозивший их внутрь лайнера.

Десятая «трехтонка» подкатила к самой последней палатке их первого ряда, в котором размещалась рота аэродромного обслуживания. Солдаты начали перетаскивать ящики из грузовика в палатку. Красиков пояснил мне, что в этой палатке упаковываются вооружение и другие предметы в специальные мешки, которые сбрасываются с самолета на парашютах. Вспомнив, как такие мешки на парашютах осенью 1942 года сбрасывали нашей бригаде, я рассказал об этом подполковнику:

— Мне приходилось наблюдать, как сбрасываются грузы на парашютах в таких мешках. Это было под Хинелью. Тогда же к нам на парашюте спустился авиационный специалист для организации и оборудования в хинельской партизанской зоне аэродрома для посадки и взлета самолетов. Как только он был готов, советские самолеты приземлялись с грузами для нас, а обратными рейсами увозили раненых и больных партизан, детей и стариков.

— А как упаковываются в специальные мешки отправляемые партизанам грузы, ты не видел. Пойдем посмотрим, — Красиков направился в палатку, а за ним и я.

В палатке я увидел: все выгруженное из грузовика было аккуратно разложено по ее середине в виде неширокой линии от входа и до противоположной стороны палатки. С той и с другой сторон уложенных в линию ящиков на земляном полу разложены раскрытые брезентовые упаковочные мешки.

Солдаты-мужчины упаковывали самые тяжелые предметы. Я наблюдал, как ловко они извлекали из оружейных ящиков автоматы, упаковывали их в непромокаемую бумагу, укладывали в упаковочные мешки. Солдаты-девушки упаковывали патроны, перевязочные средства, сухари, консервы. С помощью ломиков и гвоздодеров они вскрывали деревянные ящики с патронами в картонных коробках и заполняли ими упаковочные мешки. Консервы укладывались без упаковочной тары, а сухари — в бумажных мешках.

В каждый упаковочный мешок вкладывался упаковочный лист, в котором указывалось наименование упакованных предметов и их количество. Металлические «змейки» не только плотно закрывали упаковочные мешки, но и не пропускали в них влагу.

Не прошло и часа, как содержимое деревянных ящиков было упаковано, а затем так же быстро погружено в ожидавшую у палатки «трехтонку», грузовик сразу же отправился к четвертому самолету. Здесь все было перегружено из автомашины в самолет.

Наблюдая за этим, я высказал подполковнику Красикову свое мнение:

— Дорогое это удовольствие, товарищ подполковник. Огромный труд людей, немало дорогостоящих материалов потребовалось, чтобы изготовить парашюты, упаковочные мешки, сумки для парашютов. Там, в тылу врага, нам и в голову не приходило, как дорого обходится доставка партизанам оружия и всего другого, нужного в борьбе с врагом.

— Да, это обходится дорого. Но наш девиз: все для фронта, все для победы. Поэтому Советское правительство, Верховное военное командование и Центральный штаб партизанского движения, несмотря на дороговизну, считают необходимым, когда это нужно, прибегать к доставке партизанам всего нужного на парашютах, — ответил мне Красиков и продолжил: — В этом году доставка на парашютах сократилась, преобладает курсирование транспортных самолетов с посадкой. Посадочные площадки оборудованы теперь во многих партизанских соединениях. Но не все имеют такую возможность. Не вам, Павел Васильевич, мне объяснять, что для обороны посадочных площадок надо держать большие силы. Приходится отвлекать их от основного предназначения. Это под силу лишь крупным партизанским соединениям. — Ответ Красикова убедил меня в том, что для успешных партизанских действий надо увеличивать помощь партизанам, используя все доступные способы доставки им крайне необходимого.

Поздним вечером четыре транспортных самолета, нагруженные оружием, боеприпасами и предметами быта, взяли курс во вражеский тыл. Их сопровождали истребители, появившиеся над аэродромом. Присутствовавший здесь командир авиаполка пояснил:

— Они будут охранять транспортные самолеты весь период пребывания их в воздухе, до возвращения в полк.

Красиков обратился к нему:

— Товарищ подполковник, благодарю вас и личный состав полка за оперативность в подготовке рейсов самолетов, с нетерпением ожидаемых партизанами. Спасибо! — он «козырнул», а тот ответил, тоже взяв «под козырек». Затем последовало их крепкое рукопожатие.