Анатолий Длусский

Анатолий Длусский

Мы с Анатолием, как и с остальными артистами нынешнего состава «Христофора», учились в одном институте, только Анатолий, в отличие от нас, занимался на кукольном отделении, поэтому вначале мы смотрели на него снисходительно и даже немного свысока, так как наше отделение актеров театра и кино считалось более престижным и котировалось выше. Правда, благодаря своим песням, Анатолий довольно быстро выделился сначала среди своих однокурсников, а потом стал пользоваться популярностью и во всем институте.

После окончания института Анатолий попал по распределению в Государственный театр кукол, но не прижился в нем и долго там не проработал. Его таланту было тесно в этом театре, тем более что главных ролей ему давали очень мало из-за специфического недетского голоса, а выступления в эпизодах или массовках в ролях мышек или зайчиков только ускорили его уход из театра

Потом он работал в Молодежном театре, затем — в Филармонии, после нее — еще в нескольких коллективах до тех пор, пока не встретился с нами во время гастролей по Германии. Мы пробыли там вместе около 10 дней, узнали друг друга поближе, он всем нам очень понравился своим умением держаться, жизнерадостностью, юмором, не говоря уже о песнях, которые нравились всем. В итоге мы с Ю. Лесным предложили Длусскому перейти к нам в «Христофор», и Анатолий, немного поколебавшись, согласился. Думаю, он об этом не жалеет, хотя характер его я бы определил скорее как философский, нежели юмористический. Почти со всеми ролями, которые ему приходилось играть, он справлялся блестяще, не удаются ему только дебилы, тупоголовые чиновники и просто недалекие люди. С таким лицом, как у Анатолия, их играть невозможно. Но я не знаю, можно ли его за это упрекать, не виноват же он, в самом деле, что, в отличие от христофоровцев, родился с умным лицом. Зато все, что он недобирает в юморе, Анатолий с лихвой перекрывает своим песенным даром. Здесь ему равных нет, он пользуется огромным успехом у зрителей, особенно у зрительниц. У нас даже был специальный спектакль «Кавалеры приглашают дамов», написанный Перцовым для Длусского, в нем Анатолий один держал весь вечер зал в напряжении и как актер, и как певец. Песенные вставки Длусского и в другие наши спектакли всегда только облагораживают их и придают им душевно — доверительный тон, что очень нравится зрителям.

Нетипичная внешность Анатолия (в обыденной жизни у нас таких белорусов почти нет) заставляет искать для него, а порой и специально писать редкие роли: иностранца, Пушкина или революционера. Но таких ролей немного, поэтому ему часто приходится играть то, что есть, например, чапаевского ординарца Петьку. И он великолепно его изображает: необычно, но здорово.

Уже разменяв четвертый десяток, Анатолий вдруг увлекся большим теннисом. Считается, что для того чтобы достичь в этой игре приличного уровня, нужно заниматься ею с малолетства, но Анатолий опроверг и это положение. За сравнительно короткий срок он из неопытного новичка превратился в довольно сильного игрока, способного обыграть многих завсегдатаев кортов. Кстати, в 1996 году Анатолий стал чемпионом Минска среди любителей.

А вот совсем невероятная (по мнению тех, кто не знает Анатолия), но вместе с тем совершенно правдивая история. Однажды одна фирма пригласила нас на празднование Нового года. Из приличия руководство фирмы сказало, что от нас ничего не требуется, просто вместе проведем время и посидим за столом, но мы-то отлично понимали, что театр «Христофор» никогда просто так не приглашают, от нас всегда чего-то (и все знают — чего) ждут, тем более эта фирма поддерживала нас, и довольно существенно, материально.

Исходя из всего сказанного, мы решили устроить шуточные соревнования типа «А ну-ка, парни!» с мужчинами фирмы, которых на вечере было почти столько же, сколько и нас. Правда, у них уже на старте было преимущество в виде их женщин-болельщиц, в то время как у нас в театре, как вы знаете, нет ни одной актрисы. Но мы не отчаивались и надеялись на успех, так как тоже имели в запасе кое-какие козыри.

И вот состязания под подбадривающие возгласы женщин начались. Сначала мы тягали с переменным успехом канат, что представляло со стороны довольно веселое зрелище. Можете себе представить две толпы солидных мужиков, мотающихся с натужным сопением по заснеженному двору ресторана. Потом нам удалось незаметно привязать свой конец каната к стоявшему рядом автомобилю и заставить соперников сдаться, но их преданные дамы разоблачили нас, и нам пришлось согласиться на ничью.

