Глава восемнадцатая Контрреволюция

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава восемнадцатая

Контрреволюция

Когда Пепин Бош со своей супругой Энрикетой в июле 1961 года прибыл в Майами, то обнаружил, что эмигрантская община в городе, и без того живущая бурной жизнью, так и кипит от интриг против Кастро. Бывшие военные-batistiano то заключали союзы, то ссорились с теми, кто поддерживал бывшего президента Карлоса Прио, а разочарованные fidelistas сговаривались с агентами ЦРУ, чтобы обсудить поставку оружия и сценарии вторжения. Правительство США рассчитывало, что кубинцы сами восстанут и свергнут режим Кастро, и на этот случай ЦРУ организовало «Демократический революционный фронт» («Frente Revolucionario Democr?tico», ДРФ) – большую и неповоротливую группировку, которая, по мысли создателей, должна была объединить разрозненные фракции изгнанников в поддержку эмигрантских военных сил.

Даниэль Бакарди и другие оставшиеся на Кубе по-прежнему цеплялись за свою веру в Фиделя Кастро, однако Пепин Бош, покидая остров, уже был готов поддерживать заговоры ЦРУ. Агенты США немедленно заручились его помощью. В сентябре 1960 года Бош навестил дипломата Ричарда Кушинга, сотрудника американского посольства в Мехико. Кушинг хотел получить отчет о положении на Кубе, где он служил в течение пяти лет в эпоху Батисты, и ему нужен был совет Боша по поводу того, как можно подорвать режим Кастро и кто может возглавить движение сопротивления. У Боша на этот счет сложилось вполне определенное мнение, и он не стеснялся им делиться.

Согласно телеграмме, отправленной из посольства по поводу встречи с Бошем, он не мог сказать «ничего хорошего» о руководителях «Frente Revolucionario Democr?tico» в Майами, хотя и похвалил Эдуардо Мартина Элену, бывшего полковника кубинской армии, которому руководство ДРФ поручило надзор над обучением эмигрантских ополченцев, которые должны были вторгнуться на Кубу. Мартин Элена был командующим кубинским военным гарнизоном в Матанзасе в 1952 году и отважно противостоял перевороту Батисты, чем и заслужил восхищение Боша. «Бош так восхищен [Мартином] Эленой как лидером, — докладывал Кушинг, — что, несмотря на то, что ему уже почти шестьдесят и он отчасти калека, готов сам присоединиться к рядам ополченцев и участвовать в любом вторжении, которым будет руководить Элена».

На самом деле Бошу было уже шестьдесят два. Дел, связанных с «Бакарди», у него было выше головы, так что не стоило обращать внимание на его похвальбу, что он-де пойдет добровольцем в эмигрантское ополчение. Однако в ближайшие несколько лет Бош и вправду не жалел времени и денег на борьбу с Фиделем Кастро. Он не только спонсировал пропагандистские кампании, направленные на то, чтобы настроить общественное мнение американцев против Кастро, но и финансировал диверсии и саботаж в пределах Кубы. Его политика претерпела радикальные изменения. На Кубе деятельность Боша была идеалистической и рассчитанной на дальнюю перспективу, а в изгнании он стал более мстительным, и его представление о гражданском долге сводилось теперь лишь к гневной решимости свергнуть Кастро любыми средствами.

* * *

Многие американцы, жившие вне Майами, были по-прежнему очарованы Фиделем Кастро и его революцией. В воображении американцев Куба всегда была окружена ореолом романтики и приключений, а харизматичный бородатый президент предоставлял журналистам массу зрелищного материала — например, когда он объезжал кубинские деревни в открытом джипе, произносил многочасовые пламенные речи перед восторженными толпами, далеко за полночь курил сигары и обсуждал кризис империализма с заезжими знаменитостями и лидерами мирового масштаба. Зарубежных журналистов завораживало то, что корреспондент «Си-Би-Эс Ньюс» Роберт Табер в 1961 году назвал «человечностью» кубинской революции, бросающейся в глазах на митингах fidelista.

Вот, к примеру, свирепого вида rebelde с кустистой бородой, вооруженной пистолетом-пулеметом и громадным револьвером в придачу. Из кармана его рубашки торчит большая губная гармошка. Его спутник, такой же свирепый и волосатый, ест эскимо на палочке и весело улыбается, а Фидель со своим знаменитым юмором втолковывает что-то старику из толпы, который жалуется, что до сих пор не получил свою корову.

Американский социолог С. Райт Миллс летом 1960 года объехал Кубу, а вернувшись, написал хвалебную книгу о революции под названием «Послушайте, янки!».

Книга была написана доступным, популярным языком, — Миллс перенял эту интонацию у кубинцев, с которыми путешествовал, — и разошлась в первые месяцы после публикации тиражом в четыреста тысяч экземпляров.

Сторонникам Фиделя Кастро в США казалось, будто эмигрантская община на юге Флориды подняла такой шум только потому, что люди, утратившие привилегированное положение в кубинском обществе, обозлились на режим и не желали поддерживать социально-экономические реформы на острове. Герберт Мэтьюс, корреспондент «Нью-Йорк Таймс», который за четыре года до этого брал интервью у Фиделя Кастро в горах Сьерра-Маэстра, в феврале 1961 года по-прежнему защищал его — даже после того, как Пепин Бош и другие его старинные кубинские друзья обратились против революции. В интервью радиостанции «Дабл Ю-Би-Эй-Ай» — общественной радиостанции в Нью-Йорке — Мэтьюс восхвалял правительство Кастро за социально-экономические реформы, отметал все обвинения Кастро в коммунизме и стыдил правительство США и эмигрантскую общину за то, что они так враждебно относятся к революционному режиму.

