Берия. Вождь, муж, отец, любовник, убийца, насильник

Берия. Вождь, муж, отец, любовник, убийца, насильник

6 августа американский бомбардировщик сбросил на Хиросиму первую атомную бомбу. Сталин не хотел лишиться плодов победы над дальневосточным союзником Германии. Поэтому он послал армию против Японии. Но разрушение Хиросимы имело куда более грозное последствие, чем предупреждение Гарри Трумэна в Потсдаме.

В тот день в Кунцево приехала Светлана. «Все были очень заняты, – ворчала она. – Никто не обращал на меня внимания».

– Война – варварская штука, – размышлял Сталин, – но использование атомной бомбы – это сверхварварство! К тому же в этом не было необходимости. Япония и так уже обречена. – Генсек не сомневался, что Хиросима – это очередное предупреждение ему, а не японцам. – Американцы сделали шантаж атомной бомбой своей политикой, – считал он.

На следующий день он провел в Кунцеве несколько совещаний с Лаврентием Берией и учеными.

– Хиросима потрясла весь мир, – сказал им вождь. – Баланс сил теперь нарушен. Это недопустимо.

Сейчас Сталин понимал, что работа по созданию советской атомной бомбы должна занимать приоритетное место. Неудивительно, что программа получила название «Задача номер 1». Руководить созданием атомной бомбы должен был Особый комитет Берии, своего рода атомное политбюро. Сталин велел применить к физикам политику кнута и пряника. Следовало задабривать ученых и одновременно угрожать им.

Сталину ядерная физика, как и остальные точные науки, казалась скучной, но с Курчатовым он старался быть вежливым и внимательным.

– Если ребенок не плачет, мать не знает, чего он хочет, – говорил он ему. – Просите чего хотите. Вы ни в чем не должны отказывать себе.

Лаврентий Павлович взялся за «Задачу номер 1» с таким энтузиазмом и энергией, словно от ее успешного выполнения зависела собственная жизнь Берии. Ядерная программа осуществлялась с поистине советским размахом. В распоряжении наркома было около 330–460 тысяч рабочих и 10 тысяч технического персонала. Берия олицетворял террор и репрессии.

– Вы хороший работник, – сказал он однажды одному из своих помощников, – но если бы вы отсидели шесть лет в лагерях, то работали бы еще лучше.

Для ученых и техников были созданы специальные тюрьмы, так называемые шарашки. Александр Солженицын ярко описал их в романе «В круге первом». Когда один из ученых сказал, что продуктивнее работал бы на свободе, Лаврентий Павлович только усмехнулся.

– Конечно, – согласился он. – Но это было бы слишком рискованно. На улицах безумное движение, и вы могли бы попасть под машину.

Берия чередовал угрозы с ласковым обращением.

– Вы ничего не хотите у меня попросить? – поинтересовался он у физика Андрея Сахарова.

Пожатие его руки, «полной, влажной и смертельно холодной», напоминало Сахарову о смерти.

«Задача номер 1», как и все другие поручения Берии, выполнялась без сбоев, надежно, как швейцарские часы. Курчатов считал, что Берия так и брызжет энергией. Лаврентий иногда завоевывал уважение ученых, защищая их. Он обращался к Сталину, и тот соглашался: «Оставьте их в покое. Мы сможем расстрелять их позже в любой момент».

Берия и его главный помощник Борис Ванников, бывший руководитель наркомата вооружений, «тонули в научных терминах и проблемах». «Они говорят, а я только сижу и моргаю, – признавался Ванников. – Все слова звучат по-русски, но я слышу их в первый раз». Что касается Берии, то решение большинства проблем он искал в высокомерии и угрозах: «Если вы ошибаетесь, я посажу вас в тюрьму».

