ЮРИЙ ЕЛАГИН В АМЕРИКЕ Послесловие дочери

ЮРИЙ ЕЛАГИН В АМЕРИКЕ Послесловие дочери

В конце Второй мировой войны мой отец оказался в лагере для перемещенных лиц. Выжить в лагере ему помогло то, что он играл на скрипке. Там на него обратила внимание одна американка, которая предложила ему и его жене приехать в Соединенные Штаты.

Папа прибыл в Нью-Йорк в декабре 1947 года. Некоторое время он оставался в этом городе, преподавая игру на скрипке и изучая английский язык. В эти дни издательство имени Чехова заключило с ним договор на написание книги «Укрощение искусств».

В 1948 году мой отец попробовал поступить в симфонические оркестры Балтимора и Хьюстона. Оба оркестра приняли его. Он выбрал Хьюстонский – главным образом потому, что в детстве читал романы о Диком американском Западе. Детская мечта осуществилась.

Папа проработал скрипачом в Хьюстонском симфоническом оркестре (часто играя первую скрипку) вплоть до апреля 1965 года. В течение этих лет он выступал с такими дирижерами, как Ефрем Курц, Фредерик Фрискэй, Леопольд Стоковский и сэр Джон Барбиролли.

Часто с Хьюстонским оркестром выступали и приглашенные дирижеры, в том числе Игорь Стравинский. Когда маэстро Стравинский был в Хьюстоне, папа с готовностью вызвался возить его на репетиции. Был случай, когда маэстро очень разговорился. Мой отец тактично напомнил ему, что репетиция скоро начинается. Но маэстро не обратил внимания и продолжал говорить. Папа снова прервал его, но тщетно – маэстро рассказывал и рассказывал истории из своего прошлого. Время начала репетиции уже прошло, и мой отец прервал его еще раз. «Юрий Борисович, ну что вы беспокоитесь, – сказал маэстро. – Стравинского они подождут».

Важным моментом в музыкальной жизни моего отца было назначение Леопольда Стоковского музыкальным директором Хьюстонского симфонического оркестра. Маэстро Стоковский очень любил русскую кухню и стал часто бывать в доме моего отца. У них стало традицией, чтобы папа встречал маэстро на вокзале, когда тот приезжал в начале сезона, и они тут же договаривались об очередном обеде. Маэстро получал такое удовольствие от визитов в дом моего отца, что стал подписывать свои письма к нему «В и З» – «водка и закуска».

Постепенно общественность Хьюстона, поддерживавшая оркестр, начала разочаровываться в Леопольде Стоковском. Причиной тому были его вызывающие манеры и настойчивость, с которой он каждый сезон включал в репертуар оркестра новомодные произведения.

Однажды, например, произошел такой случай. Маэстро Стоковский кончил дирижировать одну модерную пьесу, встреченную аудиторией без всякого энтузиазма. Маэстро повернулся к залу и сказал:

– Похоже, вы не поняли вещь, которую мы только что исполнили. Поэтому мы сыграем ее еще раз.

И оркестр заиграл снова. Мой отец потом рассказывал, что почти половина слушателей ушла из зала во время вторичного исполнения этой вещи.

И все же отъезд Стоковского из Хьюстона опечалил моего отца, потому что он видел в нем одного из самых выдающихся дирижеров XX века. Папа также считал, что маэстро поднял Хьюстонский симфонический оркестр на очень большую высоту. Это мнение разделяли и многие музыкальные критики, восторженно писавшие о выступлениях оркестра во время его поездок по Соединенным Штатам.

Сэр Джон Барбиролли, вступивший в должность музыкального директора после маэстро Стоковского, сохранял высокий уровень этого музыкального коллектива. Однако моего отца захватила жажда перемен. В апреле 1965 года он решил оставить музыку и заняться литературным творчеством. Ему было тогда 55 лет.

В какой-то мере это решение было связано с ощущением пустоты, возникшим у него с уходом Леопольда Стоковского. Но главной причиной все же была его давнишняя любовь к литературным занятиям.

«Укрощение искусств» и вторая папина книга, «Темный гений» – биография Всеволода Мейерхольда, – были опубликованы в 1950-е годы. «Укрощение искусств» имело успех у читателей, и некоторое время мой отец активно участвовал в литературной жизни Нью-Йорка. Велись даже переговоры о съемках фильма по этой книге. Обсуждалась также возможность поставить «Темного гения» на сцене.