Прошло несколько недель, и Корлисс Ламонт, состоятельный нью-йоркский социалист, отец которого был деловым партнером Дж. П. Моргана, написал в «Нью-Йорк Таймс» письмо с критикой тех, кто навешивал на кубинское правительство ярлык «коммунистического» исключительно на основании радикальных реформ сельского хозяйства и промышленности и торговых соглашений с СССР и коммунистическим Китаем.

Устойчивый энтузиазм по поводу Фиделя Кастро среди ведущих американских журналистов и интеллектуалов несказанно раздражал Пепина Боша. Всего два года назад именно Бош утверждал, что Герберт Мэтьюс сможет изложить историю Кастро «с кубинской точки зрения», — но это было до того, как Фидель Кастро резко свернул влево.

Услышав комментарии Мэтьюса на «Дабл Ю-Би-Эй-Ай», Бош написал Мэтьюсу личное письмо, умоляя его пересмотреть идиллические представления о революции Кастро. «В глазах Фиделя вы равны армейской дивизии, — писал Бош, — так что завоевать вас для него настоящая победа».

Во времена борьбы против Батисты Бош был главным источником сведений о Кастро и главным его адвокатом для многих американских журналистов, в том числе и для Роберта Табера из «Си-Би-Эс», Джея Маллина из «Тайм», Жюля Дюбуа из «Чикаго Трибьюн» и Руби Харт Филлипс и Гомера Бигарта из «Нью-Йорк Таймс», как и для Герберта Мэтьюса. В изгнании Бошу стало понятно, что он может воспользоваться своими связями и влиянием на американские СМИ, чтобы донести до американцев свои новые идеи — что Фидель Кастро предал тех, кто поверил обещаниям революции, и теперь строит на Кубе коммунистическую диктатуру. Примерно через неделю после письма к Мэтьюсу Бош послал в «Нью-Йорк Таймс» пространное послание, где утверждал, что хочет «развеять некоторые заблуждения» относительно «так называемой кубинской революции». Он не стал править свою статью в соответствии с критериями колонки «писем читателей» на редакционной странице, а воспользовался платным рекламным пространством «Бакарди» и поместил там свое письмо под логотипом фирмы. Обращаясь к редактору «Нью-Йорк Таймс», Бош пожаловался и на комментарии «вашего» Герберта Мэтьюса, и на письмо Ламонта: По моим представлениям, ни мистер Мэтьюс, ни мистер Ламонт не понимают, что на самом деле происходит на Кубе, — или не желают этого понять.

Ибо господин Кастро во имя коммунизма привел свой народ к нищете, болезням, рабству, утрату той веселости и жизнерадостности, которые всегда отличали характер кубинцев. Кастро мог бы легко и просто даровать своей стране свободу и справедливость — и возможность стремиться к счастью. Он мог бы предложить своему народу образование в свободном обществе — и мог бы даже удвоить доход страны всего за несколько кратких лет. Вместо этого он разбазарил наше национальное достояние и практически все материальные и духовные ценности моей страны.

К тому времени, когда Бош опубликовал свое открытое письмо, восстание крестьян в горах Эскамбрай и подпольное движение сопротивления в Гаване были полностью подавлены. Эмигрантская армия, организованная ЦРУ, стала последней надеждой для тех, кто хотел свергнуть режим Кастро. Бош получал самые свежие сведения о планах вторжения от Поло Миранды, бывшего управляющего пивоварней «Атуэй» в Манакасе. Миранда еще на Кубе обратился против Кастро — когда-то он поддерживал партизан из «М-26–7», а теперь покупал и переправлял оружие для крестьян в горах Эскамбрай, восставших против Кастро. В июне 1960 года агент ЦРУ Бернард Бейкер в своем отчете назвал Миранду «превосходным» кандидатом для исполнения заданий ЦРУ. Миранда покинул Кубу до того, как стал работать на ЦРУ, в США он стал участником самых разных акций, организованных Управлением, а в Майами его работа у «Бакарди» в основном сводилась к тому, что он служил посредником Боша в общении с эмигрантскими группировками, борющимися против Кастро.

Организация эмигрантской армии была делом непростым, в основном из-за нерасторопности ЦРУ. Некоторых популярных эмигрантских лидеров отстранили от работы с армией, поскольку сочли слишком левыми. Любимый командир Пепина Боша полковник Эдуардо Мартин Элена удалился от дел, когда американские агенты, занимавшиеся организацией армии, запретили ему контактировать с теми самыми кубинскими подразделениями, которые он, как предполагалось, должен был возглавить.

Однако к началу 1961 года у эмигрантов, желавших биться с Фиделем Кастро с оружием в руках, в сущности, не осталось выбора — они должны были примкнуть к силам ЦРУ, которые готовились вторгнуться на Кубу. Среди добровольцев было трое молодых людей из клана Бакарди. Двое из них приходились внуками Эмилио Бакарди Моро — это был Хосе Бакарди, сын Эмилио Бакарди Роселла, и Роберто дель Росаль, внук Марины Бакарди Капе. Третьим был племянник Поло Миранды, бывший студент-юрист по имени Хохе Мас Каноса, бойкий молодой человек, которому предстояло впоследствии стать видной фигурой в кубинской эмигрантской общине.

Когда юноши присоединились к эмигрантскому ополчению, им было около двадцати одного года; они знали друг друга еще по Сантьяго и добились, чтобы их отправили в одно подразделение. Они входили в отряд, который должен был высадиться в провинции Ориенте, чтобы совершить диверсию и тем самым подготовить высадку основных сил в заливе Свиней. Прибыв к месту назначения, мальчики Бакарди провели две ночи на судне, битком набитом солдатами, у кубинского побережья, дожидаясь сигнала о высадке. Этот сигнал был получен на вторую ночь, и занервничавшие юноши приготовились двигаться, надев тяжелые рюкзаки и взяв ружья наизготовку. Однако в последнюю минуту операцию отменили: командиру донесли, что правительственные солдаты заметили судно и были готовы перебить отряд, как только он окажется на берегу.