В ноябре 1945 года Петр Капица, один из самых выдающихся советских ученых, пожаловался Сталину, что Берия ведет себя слишком заносчиво. Капица написал, что как-то поспорил с Лаврентием Павловичем. «Я прямо ему сказал: „Вы не разбираетесь в физике“, – сообщал Капица он. – Берия мне ответил, что я не разбираюсь в людях». Поскольку Лаврентий Берия ничего не понимал в физике, Капица предложил ему заняться изучением предмета. «Хотелось бы, чтобы товарищ Берия прочитал это письмо. Это не обвинение и не донос, а полезная критика. Конечно, я мог бы все это рассказать ему лично, но попасть к нему на прием крайне сложно», – закончил Петр Капица.

Сталин сказал Лаврентию Павловичу, что он должен научиться ладить с учеными. Берия вызвал Капицу, но тот поразил его, отказавшись прийти. «Если хотите со мной поговорить, – ответил физик, – приезжайте в институт».

Берия проглотил пилюлю.

* * *

Лаврентий Берия был теперь главным помощником вождя. Но это не мешало ему помнить о собственных увлечениях и личной жизни. Семьи Сталиных и Берии едва не слились в династическом союзе, которые так распространены в Грузии. Светлана никак не могла забыть Каплера и свою первую настоящую любовь. Она проводила много времени в доме Берии с его женой Ниной, красивой блондинкой, и видным ученым. Нина происходила из грузинской аристократической семьи, но, несмотря на это, была хорошей домохозяйкой. Сталин продолжал по-отечески опекать ее, хотя его отношение к Лаврентию Павловичу все больше менялось.

Лаврентий Берия всегда был без ума от атлетически сложенных женщин. Неудивительно, что его часто можно было встретить в раздевалках советских пловчих и баскетболисток. Нина и сама увлекалась спортом. Она регулярно делала зарядку, играла в теннис с охранниками, каталась на велосипеде. Берия, как и большинство бабников, очень ревновал супругу. Охранники были единственными мужчинами, которым он разрешал приближаться к ней.

Лаврентий Павлович вел роскошную жизнь. Свой величественный особняк он разделил на две части: деловую и жилую. Кабинеты и офисы располагались в одном крыле здания, комнаты жены и сына – в другом. Нина и Серго большую часть времени проводили на огромной белой даче в Сосновке, рядом с Барвихой. Она была построена в новом немецком стиле из стекла и камня. Просторный дом окружала терраса. Многочисленная охрана размещалась в домиках неподалеку. На даче Берии имелся маленький зверинец с ручными медвежатами и лисами.

Во время отпусков на юге Берия, в молодости учившийся на архитектора, сам сделал проект черноморской дачи, которую построили рядом со сталинской в Гаграх. Вождь приглашал в гости Лаврентия с Ниной и сыном, Серго.

К концу войны лысеющий широколицый Берия с пухлыми влажными губами и постоянно затуманенными карими глазами сильно располнел. У него был нездоровый вид. Кожа приобрела серовато-желтый цвет. Конечно, образ жизни соратников Сталина нельзя назвать здоровым. Берия отличился и здесь. Никто не работал больше этого нечеловечески энергичного и сильного человека. Он каждые выходные играл в волейбол с Ниной и охранниками. Чекист находился в ужасной спортивной форме, но двигался с поразительной быстротой. С другими хищниками в человечьем облике его роднило вегетарианство. Берия ел зелень и национальные грузинские блюда. Мясо стояло у него на столе очень редко. В выходные Лаврентий Павлович приезжал домой отдохнуть, стрелял из пистолета в саду, смотрел кино в личном кинотеатре и возвращался в город.

Одевался нарком внутренних дел небрежно. Он был похож не на видного государственного деятеля, а на винодела с юга. Берия терпеть не мог военной формы. Только в 1945 году он начал надевать маршальский мундир, да и то изредка. Обычно ходил в свитере с отложным воротником, мешковатых брюках и мятой широкополой шляпе.