Кстати, в этот период жизни папе довелось пережить одно разочарование. Преподаватель драматического искусства Ли Страсберг устроил вечер в честь моего отца, на который он пригласил свою бывшую студентку Мэрилин Монро. Мой отец был страстным поклонником этой актрисы, но, к сожалению, она не смогла прийти.

В годы работы в Хьюстонском симфоническом оркестре папа писал статьи для различных журналов, включая «Америку» – журнал, выпускавшийся Американским информационным агентством (Юси-ай-эй) и распространявшийся в Советском Союзе в соответствии с заключенным по этому поводу американо-советским соглашением.

В апреле 1965 года папа женился второй раз и переехал в Вашингтон, чтобы начать работать в Юси-ай-эй в качестве автора и переводчика. Одной из первых работ, порученных ему, был перевод на русский язык «Отчета комиссии Уоррена» – официального отчета об убийстве президента Джона Ф. Кеннеди.

В Вашингтоне мой отец вскоре стал активным членом русской эмигрантской общины. Многие контакты завязались в результате его работы в Юси-ай-эй и на радиостанции «Голос Америки». Декан кафедры славянских языков в Университете Джорджа Вашингтона, профессор Елена Якобсон, пригласила моего отца вести несколько классов по русскому языку и истории русской культуры.

Отец любил преподавать. Живя в Хьюстоне, он преподавал в Университете Раиса и в Хьюстонском университете. В Университете Джорджа Вашингтона его считали одним из лучших преподавателей русского языка.

В начале 1970-х деятельность Юси-ай-эй активизировалась. Расширялись программы культурного обмена, и моему отцу было поручено подбирать американцев, знающих русский язык, на должности экскурсоводов по американским выставкам, устраивавшимся в Советском Союзе. Он ездил по всей Америке, проводя собеседования и отбирая молодых американцев для этой важной работы.

Американское посольство в Москве и руководители Министерства иностранных дел считали работу моего отца очень важной, потому что американские экскурсоводы сопровождали выставки во все города Советского Союза. В среднем в каждом городе выставку посещало до 200 тысяч человек. Они встречались с американскими экскурсоводами, разговаривали с ними, иногда спорили. Для большинства советских граждан это была единственная возможность поговорить с живым американцем, знающим их язык. Поэтому моему отцу приходилось отбирать для этой важной, трудной и деликатной работы молодых американцев, способных не только свободно говорить по-русски, но умеющих также сформулировать свои взгляды на американский образ жизни, на основные ценности и идеалы Америки, на ее культуру и политическую жизнь. Каждую американскую выставку в СССР сопровождало около двух десятков экскурсоводов, и каждый из них выступал от лица всей Америки. Многие американские дипломаты считали эту программу важнейшей среди мероприятий двустороннего американо-советского культурного обмена. И папа играл в ней ключевую роль.

В дополнение к этому мой отец переводил, а порой и писал сам, брошюры, раздававшиеся на выставках тысячам советских посетителей. За эту работу он был награжден почетной грамотой Юси-ай-эй.

Вскоре ко всем этим видам деятельности добавилась еще одна ответственная роль: отец стал редактором русского отдела журнала «Диалог». Этот журнал печатает лучшие произведения американской литературы, критики, поэзии, философской мысли. Он распространяется в Советском Союзе и высоко ценится русской интеллигенцией. Отец отбирал статьи для включения в этот журнал и наблюдал за качеством материалов и переводов.

Папа оставался редактором «Диалога» вплоть до своей смерти в 1987 году. За эту работу он тоже был отмечен в 1985 году почетной наградой. В ней отмечалась его преданность делу и творческий подход к созданию журнала, который дал возможность целому поколению советской интеллигенции лучше понять американскую точку зрения на важнейшие проблемы нашего времени.

Как я упоминала выше, первым важным моментом в музыкальной жизни моего отца в Америке была работа с Леопольдом Стоковским. Вторым оказалась встреча, случившаяся летом 1975 года.

После ухода из Хьюстонского оркестра папа никогда больше не играл на скрипке. В течение последовавших десяти лет он редко ходил на концерты. И только после встречи с Мстиславом Ростроповичем летом 1975 года он снова обратился к музыке.