Кузены Бакарди и их друг Хорхе так и не ступили на кубинскую землю.

* * *

Попытка разжечь восстание против Кастро стала повторением цикла кубинской истории. Во-первых, кубинцы, которые взяли в руки оружие, чтобы противостоять режиму Кастро, поддерживали давнюю повстанческую традицию на острове. В девятнадцатом веке кубинские повстанцы трижды вели войну против испанских угнетателей, а в первой половине двадцатого произошло как минимум пять вооруженных восстаний. Готовность добиваться политических целей насильственными средствами была присуща национальной культуре Кубы. Во-вторых, для движения против Кастро были характерны мелочные внутренние раздоры — и это очень напоминало то, как разбивались на фракции кубинские политические партии в предыдущие десятилетия; собственно, это и привело к возвышению диктаторов. Наконец, оппозиция запятнала свою репутацию тесным сотрудничеством с правительством США — это был еще один давно наболевший вопрос в неровном политическом развитии Кубы. Островные националисты давно протестовали против «платтовской ментальности» тех кубинцев, которые искали у США политического руководства, — примерно как кубинские законодатели, которые поддержали поправку 1901 года, давшую США официальное право вмешиваться во внутренние дела Кубы.

Непримиримые разногласия между эмигрантскими лидерами и их зависимость от помощи Соединенных Штатов были только на руку Фиделю Кастро и позволило ему клеймить своих противников никчемными лакеями американского империализма. Более того — казалось, Кастро едва ли не приветствует попытки свернуть его правительство.

«Революция, на которую не нападали, — писал он в статье в 1961 году, — прежде всего не была бы настоящей революцией». Лишь обнаружив, что появилась подлинная контрреволюция во главе с теми, кого Кастро считал своими врагами, он мог считать, что преобразил Кубу именно так, как хотел. Любые политические достижения, против которых не возражали бы кубинские капиталисты, высшее общество острова и американское правительство, его не устраивали. «Революция, перед которой не стоит враг, рискует заснуть на лаврах», — писал Кастро[16].

Со своей стороны, Пепин Бош и другие эмигранты, стремившиеся подорвать режим Кастро, не особенно возражали против ярлыка «контрреволюции». Они и вправду были готовы противостоять кубинской революции в той мере, в какой ее характеризовали антиамериканизм и государственный социализм. Посвятив себя этой цели, они преследовали собственные интересы и отстаивали принципы, которых придерживались как кубинцы, а не подчинялись приказам американского правительства. Конечно, главный вопрос — смогли бы они бросить вызов Кастро, если бы США их не поддерживали.

Большинство были уверены, что не смогли бы.

* * *

Президент Джон Ф. Кеннеди унаследовал «проблему Кастро» у администрации Эйзенхауэра, однако и сам стремился свергнуть марксистский режим не меньше своего предшественника, а может быть, и больше. Прерогативу решать этот вопрос он предоставил в основном своему брату — генеральному прокурору Роберту Ф. Кеннеди.

После поражения в заливе Свиней в апреле 1961 года генеральный прокурор распорядился, чтобы ЦРУ разработало новый план борьбы с Кастро. В итоге была разработана «операция «Мангуст»», секретная программа действий, сосредоточенная в основном на диверсиях с целью подорвать экономику Кубы и тем самым ослабить режим Кастро. Осуществлять программу следовало в тандеме с эмбарго на всякую торговлю с Кубой, введенным в феврале 1962 года.

За следующие девять месяцев были потрачены свыше пятидесяти миллионов долларов на одну из самых нелогичных и возмутительных инициатив в истории внешней политики США. Акции, запланированные в рамках операции «Мангуст», варьировались от порчи кубинских урожаев до организации «провокаций», которые затем могли бы стать поводом для американского вторжения. Была предусмотрена и категория «психологических диверсий» — разработчики «Мангуста» задумали сбросить над Кубой с самолетов груз туалетной бумаги, которая была тогда на Кубе в большом дефиците, рассчитывая, будто кубинский народ будет благодарен, что США пришли к нему на помощь. Кроме того, сотрудники ЦРУ наладили контакты с главарями организованной преступности с целью заказать убийство Кастро. Один агент ЦРУ даже доставил отравленные пилюли видному мафиозо в Майами, который, в свою очередь, должен был передать их своему связному на Кубе. Лишь немногие из этих акций продвинулись дальше стадии планирования, и результатом операции «Мангуст» стало лишь то, что Фидель Кастро теперь располагал фактами, в том числе и анекдотическими, в подтверждение своих постоянных заявлений, что-де США строят против него козни, а глубокие экономические проблемы Кубы вызваны исключительно подрывной деятельностью Соединенных Штатов.

Вскоре помощник Кеннеди Артур Шлезингер отказался от идеи операции «Мангуст» как от «глупой и нелепой», однако конец ей был положен лишь после того, как «проблема Кастро» сменилась другой, куда более опасной — угрозой ядерной войны. В октябре 1962 года, после того как американские самолеты-шпионы обнаружили на Кубе ядерные ракетные базы, США и СССР почти две недели стояли на пороге ядерного конфликта, а Фидель Кастро убеждал советского лидера Никиту Хрущева не отступать ни на шаг[17]. В письме, разрешившем кризис, президент Кеннеди заверил Хрущева, что если он уберет ракеты, США отменят вторжение на остров.

