Чак Норрис Кен Абрахам Всем бедам назло

Чак Норрис Кен Абрахам

Всем бедам назло

ГЛАВА 1

Сигнал тревоги

Я встретился взглядом со своим телохранителем и сразу понял, что что-то случилось. Я находился в Вашингтоне, куда был приглашен в качестве особого гостя недавно избранного президента Соединенных Штатов Америки Джорджа Буша-младшего. На первом президентском обеде присутствовали около пяти тысяч друзей президента, многие из которых сыграли ключевые роли в его избрании. Мужчины были в смокингах, женщины — в изысканных вечерних нарядах. Это было радостное событие, и я от души наслаждался вечером.

Около половины одиннадцатого президент и первая леди попрощались и вышли из зала. Я решил последовать их примеру. Спустившись с платформы, я стал продвигаться к выходу, по пути пожимая руки и приветствуя людей. Все присутствующие улыбались, поэтому меня особенно поразило хмурое лицо моего телохранителя Фила Камерона, призывно махнувшего мне рукой. Я понял, что произошло нечто по-настоящему серьезное, иначе Фил никогда не стал бы отвлекать меня в такой вечер. Пробравшись сквозь толпу желающих пообщаться со мной, я наконец оказался рядом с Филом.

— Мы получили срочный телефонный звонок, мистер Норрис. Ваша жена в больнице, у нее начинаются преждевременные роды.

— Что?! Этого не может быть! У Джины срок всего двадцать три недели, до тридцати восьми еще очень далеко!

Я побежал к телефону и позвонил в больницу. Девушка-оператор соединила меня с палатой Джины, и когда жена сняла трубку, я услышал ее дрожащий голос.

— Любимая, прости, что я сейчас не с тобой. Как ты?

— Нормально, но мне пришлось срочно приехать в больницу. Чтобы спасти наших детей, мне должны зашить шейку матки.

Джина изо всех сил старалась сдерживать эмоции.

— Карлос, мне страшно! — призналась она и расплакалась. — Я боюсь за наших детей.

— Любимая, я сейчас свяжусь с пилотами и немедленно вылетаю к тебе.

Мы с Джиной ожидали близнецов — мальчика и девочку. Мы уже видели их на мониторе во время УЗИ и радовались, словно дети, наблюдая, как наши малыши двигались, сталкиваясь друг с другом в утробе Джины. Мы даже уже придумали им имена: девочку назвали Данили, а мальчика — Дакота. Беременность у Джины проходила очень тяжело. У нее уже было двое детей, так что беременность не была для нее в новинку. Но вынашивание этих "чудо-детей" с самого начала оказалось сложной задачей: мы несколько раз едва не потеряли то близнецов, то Джину, то всех троих сразу. Джине потребовалась вся ее стойкость, чтобы пережить некоторые весьма необычные медицинские проблемы, угрожавшие ее жизни и жизни наших малышей. Если бы не ее душевная и духовная сила, а также тот факт, что до беременности она находилась в превосходной физической форме, ее тело могло бы не выдержать такого напряжения.

Когда за несколько недель до этого критического дня мы обнаружили в почтовом ящике президентское приглашение, мы с Джиной очень обрадовались. Однако для Джины и наших детей перелет из Калифорнии в Вашингтон мог оказаться опасным, особенно принимая во внимание осложнения, с которыми она уже столкнулась во время беременности. Мы решили, что Джине будет лучше всего остаться дома, а я возьму с собой своего брата Аарона, а также наших хороших друзей — Денниса Бермана, преуспевающего бизнесмена из Далласа, который согласился стать крестным отцом наших малышей, и Джона Хенсли, бывшего главу американской таможенной службы. Фил Камерон, мой личный телохранитель, часто сопровождавший меня на различные мероприятия, когда мне приходилось бывать в больших скоплениях народа, вылетел в Вашингтон раньше нас, чтобы все проверить.

Мы вчетвером вылетели в Вашингтон чартерным рейсом в день обеда. Фил присоединился к нам в Пентагоне, где нас встретил почетный караул полиции ВВС. Там мне от ВВС США был вручен почетный знак "За летные заслуги", а также меня удостоили звания почетного рекрутера ВВС. Затем мы сфотографировались на том самом месте, куда спустя несколько месяцев, 11 сентября 2001 года, террористы врезались на одном из захваченных лайнеров. Специально для нас провели экскурсию по Пентагону, после чего мы пообедали с несколькими генералами и прекрасно провели время с директором Секретной Службы Брайаном Стаффордом. В Калифорнию мы собирались возвращаться следующим утром.

Перед президентским обедом я вместе с новоизбранным президентом и первой леди Лорой Буш позировал для специальной памятной фотографии. Президент поблагодарил меня за оказанную поддержку и дружбу с семьей Буш. Это был запоминающийся день, и мне уже не терпелось позвонить Джине после обеда и рассказать обо всем… Но сейчас Джина лежала в палате неотложной помощи в Калифорнии. И вдруг в одно мгновение, после одной фразы все мои приоритеты перестроились, и я совершенно отчетливо понял, что действительно важно в жизни.