Затем были другие конкурсы, после каждого из которых наиболее физически слабые участники просили пощады и переходили в ряды болельщиков, что привело в конце концов к тому, что с нашей стороны борьбу продолжал только, как вы уже догадались, Анатолий Длусский, а с их — водитель-«дальнобойщик» Володя, метра под два ростом, с необъятной ширины плечами, выглядевший на фоне Анатолия почти как у Дефо — Человек-Гора рядом с лилипутом.

Я, будучи ведущим этого шоу, предложил им посостязаться в отжимании от пола: кто больше отожмется, тот и будет признан победителем и героем вечера. Болельщики Володи поддержали меня одобряющими криками, сам он тоже довольно усмехался, снисходительно поглядывая на Длусского и как бы говоря своим видом: «Я, конечно, все понимаю, но раз уж вы сами этого хотите, то я с себя вину за последствия снимаю».

Надеюсь, читатель понимает, что мое предложение было не случайным. Чтобы посильнее закрутить интригу, я обратился к зрителям еще раз: «Так как из-за явного превосходства одного из соперников исход поединка предрешен, я предлагаю, чтобы не тянуть время, попросить их отжиматься не двумя руками, а — одной». Возражений ни со стороны Володи, предвкушавшего легкую победу, ни со стороны Анатолия, который делал вид, что ему все равно как проигрывать, лишь бы побыстрее, ни со стороны болельщиков, хотя большинство из них, думаю, не оторвало бы, как и я, свое тело от пола одной рукой больше одного раза, не последовало. Володя стал разминать свои огромные ручищи, а Анатолий вдруг (актер есть актер) сделал вид, что он передумал, и начал кричать, что лучше отжиматься двумя руками: так он будет приличнее выглядеть в глазах женщин. А надо сказать, что к тому времени Анатолий успел уже спеть несколько своих песен и явно расположил к себе многих присутствующих на вечере прелестных особ. Но я «не дал» ему воспользоваться их поддержкой, стал упрекать в немужском поведении и настаивать на проведении состязания по уже оговоренным правилам. Большинство болельщиков Володи меня поддержало, и Анатолий, приняв еще более несчастный вид, был «вынужден» сдаться.

Володя лег на пол, упершись в него двумя руками, потом одну оторвал от пола, а второй стал отжиматься. Все хором громко считали: «Раз! Два!.. Десять!.. Пятнадцать!..’ Ценой неимоверных усилий, с жуткой гримасой на лице Володя отжался шестнадцатый раз и больше не смог. Когда он выпрямился, зал приветствовал «победителя» криками, аплодисментами, хлопками открывающихся бутылок шампанского. Володе поднесли бокал, а Анатолий в это время поднял руки и сказал, что он отказывается от борьбы и сдается. На что я опять, подыгрывая ему, стал «стыдить’ его и упрашивать попытаться отжаться хоть один разок, чтобы поддержать честь «Христофора» и не проиграть «всухую». Анатолий с видом идущего на мучительную и позорную казнь человека вышел на середину зала, снял свой пиджачок и сказал: «Ладно, попробую. Я же ни разу не пробовал, а вдруг получится». Некоторые наиболее сентиментальные зрители пошли за стол, чтобы не быть свидетелями его позора, но многие остались, надеясь насладиться картиной типа «корова на льду».

Анатолий, согнув руки в локтях, поднял их вверх до уровня плеч, на секунду замер, а потом неожиданно упал плашмя, как оловянный солдатик, лицом вниз. Все, особенно женщины, ахнули, а некоторые даже взвизгнули, опасаясь, что он разобьет себе лицо. Но Анатолий в последнее мгновение выставил руки вперед и принял удар на них. Зафиксировав нужное положение, он вытянул одну руку вдоль туловища, а другой начал отжиматься. Раз, два, три… Он делал это в сильном и жестком ритме. Я считал в микрофон: «…десять… двадцать… шестьдесят!» Потом он поменял руку и стал отжиматься второй. Всего Анатолий отжался сто двадцать раз: каждой рукой по шестьдесят. О том, что он на такое способен, знали даже не все христофоровцы. Мы, когда планировали с ним финал вечера, решили сохранить это ради большего эффекта в тайне от всех.

Нужно было видеть в тот момент выражение лица Володи, его болельщиков (а за столами уже не осталось никого — все прибежали смотреть на чудо) и многих наших. Несколько секунд все, ошарашенные, молчали. Потом начался, даже не знаю, как это назвать, не шум, а скорее — стон или рев восторга.