Теоретически подобные заверения не мешали секретным подрывным операциям, однако администрация Кеннеди, едва избежав конфронтации с СССР, сочла за лучшее прекратить всяческую деятельность ЦРУ на Кубе, по крайней мере временно. Если бы агенты ЦРУ были пойманы на острове с поличным, Советский Союз получил бы законное право размещать на Кубе свои ракеты — это была бы разумная мера защиты своего союзника от нападения США.

Несколько месяцев спустя администрация Кеннеди возобновила секретную программу противодействия Кастро, но на сей раз ее целью было лишь «саботировать или замедлять процессы установления мирных настроений среди населения и консолидации и стабилизации коммунистического режима Кастро». Новая программа поддерживала лишь «отдельных лиц и автономные группы из числа кубинских эмигрантов». Операций под руководством ЦРУ, осуществляемых полностью контролируемыми агентами, больше не намечалось. Настала пора дать волю кубинским эмигрантам.

* * *

Вскоре по прибытии в Майами Пепин Бош согласился на предложение ЦРУ присоединиться к Демократическому революционному фронту, который впоследствии был переименован в Кубинский революционный совет («Consejo Revolucionario Cubano»), однако деятельность его руководства никогда не производила на Боша особого впечатления, и всякого рода собрания он посещал от случая к случаю. В первые два года после отъезда с Кубы он был практически полностью поглощен делами «Бакарди». Бош и его юристы отстаивали в судах по всему миру семейное право собственности на марку рома «Бакарди». Он наблюдал за строительством и работой новых заводов в Бразилии и Мексике и за перемещением головной конторы компании на Багамы. Он помогал членам семьи и ветеранам «Бакарди» наладить жизнь вне Кубы и искал работу для тех, кому нужны были деньги. Завод в Бразилии требовал такого внимания, что Бош даже принял бразильское гражданство, — между прочим, об американском гражданстве он даже не задумывался.

Лидеры эмиграции так много спорили и ссорились, что Бош завоевал особый престиж благодаря тому, что всегда стоял выше раздоров и прославился на юге Флориды в основном как предприниматель, который щедро жертвует средства на поддержку кубинской эмиграции — и, разумеется, как глава «Бакарди». Компания занимала среди кубинцев-эмигрантов почетное место не только благодаря своей истории, но и потому, что она пережила экспроприацию Кастро и в результате стала лишь сильнее. В конце 1961 года, когда Фидель Кастро потребовал «компенсации» за освобождение 1200 ополченцев, попавших в плен в заливе Свиней, Бош пожертвовал почти сто тысяч долларов из средств «Бакарди» в частный фонд, чтобы купить пленникам свободу. ««Бакарди» не может повернуться спиной к патриотам, которые попали в плен в заливе Свиней, когда защищали свободу Кубы», — объявил он.

К концу 1962 года Бош был готов лично принять более активное участие в борьбе против Кастро. Благополучное разрешение ядерного кризиса в октябре положило конец подрывной деятельности под эгидой правительства США, но Бош по-прежнему был убежден, что свергнуть Кастро можно только силой. И тогда он совершил самый отчаянный и отважный шаг как лидер эмигрантов — решил сам тайно финансировать и организовать вторжение на Кубу. Его тридцатисемилетний сын Карлос узнал о планах отца лишь случайно. В то время Карлос пытался открыть в Майами фирму, которая занималась бы воздушными перевозками грузов, приобрел старый грузовой самолет DC-4 и нанял пилотов, чтобы летать на нем по Карибскому бассейну и Южной Америке.

Однако, к его досаде, американское правительство постоянно отказывало ему в разрешении открыть дело. Когда Карлос пожаловался отцу на свои сложности с чиновниками от авиации, Пепин понимающе кивнул.

— Гм, — протянул он, — наверное, это из-за того, что у меня есть самолет в Коста-Рике.

Карлос совершенно не понимал, о чем говорит его отец, а когда выяснил, в чем дело, был совершенно огорошен: оказалось, Бош собирался бомбить кубинские нефтеперерабатывающие заводы с воздуха. Он рассчитал, что подобные действия практически не чреваты потерями среди мирного населения. Если операция увенчается успехом, электростанции, работающие на нефтяном топливе, придется остановить, и электроснабжение острова будет парализовано. Продолжать повседневные занятия станет невозможно, и это подготовит почву для восстания. Бош не поставил в известность о своих планах никого, в том числе своих знакомых из ЦРУ, а между тем уже успел тайно приобрести бомбардировщик «Дуглас В-26» — использовав в качестве подставного лица при покупке одну страховую компанию, — и переправить его в Коста-Рику, правительство которой в то время содействовало любым планам кубинской эмиграции, направленным против Фиделя Кастро. Теперь оставалось нанять пилота, готового осуществить миссию.

Это должно было быть нетрудно. Бомбардировщики «В-62», они же «Invaders» — «Захватчики», — широко использовались и во время Второй Мировой, и во время Корейской войны, и именно на них кубинские пилоты-эмигранты осуществили серию бомбардировок за два дня до операции в заливе Свиней.

1 марта 1963 года неизвестный (не Бош) связался с кубинским пилотом-эмигрантом по имени Гастон Берналь и предложил заплатить ему за осуществление нефтяной миссии.

Кто дает деньги, пилоту не сказали. Берналь в то время сотрудничал с организованным ЦРУ Кубинским революционным советом и немедленно сообщил об этом главнокомандующему Совета, который, в свою очередь, передал эти сведения в ЦРУ. По данным ЦРУ, Берналю сообщили, что бомбардировка намечена на вторую половину марта, хотя точная дата и цель остаются на усмотрение Берналя. Миссии содействовали правительство Коста-Рики, которое пообещало укрыть пилота на своей территории, и военно-воздушные силы Никарагуа — они предоставляли команду, которая должна была установить на самолет специальные направляющие для двенадцати ракет и шести 260-фунтовых бомб. По завершении миссии, как сказали Берналю, анонимный спонсор обеспечит ему безопасное возвращение на базу. Очевидно, этих обещаний Берналю было недостаточно. В отчете ЦРУ отмечалось, что Берналь отверг предложение, так как миссия, по его мнению, была «самоубийственной».