— Позвони пилотам, Фил, скажи, что мы вылетаем немедленно!

— Есть, сэр.

Мне хотелось как можно скорее оказаться рядом с Джиной.

Пока Фил связывался с пилотами, я прощался с высокопоставленными гостями, которые еще оставались на обеде. Я улыбался, пожимал руки и желал всего наилучшего, а сам украдкой поглядывал на Фила, ожидая сигнала для отправки в путь.

Однако сигнала не было, и по выражению лица Фила я понял, что он чем-то недоволен.

— У меня на линии пилот. Думаю, вам лучше самому с ним поговорить, — сказал Фил и передал мне свой сотовый телефон.

Я взял трубку и спросил:

— В чем проблема?

Пилот, запинаясь, ответил:

— Мне очень жаль, мистер Норрис, но второй пилот выпил бокал пива, и я бы предпочел не вылетать сегодня вечером.

— Что?! Что значит "я бы предпочел не вылетать сегодня вечером"?!

— Ну, дело в том, что мы ведь не планировали возвращаться в Лос- Анджелес сегодня же, поэтому я решил, что он может позволить себе немного выпить. А теперь получается, что если мы вылетим сегодня, то это будет нарушением инструкций.

Я был вне себя, но понимал, что пилот прав. В иных обстоятельствах я, наверное, даже поблагодарил бы его за честность и откровенность. В конце концов, пилот легко мог обмануть меня; он не был обязан все это мне рассказывать. Я бы никогда не узнал, что второй пилот выпил, а если учесть то, что происходило дома, то мне вообще было бы все равно!

— Как скоро мы сможем вылететь? — спросил я.

— Не раньше половины шестого утра, — ответил пилот.

— Половины шестого?! — ужаснулся я и посмотрел на часы: было только одиннадцать часов вечера.

Нам не оставалось ничего, кроме как попытаться найти другой способ поскорее добраться домой. Аарон, Деннис, Джон, Фил и я поспешили в гостиницу "Риц-Карлтон", где мы остановились. Мы попытались взять билеты на какой-нибудь обычный рейс, но безуспешно. Затем стали звонить во все фирмы, надеясь, что нам удастся нанять частный самолет в Вашингтоне, но ни один экипаж не мог вылететь раньше половины четвертого утра.

Я метался по номеру, не находя себе места. Мой разум одолевали явные противоречия, и я чувствовал себя совершенно беспомощным. Я был шестикратным чемпионом мира по каратэ; снялся более чем в двадцати кинофильмах, где исполнял роли героев; на протяжении восьми лет снимался в собственном телесериале "Уокер, техасский рейнджер", где тоже играл роль героя; а сейчас я был абсолютно бессилен помочь жене.

За свою жизнь я заработал миллионы долларов и дружил с несколькими президентами, но в данной ситуации никакие деньги не могли мне помочь, да и знакомства с влиятельными людьми тоже были бесполезны.

Оставалась только одна Личность, к Которой я мог обратиться, — и я помолился: "Боже, прошу, сохрани мою жену и детей!"

Фил дал мне свой сотовый телефон, чтобы я позвонил Джине в больницу и сообщил, что вылет задерживается. Мне удалось до нее дозвониться, но Джина была настолько слаба, что я с трудом понимал ее. Разобрал только, что ее будут оперировать завтра в восемь утра. Очевидно, врач нарисовал невеселую картину, рассказывая Джине о всех возможных проблемах и осложнениях. Я сказал, что прилечу так быстро, как только смогу. Попытался ободрить жену, затем мы коротко помолились и попрощались.

— Я люблю тебя и скоро буду с тобой, — сказал я.

Наш багаж уже был собран и стоял наготове рядом с дверью номера. Я был слишком взволнован, чтобы спать, поэтому мы с ребятами так и не легли, а всю ночь провели в разговорах и молитвах, меряя шагами комнату и считая минуты.

Ровно в 5:30 наш самолет поднялся в воздух. Как только мы приземлились в Калифорнии, я сбежал по трапу и помчался в больницу. Когда я добрался туда к десяти часам утра, Джину уже перевели в послеоперационную палату.

Я вошел туда и увидел Джину на постели под накрахмаленной белой простыней. Она выглядела очень бледной и хрупкой. Женщина, на которую я привык полагаться во всех сферах своей жизни, теперь казалась такой ранимой и беззащитной. Я наклонился к ней и нежно поцеловал.

— Прости меня, родная, что меня не было с тобой, — начал извиняться я. — Я никогда больше не оставлю тебя одну!

— Ты уже здесь, — сказала она, — и это самое главное.

Я обнял женщину, которая так сильно любила меня, что согласилась пройти долиной смертной тени ради того, чтобы у нас родились дети. Врач сказал, что если мы сможем удержать Джину в постели еще десять недель, то тогда, по его мнению, с детьми все будет в порядке. Готовность Джины сделать все возможное и невозможное ради наших детей напомнила мне о другой женщине потрясающей веры — о моей маме. Ей пришлось очень много пострадать, когда она рожала меня. Как и Джина с нашими детьми, мама со мной рисковала жизнью и наперекор всему выжила.