Слава был приглашен в Вашингтон дирижировать Национальным симфоническим оркестром. Папа и я пошли на концерт и потом пригласили маэстро, Галину Вишневскую и их двух дочерей к нам на обед. Хотя мой отец был на семнадцать лет старше Славы, они стали очень близкими друзьями. С этого времени он не пропускал ни одного выступления Славы в Вашингтоне.

Обычно сразу после концерта папа спешил за кулисы, чтобы приветствовать Славу. Также стало традицией, что на следующее утро после первого концерта он звонил Славе, будил его и читал газетные рецензии на концерт.

Примерно месяц спустя после смерти моего отца я и Слава обедали вместе. Я рассказала ему, как мне не хватает отца. Слава ответил:

– А мне как его недостает! После концерта на прошлой неделе я не спал всю ночь, потому что знал, что ваш отец не позвонит и не прочтет мне рецензии.

Отец и Слава были как братья. Много раз Слава ночевал у нас в свободной спальне, которую вскоре начали называть «Славина комната». Часто Слава приводил к нам друзей на обед. Среди них были Максим и Дмитрий Шостаковичи, Энн-Софи Муттер, Михаил Барышников, Виктория Муллова и Габриэль Гликман.

Так как мой отец был на первом исполнении Пятой симфонии Шостаковича, они подолгу обсуждали с Максимом особенности исполнения этого произведения. Тесные отношения с Энн-Софи Муттер сложились благодаря тому, что они играли на одном инструменте – на скрипке. Когда у Габриэля Гликмана была выставка его работ в галерее Коркоран в Вашингтоне, отец заказал ему свой портрет.

Галина Вишневская провела большую часть 1984 года в Вашингтоне, в основном работая над своей необычайно успешной автобиографией – «Галина». Я с отцом часто бывала у нее и слышала их долгие разговоры о литературе, музыке, театре, политике. Последним оперным спектаклем, увиденным моим отцом, была «Царская невеста», в которой Галина выступала с Вашингтонской оперой. Эта постановка имела такой же успех, как и ее автобиография.

В конце 1970-х и в начале 1980-х в Вашингтоне обосновалось много новых русских эмигрантов. Среди них были художники и писатели, знавшие папины книги и ставшие постоянными гостями в нашем доме. У папы возникла тесная дружба с писателем Василием Аксеновым и его женой Майей. Мы вместе отмечали праздники: День благодарения у нас. Рождество – у них. Также папа дружил с видным эмигрантским поэтом Иваном Елагиным (настоящая фамилия которого была Матвеев). Когда у Елагина были выступления в Вашингтоне, он останавливался у нас.

В 1981 году в Вашингтоне поселились Циля и Евгений Михновские – вдова и сын известного русского пианиста Исаака Михновского. Так как они были очень дружны со Славой и Галиной, мы часто встречались с ними. Евгений, будучи врачом, помогал ухаживать за моим отцом в последний год его жизни.

В марте 1986 года отец встретился вновь с другом своей юности – Юрием Любимовым. Юрий уехал из Советского Союза за два года до этого и работал в Европе. В Вашингтон он был приглашен театром «Арена Стэйдж» поставить «Преступление и наказание». Хотя отец говорил с Любимовым и его женой Катей, когда они были в Европе, повидать друг друга им еще не доводилось. Это был очень волнующий момент, когда Юрий приехал в Вашингтон и они увиделись с моим отцом – впервые после пятидесяти лет.

Летом 1986 у отца началось сердечное заболевание. Доктора сумели вылечить его лекарствами, и после выздоровления он возобновил работу, но не на полный рабочий день. Летом 1987-го у него обнаружили рак пищевода. Выбирать надо было между операцией и химиотерапией. Хотя отец чувствовал себя слабым, он предпочел операцию. Долгое противоборство с раком отпугивало его. Ему хотелось избавиться от опухоли как можно быстрее. Вплоть до отправления в больницу он продолжал работать для Юси-ай-эй. Он даже завершил свою работу для следующих шести номеров журнала «Диалог».

Операция состоялась 21 августа. Опухоль была удалена успешно, но слабое сердце отца не выдержало травмы операции. Он скончался в тот же вечер.

Скоро исполнится год со смерти отца, но дня не проходит, чтобы я не вспоминала и не тосковала о нем. Когда я прихожу на концерты Славы и мы встречаемся за кулисами, нам обоим недостает его и мы оба чувствуем печаль.

Хотя отца больше нет с нами, память о нем жива, и сам он продолжает жить в своем творчестве.

Кэролайн Виллингхэм