Берия был умнее, нахальнее и честолюбивее остальных советских руководителей. Часто не мог побороть соблазн, чтобы не показать свое превосходство. Лаврентий Павлович смеялся над внешностью и донжуанством Никиты Хрущева.

– Вы только взгляните на Никиту, – шутил он. – И посмотреть, казалось бы, не на что. Тем не менее он у нас разрушитель женских сердец!

Берия издевался над слабым здоровьем Андреева, тупостью Ворошилова, полнотой Маленкова. Кобулову он говорил, что тот одевается, как Геринг. Шутки Берии были такими язвительными и злыми, что их объекты запоминали на всю жизнь. Нина умоляла мужа быть более вежливым и осторожным. Ей очень не нравилось, что он обижает окружающих, как писал их сын.

Конечно, у Берии, как у настоящего вождя, имелся свой двор. Его придворные не чаяли в нем души. Берия встречался со своими людьми в специальной ложе на стадионе «Динамо». Крупные советские организации в те времена имели свои футбольные команды. У бериевского МВД была, к примеру, «Динамо», у профсоюзов – «Спартак». В 1942 году эти команды вели такую яростную борьбу на зеленом поле, что нарком арестовал Николая Старостина, удачливого тренера соперников, и отправил его в ссылку. Приглашение посмотреть игру из ложи наркома означало для молодого чекиста вхождение в круг бериевских друзей.

Опись содержимого стола Лаврентия Павловича, сделанная после его ареста, открывает интересы Берии. Его влекли власть и секс. В своем кабинете Берия держал дубинки для пыток заключенных и гору женского нижнего белья, секс-игрушки, порнографию. У него нашли одиннадцать пар шелковых чулок, одиннадцать игрушечных медведей, семь шелковых ночных рубашек, женскую спортивную форму, блузки, шелковые шарфы, бесконечное число неприличных любовных писем и огромное количество предметов мужского разврата.

Несмотря на фантастический объем работы, Берия находил время и для активной сексуальной жизни. В ней все было в равной мере: и любовь, и изнасилования, и извращения. Война предоставила Берии возможность значительно превзойти своих предшественников по части сексуальных подвигов. Шефы тайной полиции всегда обладали негласной лицензией на сексуальную вседозволенность. Лаврентий Павлович имел право следить за всеми. За ним мог наблюдать только СМЕРШ. Получалось, что Берия имел право делать буквально все, что хотел.

Раньше считалось, что масштабы сексуальной жизни Лаврентия Павловича преувеличены. Однако раскрытие хранящихся в архивах протоколов его допросов, а также показания свидетелей и изнасилованных потерпевших говорят об обратном. В этих документах предстает сексуальный хищник, который пользовался властью для исполнения извращенных желаний. Нередко потерпевших очень трудно разделить на две категории: тех, кого он соблазнил и изнасиловал, когда они пришли просить сохранить жизни любимых людей, и тех, кого он похитил и изнасиловал. Были, конечно, и такие матери, и немало, которые занимались сводничеством. Они отдавали дочерей сексуальному маньяку в обмен на машины и привилегии.

Лаврентий Берия, когда хотел, вполне мог создать видимость джентльмена. С некоторыми своими любовницами он обращался так нежно и ласково, что они никогда его не критиковали. Эти женщины молчали даже тогда, когда из Берии сделали главную Синюю Бороду Советского Союза.

Москвичи привыкли видеть бронированный «паккард», который медленно катит по улицам столицы. «Берия опять вышел на охоту», – шептались они. Нарком регулярно приказывал телохранителям-кавказцам, полковникам Саркисову и Надарайе, сажать в машину понравившихся ему женщин. Полковники выполняли задания с большой неохотой, но предпочитали помалкивать. Саркисов записывал все извращения шефа, чтобы настучать на него Сталину.