ЦРУ быстро определило, что за планами бомбардировки нефтеперерабатывающих заводов стоит Пепин Бош. (Так что не стоит удивляться, что его сыну Карлосу не позволили организовать авиаперевозки на юге Флориды — правительство США хотело быть уверенным, что это не связано с подрывными планами его отца). Однако служащие Управления не стали немедленно вмешиваться в планы Боша и пресекать его операцию в зародыше. Если бы она увенчалась успехом, то стала бы отличным примером «независимой» деятельности эмигрантов, которую администрация Кеннеди решила если не поощрять, то по крайней мере допускать. Во время обсуждения новой тайной программы в Белом доме было подчеркнуто, что «нефтеперерабатывающие заводы и электростанции представляют собой особенно удачные цели». Однако в конечном итоге идея бомбардировок так и не была воплощена. Не нашлось ни пилота-добровольца, ни необходимого снаряжения, а когда правительство Коста-Рики стало все больше беспокоиться по поводу готовящейся операции, Бош отказался от задуманного, а свой «В-26» передал местным властям[18].

Впоследствии мысль о том, что уважаемый кубинский бизнесмен тайно приобрел военный самолет и собирался организовать бомбежку нефтеперерабатывающего завода в своей родной стране, возмущала многих историков, однако в контексте массированного противостояния Фиделю Кастро в 1963 году деятельность Пепина Боша вполне можно расценивать как ответственный поступок. Многие другие лидеры кубинской эмиграции, которые тоже были прогрессивными патриотами, в том числе бывшие президенты Карлос Прио и Мануэль Уррутия и бывшие члены самого правительства Кастро, тоже строили похожие планы или по меньшей мере их поддерживали. К 1963 году антикоммунистические американские либеральные и интеллектуальные круги, с которыми был тесно связан и сам Бош, благосклонно смотрели на «конттреволюционную» деятельность.

Параллельно с планированием бомбардировки Бош обеспечил большую часть финансов, необходимых для создания «Гражданского комитета за свободную Кубу» в Вашингтоне — эта организация была основана в апреле 1963 года с целью вызвать «общенациональное обсуждение проблемы Кубы и угрозы, которую представляет для обеих Америк ее коммунистический режим, а также мер, которые следует предпринять для его свержения». В комитет входили самые известные общественные деятели, в том числе драматург, журналист и дипломат Клэр Бут Люс, профессоры Сидней Хук и Ханс Моргентау, адмирал Арли Берк, юрист и друг семьи Кеннеди Уильям ванден Хойвель, физик Эдвард Теллер и Джей Лавстон, один из руководителей основного профсоюзного объединения США АФТ-КПП. Прошло всего несколько месяцев с момента создания организации, и она уже отстаивала «помощь кубинским борцам за свободу» и лоббировала, согласно записям ее секретаря, «те силы в администрации [Кеннеди], которые готовы занять активную либерационстскую позицию» по отношению к Кубе.

Поскольку в Комитет «За свободную Кубу» входили такие видные фигуры, вскоре он привлек внимание конгресса США. Однако некоторым чиновникам из администрации президента не нравилось, что Комитет подливает масла в огонь и без того жарких внутренних дебатов в конгрессе по поводу отношений с Кубой. Еженедельный новостной листок Комитета, составлявшийся в основном на основании данных, полученных от эмигрантов, зачастую содержал непроверенные сведения о том, что происходит на Кубе.

Джон Кримминс, служащий Госдепартамента США, выполнявший функции связного с эмигрантами в Майами, сообщил комиссии конгресса, что «крайне огорчен» содержанием новостного листка. «Я обнаружил, что в нем, в сущности, содержится, я бы сказал, обычная информация из эмигрантских источников, — сказал Кримминс. — Там были фактические ошибки».

В своих показаниях конгрессу Кримминс сообщил и о том, что главным спонсором Комитета был Пепин Бош, и назвал его «одной из главных фигур в [кубинской] эмигрантской общине — и в смысле финансовой поддержки, и в смысле влияния». Более того, в ближайшие несколько лет агенты ФБР и сотрудники ЦРУ то и дело встречали имя Боша в докладах об эмигрантской деятельности. Глава «Бакарди» был одним из немногих эмигрантов, которые выехали с Кубы с деньгами в банке, и был готов тратить огромные суммы на борьбу с Кастро. В апреле 1963 года сотрудники ЦРУ уведомили Белый дом о том, что новая политика поддержки «независимой» деятельности эмиграции неизбежно приводит к «акциям, не соответствующим нынешней политике США». Пепин Бош как известный независимый финансист был в числе тех, чьими действия ЦРУ считало нужным прослеживать. Идеологически глава «Бакарди» оставался верным прогрессивному политическому мировоззрению, которым издавна славились и фирма, и семья Бакарди на Кубе, однако теперь Бош был настолько одержим идеей отстранить Фиделя Кастро от власти, что то и дело рисковал нарушить закон.

В ноябре 1963 года Соединенные Штаты потрясло убийство Джона Ф. Кеннеди.

Эта трагедия подкосила оптимистичное настроение, которое он поддерживал, и нанесло нации неизлечимую рану. Ходили упорные слухи о «руке Кубы». Говорили, что Фидель Кастро приказал убить Кеннеди в отместку за направленные против него планы, которые строила против него администрация президента. Другая теория винила во всем кубинских эмигрантов, которые якобы были возмущены тем, что из-за Кеннеди операция в заливе Свиней в последний момент осталась без поддержки американской авиации, а затем президент согласился с тем, чтобы после Карибского кризиса были отменены все планы по вторжению. Так или иначе, американцы больше не желали слышать о всяческих тайных заговорах. Пепин Бош и другие лидеры кубинской эмиграции обнаружили, что за их конспиративной деятельностью стали следить еще пристальнее.