Кстати, не следует думать, что у Анатолия огромные железные мышцы, благодаря которым он и смог победить. Причина, скорее, в том, что он хорошо тренирован и великолепно владеет своим телом.

Победа, а затем спетые еще несколько песен привели к тому, что все присутствующие на вечере женщины уже никого, кроме Анатолия, не замечали, и остаток праздника превратился просто в его бенефис.

Кстати, непревзойденное умение Анатолия фокусировать всеобщее внимание на себе знают все, кто с ним общается. Я тоже не раз испытывал это на своей «шкуре». Например, на банкете по случаю моего 45–летия только первые два тоста еще успели сказать в честь меня, а потом попросили спеть Анатолия — и все забыли, зачем они собрались. Когда под утро мы разъезжались по домам, то многие, по-моему, были уверены, что побывали на дне рождения Длусского.

Аналогичная история произошла в начале 90–х и на приеме, в связи с приездом в Минск Павла Глобы. Собрался весь бомонд, были приглашены министры, депутаты, пришла даже жена Кебича (тогда он еще был самым самым). Предполагалось, что выступят многие известные артисты, но когда Анатолий спел пару своих песен, его стали просить спеть еще и еще, и в результате он стал «гвоздем» программы, до некоторых участников концерта из-за него очередь просто не дошла, а самого Глобу даже забыли отправить обратно в Москву.

Если говорить о личной жизни Анатолия, то он 17 лет скитался по частным квартирам, будучи прописанным в общежитии филармонии на Белинского, где некогда жил и я, и надежд на получение своей квартиры у него не было. Хотя, при желании, он мог бы найти жену и с квартирой, и с машиной, и с прочими материальными благами. Но Толя — максималист, и он просто искал ту, идеал, который нарисовал в своих мечтах, а на меньшее был не согласен. И даже не искал, а просто ждал, когда она придет. И дождался.

И просто женился он поздновато, но зато теперь у него есть все, о чем только можно мечтать. Жена Вика, двое сыновей Егор и Глеб, свой дом (не квартира, а дом), «Мерседес», множество друзей и поклонников, клипы, диски и многочисленные приглашения. Толя является постоянным членом, по другому и не назовешь, многих белорусских команд — биатлонисты, футболисты, теннисисты считают за честь взять Толю с собой на соревнования в группу поддержки. С нашими спортсменами он побывал и на зимней Олимпиаде в Лейк-Плесиде в США, и на всех Мировых первенствах и чемпионатах.

Родные Анатолия сейчас живут в поселке Руденск Пуховичского района. Когда я однажды приехал к ним в гости, и за стол вместе с Анатолием сели трое его братьев во главе с родителями, то сразу вспомнил фильм «Крестный отец».

Хотя Анатолий родился и вырос в Беларуси, и все его предки в обозримом прошлом тоже были из этих мест, внешностью он отличается от среднестатистического белоруса — и довольно сильно. Это дало нам повод придумать и запустить на радио, телевидении и в газетах «утку» о том, что он, дескать, сын француза и итальянки. Почему на самом деле и он, и его братья такие смуглые и кучерявые, никто не знает, чтобы ответить на этот вопрос, надо забраться в глубь истории, может быть, аж до времен войны с Наполеоном, а то и дальше. По нашей же легенде, родители Анатолия приехали порознь в Беларусь после войны восстанавливать СССР и разрушенное народное хозяйство. Обвиненные в шпионаже, они попали в сталинские лагеря, там познакомились, прошли через все ужасы ГУЛАГа, а, освободившись, поженились и вернулись в полюбившуюся им Беларусь. Все выглядело очень солидно и правдоподобно, и хотя Анатолий в финале легенды уступал величиной состояния графу Монте-Кристо, зато явно превосходил происхождением Эдиту Пьеху.

Когда слухи об этом дошли до Руденска, бабки, которые знали мать Анатолия с пеленок (она на их глазах родилась и выросла), стали обиженно ее упрекать: «Что же ты, Марья, скрывала от нас, что ты итальянка?» А она долго не могла понять, в чем дело, пока сын ей все не объяснил.

