Как делаются смешные программы в «Христофоре»

Как делаются смешные программы в «Христофоре»

В настоящее время «Христофор» — практически единственный на территории бывшего Союза юмористический театр. Сегодняшняя эстрада — это в основном артисты-одиночки. Есть пары (братья Пономаренко, «Кролики»), есть группы («Экс-ББ»), есть театры одного актера (театр пародий Винокура), но настоящего — в полном смысле этого слова — театра больше нет. Те, что возникали, очень быстро разваливались, не выдержав материальных или иных трудностей, поэтому, когда к нам в Минск приезжают друзья нашего театра Семен Альтов, Ефим Шифрин, Владимир Винокур, Евгений Петросян и другие, они первым делом спрашивают: «Ну, как вы — еще живы?» И очень удивляются, услышав положительный ответ, подтверждая тем самым, что даже простое существование в течение вот уже более двадцати лет подобного театра является в наших сумасшедших условиях феноменом. В чем же секрет нашей живучести и (не буду излишне скромничать) успеха?

Все начинается, разумеется, с репертуара. Когда с нами работал Владимир Перцов, мы, как говорится, горя не знали. Он писал не только для нас, но и «под нас», то есть, учитывая индивидуальные особенности артистов театра, подгоняя роли под возможности исполнителей, чем здорово облегчал нашу работу и способствовал ее успеху. Но потом, когда Перцов ушел из театра, перед нами встали довольно сложные проблемы, так как репертуар требует постоянного обновления, и нужно как-то об этом заботиться. Но как? Обратиться к российским знаменитостям типа Жванецкого, Альтова, Трушкина, Коклюшкина или Измайлова? Но нужно иметь в виду при этом, что один эстрадный номер стоит сегодня у хорошего автора где-то от 800 до 1000 «зеленых», а эстрадная программа состоит, как правило, из 10–12 номеров… Поэтому такое «обращение» нашему «Христофору» было просто не по карману. Что же мы делали? Пытались писать сами. Конечно, далеко не все идеи, сцены и репризы полностью были придуманы нами, кое-что мы заимствовали (тырили) у других авторов, но все это творчески перерабатывалось, бережно вставлялось в канву спектакля, и мы старались придать даже известной шутке новое, неожиданное звучание. Потом, сегодня очень популярен такой жанр устного народного творчества как анекдот. Многие авторы не гнушаются вставлять в свои произведения анекдоты, порой выдавая их за свои придумки. Анекдотами заполнен Интернет и проблем с их поиском нет никаких. Мы даже играли программу-анекдот «От роддома до заката», в которой при помощи анекдотов прослеживали жизнь человека от самого рождения, до ухода в мир иной.

Но вернемся к теме создания юмористической программы. Итак, как сказано в одной великой книге, «Вначале было слово». То есть литературный материал. Так как сценок и монологов сразу на целую программу обычно не бывает, то репетировать начинаем с того, что есть. Каждая реприза многократно обсуждается и оценивается, при этом мы спорим до хрипоты и даже, порой, до взаимных обвинений в самом страшном — отсутствии чувства юмора и потенции… творческой, естественно, что приводит к обидам и бурным ссорам. Ведь вкусы у всех, а особенно в понимании смешного, разные, но мы, в конце концов (все-таки друзья и единомышленники) приходим к общему знаменателю и ценой мелких уступок и компромиссов доводим и себя, и сценарий номера до состояния, когда он в основном нравится всем.

После того, как материал берется в работу, нужно распределить, кто и что будет играть. У хорошего эстрадного драматурга на каждой странице текста должно быть где-то от пяти до восьми «смехов», то есть реприз, которые вызовут смех в зале. Задача эстрадного артиста, работающего с этим текстом, увеличить количество «смехов» как минимум раза в два. Добивается он этого по-разному: мимикой, жестами, интонацией, манерой поведения и многими другими традиционными или оригинальными приемами. Распределить роли в такой маленькой труппе, как у нас, очень просто. Каждый наш артист настолько индивидуален и ярок, что практически при первом чтении номера мы уже знаем, кто какую роль будет играть. Шура Вергунов, например, «специализируется» на милиционерах, военных или профессорах, а в свое время был даже замечен в образе Александра Григорьевича. Я великолепно вхожу в образ пьяниц, тупых и зануд, неплохо изображаю как внешностью, так и повадками Гитлера, хотя политические взгляды у нас с ним — хочу вас на всякий случай заверить — прямо противоположные. Толя Длусский может сыграть и нервного больного, и любящего мужа, а если ему увеличить брови и надеть «пинжак с орденами», бесподобно пародирует Брежнева, а если снять пиджак, а из бровей сделать бакенбарды, то получается великолепная копия Пушкина. Сергей Комиссаров — это молодой наглый бизнесмен или запуганный студент, кинорежиссер или пьяный ветеринар. Но больше всех ролей в своем репертуаре имеет Вовка Воронков — ведь кроме всех вышеперечисленных образов он может сыграть еще и женские роли… Таких теток, которых он изображает, никакая Верка Сердючка не сделает.