В мае 1964 года один из информантов ЦРУ на Кубе предупредил Управление, что эмигранты планируют заплатить мафии 150 000 долларов за убийство Фиделя Кастро, Рауля Кастро и Че Гевары. ЦРУ сочло, что финансировал операцию, вероятно, Пепин Бош. Информант, который работал у кубинского магната (и знакомого Боша) Теофило Бабуна, выходца из Сантьяго, занимавшегося транспортировками грузов, сообщил, что Бабуна навестил некто Байрон Камерон, работавший в той же сфере, и намекнул, что знаком с людьми, которые могут организовать покушение. Бабун будто бы согласился помочь собрать средства на операцию и в апреле отправил одного своего работника к кубинскому промышленнику, который, как предполагалось, скорее всего согласится также помочь деньгами — к Пепину Бошу. Другой информант, якобы близкий к заговору, доложил, что Бош согласился выделить пятьдесят тысяч долларов из собственных средств. Информант заявил, что Бош «полагает, что в кубинской ситуации быстрых перемен к лучшему можно добиться только посредством физического уничтожения Фиделя Кастро, а это вполне может стоить 150 000 долларов». В докладе ЦРУ, посвященном этому заговору, говорится, что Бош «надеялся получить возмещение убытков от правительства США или из других источников».

Настойчивое упоминание имени Пепина Боша в связи с предполагаемым покушением, естественно, не могло не привлечь внимания властей, и следующий отчет дошел до самой верхушки американской бюрократии. В июне меморандум о полученных данных за подписью заместителя директора ЦРУ Ричарда Хелмса был отправлен в Белый дом, в Государственный департамент, в Разведывательное управление министерства обороны и генеральному прокурору Роберту Кеннеди. Служащий Белого дома Гордон Чейз переслал копию меморандума своему начальнику Макджорджу Банди, советнику по национальной безопасности президента Линдона Джонсона, с сенсационной припиской:

«заговор с целью убийства Кастро, в котором должны участвовать американские мафиозные элементы и который должен финансировать Пепин Бош». Не прошло и недели, как Государственный департамент велел своему сотруднику в Майами Джону Кримминсу пресечь заговор, а Роберт Кеннеди приказал ЦРУ расследовать участие Боша и остальных подозреваемых в этом заговоре. Если бы подготовка операции продолжилась при финансировании Боша, ему, вероятно, было бы предъявлено обвинение в незаконной подпольной деятельности.

В июле агенты ФБР явились к Бошу в контору «Бакарди» в Майами и предупредили его, что он имеет право хранить молчание, но все, что он скажет, может быть использовано против него в суде, и что он имеет право перед тем, как говорить с ними, проконсультироваться с адвокатом. Бош ответил, что не нуждается в подобной юридической страховке, и добровольно рассказал все, что ему было известно о планах по устранению Кастро. Он сказал, что к нему пришли два кубинских эмигранта с историей о том, что мафия готова организовать убийство братьев Кастро. Бош заверил агентов ФБР, что не стал бы «ни при каких обстоятельствах» способствовать каким бы то ни было политическим убийствам, но добавил, что пообещал двум визитерам-кубинцам «обдумать» их просьбу о финансировании. Бош объяснил, что тем самым хотел выгадать время, чтобы доложить ЦРУ о готовящемся покушении, что он, по его словам, немедленно и сделал.

Тэд Шакли, начальник отделения ЦРУ в Майами, к тому времени тесно сотрудничал с Пепином Бошем и был одним из тех, кто уговаривал Боша принять участие в работе организованного ЦРУ «Consejo Revolucionario Cubano». Шакли, со своей стороны, подтвердил, что Бош приходил к нему рассказать о планах по устранению Кастро, хотя, похоже, эти планы Боша особенно не пугали. Более того, Шакли припоминал, что Бош даже предлагал, чтобы ЦРУ приняло участие в финансировании предполагаемой мафиозной операции, о чем говорилось и в первоначальных заявлениях информантов. Однако не было ни малейших улик в пользу того, что Бош придал предложению мафии какое бы то ни было значение и вообще задумывался о нем.

Долгое время Пепин Бош действовал независимо, однако в 1964 году пересмотрел свою позицию, так что предполагаемый заговор с целью убийства Кастро не соответствовал его нынешним представлениям о том, как следует бороться с режимом Кастро. Провал плана по бомбардировкам нефтеперерабатывающих заводов на Кубе год назад преподал Бошу важный урок: акции одиночек цели не достигнут. Чтобы у кубинских эмигрантов была хоть какая-то возможность свергнуть Кастро, нужно было объединиться. Бош пришел к выводу, что операция с шансами на успех может быть предпринята лишь усилиями всех оппозиционных сил сообща.

Объединение сил оппозиции было нелегкой задачей. «Consejo Revolucionario Cubano», в сущности, распался, когда его лидеры заявили, что правительство США нарушило слово, отказавшись поддержать второе вторжение на Кубу. Бош предложил, чтобы вместо прежнего военизированного директората Совета сами же эмигранты демократическим путем избрали штатское руководство, которое будет надзирать над любыми военными операциями, какие сочтет необходимыми для «освобождения» Кубы.