В любом из городов мира, где нам доводилось бывать, Анатолий чувствовал себя, как рыба в воде, легко ориентируясь и быстро находя нужное место. Мы убедились в этом, гуляя с ним и в столице Арабских Эмиратов Дубай, и в Париже, и в Амстердаме. Не знаю, чем это объяснить, возможно, он, как птицы, находит дорогу по сигналам из космоса, но для нас это до сих пор загадка. Не могу удержаться, чтобы не рассказать, как он выручил нас в Амстердаме. Попав в столицу Нидерландов, мы, как настоящие советские мужчины, решили посетить улицу «красных фонарей», на которой расположены знаменитые публичные дома. Долго проплутав по городу, мы вышли, куда хотели, но после посещения этого злачного места потеряли не только головы, но и ориентировку на местности. Мы даже не представляли, в какой стороне находится наш автобус, каждый указывал свое направление, не совпадавшее с другими. Кто-то робко предложил обратиться в полицию, кто-то — взять такси, но последнее было страшнее не только полиции, но и тюрьмы, так как за такси, сами понимаете, нужно было платить. Анатолий уверенно сказал: «Идите за мной», — и повел нас, как Данко. Мы пытались сначала как-то оспаривать выбранный им маршрут, но скоро, подавленные его уверенностью, замолчали и только старались не отставать. И он нас вывел! Мы пришли ровно за пять минут до отправления автобуса, когда уже начиналась паника и высказывались предположения одно страшнее другого: нас похитили, убили, мы стали жертвами какой-то жуткой провокации или, что было самое страшное — решили остаться…

В декабре 1994 года одна совместная арабско-белорусская туристическая фирма предложила нам слетать в Объединенные Арабские Эмираты и выступить там, в Новогоднюю ночь перед туристами из стран, входивших ранее в СССР. В качестве платы за работу нам любезно предложили «поехать в Тулу со своим самоваром», то есть взять бесплатно с собой жен. Мы все воспользовались этой возможностью, даже тогда хронический холостяк Длусский пригласил в поездку одну из последних своих подруг.

О том, как нас встретил Дубаи, столица ОАЭ, можно написать отдельную и достаточно грустную байку, но никакие временные трудности и неприятности не смогли испортить нашего праздничного настроения. Ведь в случае успеха, а в этом никто из нас ничуть не сомневался (слава Богу, столько лет на сцене), мы получали возможность регулярно «на халяву» отдыхать на райских пляжах Персидского залива да еще привозить оттуда очень неплохие деньги.

Эмираты встретили нас традиционной предновогодней погодой — 30° жары в тени. Несколько дней мы, как спортсмены для акклиматизации, понежились в небольшой, но роскошной гостинице «Карлтон» на берегу моря, а потом нас повезли в огромную 25–этажную гостиницу, на крыше которой и должно было состояться выступление. Основную часть крыши занимал бассейн, по бокам которого располагались столики для зрителей, огромные «шведские» столы со всевозможными закусками и безалкогольными напитками (алкоголь шариатом строжайше запрещен) и площадка для артистов. Аппаратура, которую нам предоставили для выступления, по местным понятиям была, как нам сказали, самой обычной, но в СНГ мы такую видели только в импортных каталогах, у нас подобную роскошь позволить себе может разве что молодая чета Киркоровых.

Начать праздничную программу должен был я в роли Деда Мороза. Опыт у меня огромный, я в этой роли выступаю еще со студенческих лет, она и тогда меня очень неплохо кормила, бывало, за одно выступление получал сумасшедшие деньги — рублей по 25. Можете прикинуть, сколько удавалось иногда «намораживать» за всю новогоднюю кампанию.

Нас предупредили, что многие туристы будут с детьми, поэтому мы выбрали такую тактику проведения праздника: сначала я ублажаю детишек, чем одновременно, располагаю к себе и их родителей, а потом всем составом «Христофора» мы наваливаемся на взрослых и доводим операцию до полной и окончательной победы. Снегурочки в нашем мужском театре не было, но мы решили, что это не такой уж страшный недостаток, тем более что на Западе, например, Санта Клаус вообще всегда управляется в одиночку.

У арабов иное, не такое, как у нас, летосчисление, Новый год они отмечают совсем в другое время, но к нашему мероприятию в гостинице отнеслись с большим вниманием и уважением. Дело в том, что после нефти туризм является второй по уровню доходов отраслью экономики страны, поэтому ради привлечения туристов делается все возможное и невозможное, приезжим порой прощают даже то, что местным могло бы стоить жизни, например, преклонение перед Бахусом.