Женщин и девушек обычно привозили в городской особняк Берии, где, словно пародия на кавказское рыцарство и гостеприимство, их ждали богатый грузинский стол с вином. На обратном пути один из полковников всегда дарил жертве наркома букет цветов. Если похищенные сопротивлялись, их часто просто арестовывали и бросали в тюрьму. Актрису Зою Федорову полковники-чекисты схватили, когда она еще кормила грудью маленького ребенка. Ее привезли на большую вечеринку. В комнате стоял накрытый стол, но никаких гостей не было. Затем к гостье вышел Лаврентий Павлович. Федорова умоляла отпустить ее, потому что у актрисы после кормления болели груди. Берия пришел в ярость. Позже она была арестована.

Киноактрису Татьяну Окуневскую Берия пригласил в конце войны выступить перед членами политбюро, но вместо Кремля отвез к себе на дачу. Он усиленно поил гостью вином, часто заливая ей колени. После ужина он разделся. Складки жира и выпученные глаза делали его похожим на отвратительную жабу.

– Можете кричать, но это не имеет значения, – предупредил он. – Лучше подумайте и ведите себя как нужно.

Потом нарком изнасиловал актрису. Вскоре после этой встречи Окуневскую тоже арестовали. Ее посадили в одиночную камеру, потом отправили в Сибирь. Она валила лес в тайге и, если бы не доброта простых людей, никогда бы не выжила в лагере.

Насилие над женщинами было лишь верхушкой айсберга морального разложения наркома внутренних дел. Приапическая энергия Берии так же била через край, как и активность чиновника. «Во время войны, в 1943 году, думаю, я заразился сифилисом, – позже признавался он. – Пришлось лечиться».

После войны Власик и Поскребышев, который не забыл о Бронке, рассказали Сталину о сифилисе Берии. Сексуальный маньяк Берия аккуратно записывал свои победы на любовном фронте. Счет вели и его полковники. Одни говорят, что в списках было тридцать девять имен, другие утверждают – семьдесят девять. «Большинство этих женщин были моими любовницами», – признался Лаврентий Павлович.

Берия приказал Саркисову уничтожить списки, что тот и сделал. Но, будучи истинным чекистом, сохранил одну копию и позже использовал ее против своего хозяина.

Кое-кто из бериевских любовниц, к примеру Софья и Майя, студентки Института международных отношений, очень некстати забеременели. И снова нашлась работа для полковников Саркисова и Надарайи. Они устроили им аборт в медсанчасти МВД. Если же у Берии все-таки рождались дети, то полковники сдавали их в детский дом.

Сталин терпел выходки своих придворных, пока они сохраняли ему политическую верность. Во время войны Лаврентий Берия тянул на себе половину экономики СССР. Когда вождю докладывали об его сексуальных подвигах, генсек со снисходительной улыбкой отвечал: «Товарищ Берия перетрудился и устал». Но чем меньше он доверял Берии, тем менее терпимым становился к распущенности и вседозволенности. Узнав однажды, что Светлана находится дома у Берии, Иосиф Виссарионович неожиданно запаниковал. Он тут же позвонил ей и велел немедленно уезжать. «Я не верю Берии», – объяснил он.

Когда Берия заметил, что дочь Поскребышева такая же красивая, как ее мать, шеф сталинского кабинета сказал девочке:

– Никогда не садись в машину к Берии, если он предложит тебя подвезти.

Жены вождей Лаврентия Павловича Берию ненавидели. Ашхен Микоян отказывалась идти на банкет или какое-нибудь торжественное мероприятие, если на них мог оказаться и нарком внутренних дел.

– Скажи, что у меня разболелась голова, – говорила она мужу и оставалась дома.