По его мысли, нужно было созвать ассамблею из нескольких десятков видных эмигрантов, которая затем номинировала бы пять человек в качестве представителей всех кубинцев, живущих вне Кубы. Затем вся эмигрантская община (кто именно в нее входит, определялось неким цензом) участвовала в референдуме по почте и решала, поддержать заявленный список кандидатов или нет. Если список будет одобрен, номинированные представители эмиграции составляли директорат, наделенный правом надзирать над военными операциями и вести дела с администрацией США и зарубежными правительствами от имени всей кубинской эмигрантской общины. Бош лично вкладывал в проект референдума пятьдесят тысяч долларов.

Глава «Бакарди» представил свой план в ноябре 1963 года на многолюдной прессконференции в банкетном зале отеля «Эверглейдс» в центре Майами. Стоящий за столом в окружении двадцати членов «комиссии по референдуму» лысый бизнесмен в очках вполне мог обращаться к собравшимся на торжественный обед членам Ротари-клуба.

Бошу было уже шестьдесят пять, и голос у него стал еще тише, хотя взгляд за стеклами очков был по-прежнему тверд и пронзителен, а слегка покровительственная манера держаться с годами не смягчилась. Бош говорил медленно и серьезно, тщательно подбирая слова. «Новый орган, — шептал он в микрофон, — продемонстрирует нашу несгибаемую волю и мечту о восстановлении свобод, задушенных тиранией Красных».

Один журналист спросил, окажется ли сам Бош в числе представителей эмигрантов. На это Бош еле заметно улыбнулся и достал сигарету.

— Я — нет, — сказал он и сделал паузу, чтобы прикурить. — Во-первых, я — автор идеи.

Во-вторых, я уже староват для такого насыщенного расписания.

Четыре месяца спустя Бош созвал ассамблею из шестидесяти кубинцев и однойединственной кубинки — все они были отобраны комиссией по референдуму под руководством Боша. После девятичасового совещания в новом здании «Бакарди» на бульваре Бискейн в центре Майами ассамблея избрала пятерых человек, которые должны были составить Representaci?n Cubana del Exilio — Представительство кубинцев в изгнании (ПКИ), — и действовать от имени кубинской диаспоры. Военными делами должен был ведать Эрнейдо Олива, чернокожий кубинец тридцати одного года, профессиональный солдат, бывший заместителем главнокомандующего во время операции в заливе Свиней.

Кроме него в число представителей вошли бывший специалист по трудовому законодательству, профсоюзный лидер и бухгалтер. Пятым представителем, избранным после того, как один из номинантов вышел из состава ПКИ, стал двадцатичетырехлетний Хорхе Мас Каноса, красивый и энергичный племянник помощника Пепина Боша Поло Миранды. Мас в то время был простым молочником из Майами, однако после участия в операции в заливе Свиней он восемь месяцев проходил обучение на военной базе Форт-Беннинг в Джорджии и рвался принять участие в эмигрантских военных операциях.

Годом раньше Бош просил Маса помочь ему с организацией бомбардировки на «В-26» с территории Коста-Рики.

«Комиссия по референдуму» под началом Боша собрала имена и адреса около семидесяти пяти тысяч кубинских эмигрантов по всему миру, и всем им были разосланы бюллетени для голосования. Два месяца спустя примерно сорок две тысячи из них вернулись в Комиссию. Результаты напоминали итоги выборов Фиделя Кастро: 40 905 голосов «за» и лишь 979 «против». Критика не заставила себя ожидать. Некоторые члены бездействующего «Consejo Revolucionario Cubano» назвали произошедшее «псевдореферендумом», поскольку «голосующим не оставили выбора, кроме как признать или отвергнуть власть синьора Боша». Правая газета «Patria», связанная со сторонниками Батисты, высмеяла результаты референдума и подняла болезненный вопрос о том, как Бош когда-то финансировал Фиделя Кастро. «Референдум Пепина Боша показал, что со своими деньгами — или с деньгами фирмы «Бакарди» — он может делать все, что ему заблагорассудится, и выставлять эмигрантов на посмешище, — писала «Patria». — Теперь у нас есть очередная эмигрантская организация, казначеем которой станет Пепин Бош, — подобно тому, как он был казначеем «26 июля»». Тем не менее руководство ПКИ вскоре продемонстрировало серьезность своих намерений — провело пресс-конференции в Майами и Вашингтоне и подчеркнуло готовность действовать от имени всей эмиграции, невзирая на политические пристрастия. Лидеры ПКИ обратились к Организации американских государств за военной помощью и сказали, что будут организовывать партизанские рейды на Кубе, как только получат возможность их профинансировать.

Пепин Бош сделал сбор средств на нужды ПКИ своей первоочередной задачей, и его имя стало ассоциироваться с кубинской конттреволюцией теснее имен всех прочих одиночек-лидеров эмиграции, — и при этом он занимался и делами своей фирмы по производству рома. «Все свое свободное время я помогаю Кубе, — сказал он репортеру «Майами Хералд» Дону Бонингу в августе 1964 года. — Я один из немногих кубинцев, у которых есть процветающее предприятие. Мне кажется, у нас есть обязательства перед нашей страной. Когда на чьей-то родине идет война, все обязаны делать все, что в их силах. Будь я моложе и здоровее — принял бы еще более активное участие». Бош повредил ногу при аварии на яхте в 1946 году, и старая травма причиняла ему с годами все больше страданий и заметно мешала ходить. Скромные манеры Боша произвели на Бонинга впечатление, и в своих комментариях к интервью он отметил, что Бош выглядел «не как миллионер и не как революционер, а скорее как отошедший от дел немолодой господин – такие частенько кормят голубей в Приморском парке».