Примерно за час до наступления Нового года появились руководители туристической фирмы: и белорусы, и арабы. Они сели вместе за один столик, и наши, показывая на нас и поднимая вверх большой палец, рассказывали арабам, какое всех туристов ждет этой ночью шикарное развлечение, что это новый ход в туристическом бизнесе, и как умно поступили арабы, что согласились пригласить нас, тем более что мы обошлись очень дешево, практически даром, а пользу можем принести колоссальную. Арабы согласно кивали головами, приготовившись увидеть нечто невероятное и потрясающее.

Мы, слушая все это, стали даже расти в своих глазах и высказывать опасения по поводу прочности отеля: сможет ли он выдержать бурную реакцию зрителей на наше выступление?

И вот, наконец, примерно в половине двенадцатого шумной толпой ввалилась группа наших туристов. Их было человек шестьдесят-семьдесят, и детей, в самом деле, они привели довольно много. Едва все расселись по местам, я облачился быстренько в приготовленный заранее костюм Деда Мороза, включил фонограмму нашего новогоднего гимна «В лесу родилась елочка…» и двинулся к детям, которые под присмотром нескольких воспитательниц и мам расположились за отдельным столом. При виде меня ребятишки, хотя им, наверняка, родители говорили, что будет добрый дедушка Мороз, от удивления раскрыли ротики. Я нараспев начал:

? Здравствуйте, Пети, здравствуйте Вали,

Здравствуйте, все, кто сидит в этом зале.

А меня-то вы узнали?

Седовлас и красный нос.

Кто я, дети?

Этот вопрос я задавал детям уже, наверно, сотни раз, и они всегда дружно отвечали мне: «Дед Мороз!» Но здесь, впервые в жизни, произошла осечка. Дети, округлив глазки, испуганно смотрели на меня и молчали. Я рассказал еще одно четверостишие, в котором нужно было подобрать рифму к слову «фигурка». Но и на этот раз никто не выдавил из себя ни звука. Я понял, что что-то здесь не то, но что — никак не мог сообразить. Наклонившись к одному из мальчиков, я сказал:

? Ты, наверно, хочешь рассказать всем стихотворение? Молодец! А Дед Мороз даст тебе за это подарок. Как тебя зовут?

Мальчик как-то странно на меня посмотрел, потом повернулся, видимо к своей маме, и произнес фразу… на непонятном мне языке.

Вот тут-то до меня и дошло! Передо мной сидели дети литовских туристов!

Для арабов что литовец, что белорус, что украинец — это все русские, поэтому они и пригласили нас для выступления перед группой туристов из Литвы. Трудно обвинять в чем-то арабов и требовать от них знания всех тонкостей политики стран, возникших на постсоветском пространстве. Не знали они, разумеется, и того, что литовцы, добившись своего и освободившись от «оккупации», ускоренными темпами стали открещиваться от всего русского, в том числе и от языка. Литовские дети, выросшие в независимой Литве, уже не учили русский язык ни в детском саду, ни в школе, поэтому его не знали.

Их родители, воспитывавшиеся при советской власти, конечно же, по-русски понимали, но принципиально не хотели в этом признаваться. Поэтому в этот трагический вечер театр «Христофор» добился не больших успехов, чем Дед Мороз. Ни одна наша реплика, ни одна реприза, ни один анекдот — ничто не нашло отклика в зале. Зрители разговаривали между собой, некоторые даже повернулись к нам спиной, пили привезенное из дома шампанское, произносили тосты, чокались и делали вид, что все происходящее на сцене к ним отношения не имело…

Такой пытки мы не испытывали никогда. Надо было видеть изумленные лица арабских организаторов этого шоу. Они, конечно, не понимали наших шуток, но, глядя на то, как мы корячимся на сцене перед явно безразличным залом, вряд ли думали, что в России так необычно принято реагировать на выступление прославленного (как им сказали) коллектива и в такой форме выражать свое веселье.

Отработав запланированную программу до конца, мы под аплодисменты своих жен сели за их столик, достали из сумок припасенные заранее бутылки и выпили за Новый год. Конечно, нам было не до веселья, пили мы с горя, зло и раздраженно.

Финал у этой грустной истории все-таки оказался веселым, мы даже считаем — победным для нас. Где-то к трем часам ночи солидные запасы спиртного, привезенного и нами, и литовцами, из бутылок попали по назначению. Алкоголь сделал свое дело, были забыты и неудачи, и взаимные обиды — и все, находящиеся в то время на крыше, обнявшись, дружно горланили знакомые с детства песни советских композиторов. А к четырем часам вся публика — и взрослые, и дети — весело бултыхалась в бассейне, не посчитав нужным снять с себя не только водонепроницаемые часы, но и все остальное, в чем пришла на праздник…