Жена Берии Нина признавалась Светлане и другим близким подругам, что очень несчастна. «Лаврентия постоянно нет дома, – жаловалась она. – Я все время одна». Но ее невестка утверждает, что Нина Берия, несмотря ни на что, все равно любила супруга. Она, конечно, знала, что у него есть другие женщины, но решила относиться к этому с присущей грузинкам терпимостью. Перед приездом мужа домой на выходные она часами делала маникюр и макияж. Нина жила внизу, в своей комнате. Когда же приезжал Лаврентий, она перебиралась на второй этаж, чтобы разделить с ним супружеское ложе. Они уютно сидели у зажженного камина и смотрели западные фильмы, чаще всего вестерны про ковбоев и мексиканских бандитов. Любимой картиной Лаврентия Павловича был вестерн «Вива Виллья!» о мексиканском национальном герое. Супруги ласково разговаривали на мингрельском наречии.

Нина отказывалась верить во все те ужасы, которые приписывала Берии народная молва. По крайней мере, не верила во все его преступления. «Не понимаю, когда только Лаврентий находит время, чтобы соблазнить эти орды женщин? – недоверчиво спрашивала она. – Ведь он дни и ночи проводит на работе». Поэтому делала вывод, что все женщины, о которых говорят, являются просто секретными агентами Берии.

* * *

Сына Лаврентий и Нина назвали Серго в честь Орджоникидзе. Серго был уже двадцать один год. Он учился в школе 175 вместе со Светланой Сталиной, Марфой Пешковой и детьми большинства представителей советской элиты. Лаврентию Берии заниматься воспитанием сына не позволяла работа, но он очень им гордился. Их отношения были типичными для отца-большевика и сына.

Так же как Маленков и большинство других руководителей, Лаврентий Павлович очень не хотел, чтобы его сын шел в политику. Члены политбюро уговаривали своих детей стать учеными. Не был исключением и Берия. Его сын – полковник Берия – достиг больших успехов в новых военных технологиях. Он возглавлял крупное конструкторское бюро № 1 по разработке ракет.

Серго рос на глазах Сталина. Поэтому Лаврентий Павлович не мог помешать шефу брать Серго с собой на конференции с союзниками.

Серго Берия был умен и вежлив. По словам Марфы Пешковой, лучшей подруги Светланы Сталиной, он был так «невероятно красив, что казался принцем… в него были влюблены все девушки». В 1944 году Светлана тоже влюбилась в Берию-младшего. Об этом она, правда, не писала в своих воспоминаниях и не говорила в многочисленных интервью. Когда Серго опубликовал собственные мемуары, в которых написал об ее влюбленности, ему мало кто поверил. И все же Светлана хотела выйти за него замуж. От этой мысли она не отказывалась даже тогда, когда он женился на другой. Во время войны Серго жил в Свердловске. Поэтому Светлана уговорила брата отвезти ее туда. После ареста Каплера она влюбилась в Серго. Это сильно встревожило Лаврентия Павловича и Нину.

– Неужели ты не понимаешь, что делаешь? – заламывая руки, спрашивала ее Нина Берия. – Если твой отец узнает о твоей любви, он сдерет с Серго кожу живьем.

Иосиф Виссарионович хотел выдать дочь за сына кого-нибудь из соратников. Он говорил Светлане, что она должна стать женой или Юрия Жданова, или Серго Берии, или Степана Микояна. Но мысль о родстве с вождем приводила Лаврентия Берию в ужас.

И хотя Сталин как будто не возражал против того, чтобы Светлана вышла за Серго, Берия знал, что вождь отнесется к такому браку как «к попытке проникнуть в его семью». Так Лаврентий Павлович и объяснял сыну. Светлана очень хотела выйти замуж за Серго, но его родители решительно возражали. В конце концов ей пришлось смириться.

– В молодости я хотела выйти замуж за одного человека, но его родители воспротивились браку, потому что я была дочь Сталина, – рассказывала она. – Это был очень болезненный удар для меня.