* * *

Как директорат, который должен был действовать от имени всей кубинской эмиграции, ПКИ потерпел полный крах. Однако он послужил стартовой площадкой для двух самых важных и противоречивых фигур, порожденных миром кубинской эмиграции — это были Хорхе Мас Каноса и Луис Посада Каррилес. Один стал величайшим одиночным игроком в общине американских кубинцев и обладал такими связями и такими союзниками, которым позавидовал бы любой вашингтонский лоббист. Другой стал печально знаменит своей непримиримой подрывной деятельностью против Кастро – США и другие правительства считали его преступником-террористом, а Фидель Кастро – своим смертельным врагом.

История ПКИ должна была пойти другим путем. В августе 1964 года директорат ПКИ смело заявил, что организует «Кубинские освободительные силы», которые должны были вернуться на остров и биться за освобождение Кубы от правления Фиделя Кастро, как только удастся найти финансы и обеспечить транспорт. Два из пяти директоров ПКИ, главнокомандующий Эрнейдо Олива и ответственный за «внешнюю политику» Эрнесто Фрейре (бывший специалист по трудовому законодательству из Гаваны), вскоре после этого отправились в поездку по странам Латинской Америки в надежде заручиться военной помощью и найти место для организации военных операций ПКИ. Сначала они направились в Бразилию, рассчитывая, что контакты Пепина Боша с новым военным правительством могут оказаться им полезными, однако их усилия не принесли практически никаких плодов, кроме симпатии и моральной поддержки бразильских генералов. В Панаме они спросили у президента Марко Роблеса, могут ли пилотыдобровольцы ПКИ пользоваться местными полевыми аэродромами для тренировок.

Роблес ответил, что «это надо как следует обдумать». В Никарагуа кубинские эмигранты встретились с прежним президентом Луисом Сомосой, однако так и не смогли добиться встречи с его братом Анастасио, влиятельным генералом, который мог бы лучше всех поспособствовать их делам. В Коста-Рике, согласно отчету ЦРУ, Олива и Фрейре не смогли встретиться ни с кем из власть имущих, и им было «отказано в каком бы то ни было сотрудничестве с правительством Коста-Рики». Делегаты вернулись в Майами ни с чем.

Пепин Бош, согласившийся возглавить кампанию по сбору средств для ПКИ в кубинской эмигрантской общине, тоже не мог похвастаться достижениями.

Обескураженный вялой реакцией на свои просьбы, он стал понемногу сокращать собственную финансовую поддержку деятельности ПКИ. Бош по-прежнему позволял своему помощнику Поло Миранде служить администратором ПКИ, получая зарплату служащего «Бакарди», однако содержать все ПКИ как организацию так же, как и во время ее создания, он уже не хотел. Разочарованные неожиданными трудностями директоры ПКИ Олива и Фрейре отправились в Вашингтон за поддержкой правительства США.

Главной внешнеполитической заботой президента Линдона Джонсона и его администрации была ситуация во Вьетнаме, а не угроза со стороны Кастро на Кубе. Олива и Фрейре добились всего лишь однократного вливания 21 тысячи долларов от ЦРУ и обязательства Управления тайно давать восемь тысяч долларов в месяц на то, чтобы ПКИ не закрылось[19]. Однако средств, поступающих от ЦРУ, никак не могло хватить на организацию нового эмигрантского ополчения или на поддержку партизанских военных действий на Кубе. В марте 1965 года директорат объявил, что не в состоянии воплотить «военный проект», и предложил вернуть все вклады эмигрантов.

Тем не менее ПКИ сыграло важную роль, заложив основу выдающейся политической карьеры самого молодого из своих директоров Хорхе Маса Каносы, в прошлом — студенческого активиста, который пошел добровольцем в залив Свиней, а на момент избрания директором ПКИ был простым молочником. Позицией в директорате ПКИ Мас Каноса был обязан в основном своему дяде Поло Миранде, который работал администратором организации по заданию Пепина Боша, однако он быстро выдвинулся в ПКИ благодаря собственным качествам пламенного оратора — он гневно обличал Фиделя Кастро на публичных мероприятиях и регулярно выступал на испаноязычных радиостанциях. Дерзкий юный Мас в дымчатых роговых очках и рубашке с расстегнутым воротником и с роскошными черными кудрями выгодно выделялся на фоне более пожилых кубинцев в строгих костюмах и с тоненькими усиками, которые в то время преобладали в эмигрантской элите южной Флориды.

Поскольку Мас Каноса прошел обучение в американской армии и побывал добровольцем в заливе Свиней, военная подготовка заставляла его стремиться к более активным действиям. Пусть его организация не могла собрать деньги на полномасштабное вторжение на Кубу — Маса вполне удовлетворила бы и диверсия, и локальная партизанская операция. В мае 1965 года, через два месяца после того, как ПКИ объявило об отказе от «военных усилий», Мас организовал террористический акт — агент ПКИ бросил две самодельные гранаты в здание Института Мексиканско-российских культурных связей — просоветской организации в Мехико. Согласно дальнейшим отчетам ЦРУ, Мас похвалялся, что его агент сумел добраться до Мехико и вернуться в Майами, не вызвав ни малейшего интереса американских властей, хотя о его действиях в кубинской эмигрантской общине знали более или менее все. Масу не терпелось организовать новые операции, и он заключил союз с Луисом Посадой Каррилесом, тоже ветераном залива Свиней, с которым он близко познакомился, когда они вместе проходили обучение на базе Форт-Беннинг в Джорджии. Посада прошел обучение как специалист-подрывник, и Мас хотел воспользоваться его услугами для конкретных диверсий. Однако Мас не знал, что Посада был тайным агентом ЦРУ и информировал Управление обо всех действиях ПКИ.

Когда в июне 1965 года он доложил, что Мас дал ему пять тысяч долларов, чтобы взорвать кубинское судно, пришвартованное в мексиканском порту Веракрус, начальство Посады в ЦРУ приказало ему немедленно «выйти из игры».