Ошибки с распределением ролей могут привести к печальным последствиям, в этом мы не раз убеждались и на своем, и на чужом опыте. А первоочередная задача каждого артиста нашего театра — вызвать смех. Отсутствие смеха — это провал.

Итак, роли распределены и начинаются репетиции. В драматическом театре репетиции обычно проходят или в кабинете главного режиссера, или в специальной аудитории, которая так и называется «репетиционная», но у нас в «Христофоре» из-за отсутствия своего помещения репетировать приходится и дома, и в гримерке, в фойе или коридоре Дворца культуры и даже… в парке Горького. Сидим на лавочке и под недоуменными взглядами прохожих читаем тексты, ругаемся, спорим, решаем и ищем образы. Если бы это снять на скрытую камеру, то люди бы подумали, что в Новинках день открытых дверей. (Для читателей, живущих за пределами нашей «синявокай»: Новинки — это республиканский дурдом).

Когда текст выучен и расставлены все интонации, а в нашем жанре это просто необходимо, мы переходим к репетициям «на ногах». Так называются репетиции, когда артисты не только говорят текст, но и двигаются по сцене, встают, садятся, прыгают, ползают и т. д. А ведь нужно бывает найти для образа и походку и выражение лица… И если такая репетиция проходит в парке, или во дворе дома, тут уже собираются целые толпы зевак посмотреть на это дикое зрелище…

Обычно один номер репетируется ежедневно около недели. Но это только первые репетиции. Потом номер вставляется в какую-нибудь идущую программу, таким образом, чтобы перед ним и после него шли очень смешные номера. Это делается для того, чтобы при не очень удачном показе зритель не обратил внимания на «дырку’ в спектакле. Кроме этого, первый показ мы практически всегда снимаем на видеокамеру, чтобы потом проводить дотошный «разбор полетов». После разбора и «шлифовки» мы вновь вставляем новый номер в очередное выступление. Уже убраны несмешные места, добавлено что-то новое и снова после показа идут репетиции. Таким образом «доводка» номера проходит почти месяц (мы играем одну программу в неделю). А на создание всей новой программы уходит почти девять месяцев. То есть если бы перед началом первой репетиции какая-нибудь из наших зрительниц забеременела, то в день премьеры она бы вполне могла родить и с гордостью назвать ребенка Христофором. Главное, чтоб муж ничего не подумал…

Помаленьку из новых номеров начинают вырисовываться контуры новой программы. Уже можно подумать и о ее названии. Броское, многообещающее название сразу привлекает внимание потенциального зрителя. Он останавливается у афиши и начинает ее подробно изучать. А уж тут недалеко и до покупки билета… Если вы вспомните названия наших спектаклей, то увидите, что нам удавалось найти довольно интересные и к тому же отражающие суть каждой программы: «Кто кого?», «Третьим будешь?», «МЖ», «От Чижовки до Комаровки», «Говорит и показывает», «Хорошо сидим», «Хоть стой, хоть падай», «Постой паровоз», «От роддома до заката», «Женефис», «Кавалеры приглашают дамов», «Богодуев, вперед. Или назад, к победе коммунизма», «День танкиста»… Не скажу, что все эти названия приходили легко и сразу. Порой нам даже приходилось объявлять конкурсы и обещать солидные призы (до двух бутылок коньяка), прежде чем из огромного количества предложенных названий удавалось выбрать единственно подходящее. Когда название утверждено, можно начинать печатать афиши и продавать билеты. Но до этого еще далеко, а теперь наша задача «обкатать» программу на зрителе. «Обкатка» обычно проводится на гастролях. И нередко минчане становятся первыми зрителями новых программ российских звезд, которые привозят их к нам на проверку. Конечно, зрители об этом даже не догадываются, тем более что так не всегда делается, но, тем не менее, такая практика существует.

Отыграв новую программу в провинции (а зритель там иногда воспринимает юмор даже лучше, чем в столице), мы опять убираем все погрешности, чего-то добавляем, чего-то убираем и готовимся к премьере в Минске. В газетах появляются интервью о новой работе «Христофора», на телеэкране появляются рекламные ролики. На других наших программах мы рассказываем зрителям о новой премьере и показываем самые «ударные» номера из нее. Можно еще бесконечно долго рассказывать о том, как готовятся фонограммы и шьются костюмы, как подгоняются парики и ищется реквизит, но это уже совсем другая тема. Моя задача — показать вам примерную схему выпуска эстрадной программы.

После премьеры, как правило, делается еще одна видеозапись для архива. Самые удачные номера мы, конечно же, высылаем на кассетах в «Аншлаг» и «Смехопанораму». А теперь, благодаря новым технологиям, мы еще и записываем наши программы на диски, чтобы зрители могли приобрести понравившийся спектакль на память.

Отдельный разговор о банкетах после премьеры… Tам порою бывает еще интереснее и смешнее, чем на самой премьере, но не обо всем можно написать, ведь эту книгу могут прочитать и дети… Кому очень интересно, я потом расскажу при личной встрече.

Главный режиссер одного из ленинградских театров, мэтр, народный-пренародный, лауреат и профессор, в окружении стажеров и учеников ведет репетицию. Он настолько увлекся глядящей в рот аудиторией, что начал читать ей лекцию о Системе Станиславского, напрочь забыв о скучающем на сцене актере. Дойдя до темы «Пауза и внутренний монолог», вдруг вспомнил о нем: «Пожалуйста, Виктор, вашу сцену — сначала. Но попрошу подробно по Системе: прежде — пауза, точный внутренний монолог, а уж когда подведете себя к тексту, только тогда — первая фраза…» В зале — гробовая тишина. Артист сидит, как сидел, за столом, опустив голову на руки. Долгая пауза… Мэтр вполголоса: «Молодец, Витюша… Вижу процесс… Блестяще! Посмотрите, друзья, вот настоящий внутренний монолог, вот она — Система! Великолепно, Витенька… Вот сейчас… Все!!! Теперь — можно! Давай текст, умница моя!» Стажеры затаили дыхание. Артист сидит, как сидел. Длиннющая пауза. Все ждут. Вдруг крик мэтра: «Витька-а — а!!» В ответ раздается мощный храп.

Кстати, зрительская аудитория всегда бывает разной и задача юмориста найти ключик к любой из них. Самая благодарная это — студенческая, здесь зал отзывается на все шутки, даже не дослушав их до конца, так быстро он на все реагирует, затем идет солдатская аудитория, где истосковавшиеся по вольготной гражданской жизни ребята рады любой отдушине, любой возможности отвлечься от однообразия службы. Очень легко работать в женской аудитории, но подбор реприз должен быть в этом случае произведен с учетом интересов зрительниц, входить в круг волнующих их проблем. Самые мрачные воспоминания остались у меня от выступлений перед партийными работниками (сейчас это, слава Богу, уже позади), врагу не пожелаешь такого. Даже те из зрителей, кому было смешно, кусали губы и прикрывали рот рукой, стараясь не подать вида и подавить смех, поглядывая при этом на руководство и пытаясь угадать его высочайшую реакцию. Можете себе представить, какая при этом была атмосфера в зале, и каково было играть артистам. Ко всему прочему, иногда такие выступления были просто опасными для нас. Однажды, после участия «Христофора» в концерте, посвященном 8 Марта, бывший тогда первым секретарем ЦК КПБ Соколов приказал разогнать «Христофор». Хорошо, что нам повезло, и коммунистов разогнали раньше. Есть своя специфика и у сельской, и у рабочей аудитории. Из этого не следует, разумеется, что мы пытаемся угодить всем. Да это и невозможно: тот, кто хочет понравиться всем, как известно, не понравится никому. Попытки улучшить спектакль не прекращаются до тех пор, пока он живет. Причем участвуют в этом все, а не только режиссер, как это бывает обычно в других театрах. У нас с благодарностью принимаются и выслушиваются советы всех, начиная от артистов и заканчивая рабочими сцены и зрителями. Сколько раз бывало такое, когда кто-нибудь из нас, кому в голову приходила «гениальная», как ему казалось, идея, звонил коллеге среди ночи и пытался поделиться с ним своей радостью. Получив в ответ отборный «букет» бранных слов неожиданно разбуженного и обиженного товарища, «осененный» не очень огорчался и с нетерпением ждал утра, чтобы прийти на репетицию и поделиться своей находкой со всеми. И даже если в результате, к великому разочарованию автора идеи, она отвергалась, он, хотя и огорчался, поиски новых идей не прекращал. Ведь все мы понимали и понимаем, что работаем ради общей цели, и удачи каждого из нас являются удачами всех. Дух товарищества, который мы постоянно поддерживаем в «Христофоре» — тот стержень, на котором мы все собственно и держимся. Если он исчезнет — все сразу развалится.

Хочу рассказать об одном неблаговидном поступке, который я совершил однажды по отношению к моему другу Николаю Леончику. Сделал я это не столько по злому умыслу, сколько по недомыслию, но Николаю от этого было не легче, поэтому я и решил здесь покаяться, чтобы хоть частично снять грех с души за устроенную ему, как у нас говорят, «подлянку»,

Среди огромного количества ролей, которые приходилось играть Николаю в ТЮЗе, была и роль доктора Пилюлькина из сказки «Приключения Незнайки». Кроме Леончика, эту роль исполнял прекрасный артист Анатолий Жук, они с Николаем подменяли друг друга через спектакль. У Жука было много достоинств, в том числе и мужских, а одно из них — его роскошные усы, которые он стал носить, казалось, с трехлетнего возраста. Анатолий их холил, лелеял и очень ими гордился. И вот против них-то я и направил острие своего коварного замысла.

А дело было так. Как-то, вспомнив, что давно я никого не разыгрывал, я сел и написал письмо в дирекцию ТЮЗа от имени бригадира сборщиков моторного завода. Для пущего правдоподобия я сделал в письме несколько грамматических ошибок, которые здесь не привожу, но любой, кто писал когда-нибудь диктанты, легко догадается, в каких местах они были. Вот полный текст письма: «Уважаемая дирекция театра имени ТЮЗа! Недавно мы всей бригадой побывали у вас в театре на спектакле про Незнайку. Нам очень понравилась эта пьеса, которая учит добру и справедливости. Веселые приключения Незнайки и его друзей так воодушевили наших детей, что они пообещали стать тоже добрыми и послушными. Но единственное, уважаемое начальство театра имени ТЮЗа, что нам не понравилось и страшно возмутило, так это то, что ваш артист, исполнявший роль Пилюлькина, ходит с усами. Где это вы видели коротышек с усами? Мы специально взяли у детей книжку и посмотрели картинки — там нигде коротышек с усами нет. Коротышки — это те же дети, только очень маленькие, меньше даже лилипутов и карликов. Зачем вы обманываете наших детей? Или пусть этот артист сбреет усы, или гоните его с роли к чертовой матери. Если вы не примете меры, мы будем обращаться в Министерство культуры или в ЦК. Бригадир сборщиков Жуков А. А.»

Обратный адрес я указал свой собственный, надеясь, что проверять никто не будет. Получив мое письмо, в дирекции ТЮЗа заволновались. Там сидели чиновники, очень далекие от искусства, попавшие на свои посты после того, как погорели на предыдущих. Я знавал среди них и бывшего пожарника, и бывшего завмага. Для этих людей самым главным было угодить начальству и не создавать себе лишних хлопот, поэтому они сразу стали «реагировать». Был собран худсовет, на который вызвали обоих исполнителей роли Пилюлькина. После их внешнего осмотра было решено, что в письме шла речь о Жуке, так как Леончик в то время усы еще не одевал. Анатолию объяснили суть дела и предложили сбрить усы, но он, ветеран театра, наотрез отказался. Тогда ему зачитали то место из письма, где шла речь о снятии его с роли, и пригрозили, что сделают это. Снятие с роли артиста, у которого она — единственная, для любого артиста почти катастрофа, но для Жука и Леончика, игравших бывало в день по три роли и стонавших от перегрузки, такое решение было бы равносильно подарку, тем более, что на их зарплате это никак не отражалось, они получали заранее установленный оклад, не зависевший от количества сыгранных ролей. Поэтому угроза начальства Толю Жука очень обрадовала, но, чтобы не сорвалось, он, как хороший артист начал возмущаться и убеждать всех, что усы ему бесконечно дороги, тем более что в других спектаклях они даже помогают ему входить в образ. «Их можно при необходимости приклеивать», — посоветовали Анатолию, но он решительно отверг такое издевательское предложение, и в итоге с роли Пилюлькина был снят.

Опустив голову и шаркая ногами, вышел Жук из кабинета, но едва за ним закрылась дверь, дальше по коридору двинулся уже пританцовывая. Такого подарка судьбы он и не предполагал…

Через некоторое время я получил письмо из ТЮЗа, в котором сообщалось, что меры приняты и больше усатых Пилюлькиных на сцене я не увижу. Но удовольствия от благополучного завершения своего розыгрыша я не получил, потому что перед этим у меня был неприятный телефонный разговор с Леончиком. Не буду по понятным причинам приводить его дословно, намекну лишь, что во время разговора Николай сказал все, что думал о моем подлом поступке, а заодно — и обо мне. У него и так работы было выше головы, а теперь еще пришлось вместо Жука играть чертового Пилюлькина. К счастью, спектакль по неизвестным мне причинам скоро сняли, поэтому долго мучиться из-за меня Леончику не пришлось, и это позволило со временем нам вновь наладить так нелепо расстроившиеся отношения.