Сначала Светлане Сталиной пришлось отказаться от любимого парня, потом ее ждало еще более сильное потрясение. Ее подруга Марфа Пешкова, «хорошенькая и пухленькая, как перепелка», нравилась всем. Гуля Джугашвили вспоминала, что по этой причине с ней было нелегко дружить. У Марфы был парень, Рэм Меркулов, сын начальника НКГБ. Она росла в обществе Ягоды и, возможно, поэтому была неравнодушна к сыновьям чекистов. Потом Марфа рассталась с Меркуловым-младшим и тоже влюбилась в Серго Берия. Чувство оказалось взаимным. Вскоре они стали мужем и женой. Берия не стали играть пышную свадьбу, потому что, как говорит Марфа, это было не в духе времени. Лаврентий Павлович предупредил сына, что Сталин будет недоволен, что тот связался с семьей Горьких. Он оказался прав. Узнав о свадьбе Серго и Марфы, Иосиф Виссарионович пригласил сына Берии в Кунцево.

– Сам по себе Горький был неплохим человеком, но вокруг него вилось очень много антисоветчиков… Самое главное – не попадай под влияние жены, – строго предупредил Сталин, который всегда подозревал жен во всех грехах.

– Но она совсем аполитична, – возразил Серго.

– Знаю. Тем не менее я считаю эту женитьбу нелояльным поступком с твоей стороны. Не ко мне, а к Советскому государству. Тебя заставил жениться твой отец? – неожиданно осведомился он.

Вождь обвинил Лаврентия Павловича в том, что он налаживает связи с оппозиционной интеллигенцией. Серго защитил отца. Он рассказал, что с Марфой его познакомила Светлана.

– Ты никогда не говорил об этом со Светланой, – заметил Сталин. – Она сказала мне сама. – Он улыбнулся и добавил: – Не обращай на меня внимания, старики всегда ворчат. Что же касается Марфочки, то она выросла у меня на глазах.

Марфа перебралась на дачу Берии. Там она хорошо узнала и полюбила свекра, пользовавшегося самой дурной славой. Берия относился к невестке с необыкновенной добротой. «Я его очень любила, – рассказывала Марфа. – Он был очень веселый и остроумный человек, всегда пел мексиканскую песню „Голубка“ и рассказывал смешные истории из своей жизни». Лаврентий Павлович любил, к примеру, травить байки о том, как лишился невинности в Румынии. Он запутался в огромных женских панталонах. Его нашли в саду, как маленького Геркулеса, который борется со змеей.

По воскресеньям, в свой единственный выходной, Берия спал допоздна в обнимку с Ниной. Потом они играли с Серго и Марфой в волейбол. Каждой паре помогали охранники.

Когда Марфа родила первую внучку, Лаврентий Берия, как самый нежный и любящий дед, часами сидел у кроватки и молча смотрел на нее. По утрам он просил приносить малышку в их с Ниной комнату. Берия сажал ее между собой и женой и с улыбкой любовался. Он баловал внучку и разрешал делать все что угодно. Не ругал ее даже тогда, когда внучка залезла обеими ручками в торт в день его рождения.

Если от свекра Марфа была без ума, то свекровь любила не так сильно. Нина оказалась таким же деспотом дома, каким был Берия за его пределами. Нина Берия маялась от одиночества и безделья. Вскоре Марфа с удивлением обнаружила, что гораздо больше времени проводит со свекровью, чем с мужем. Она хотела жить в своем доме, но Нина сказала:

– Если ты хотя бы еще раз заговоришь об этом, можешь распрощаться со своими детьми.

Марфа Пешкова считала Берию самым умным человеком из окружения Сталина. Она даже в некотором роде сочувствовала ему. Ей казалось, что судьба сыграла с ним злую шутку и поместила не в ту эпоху. Живи Лаврентий Павлович в другом веке, он был бы совсем иным человеком. А если бы он родился, скажем, в Америке, то имел бы все шансы стать председателем правления какой-нибудь крупной корпорации, той же, скажем, «Дженерал моторс». Марфа была уверена, что Берия никогда не являлся настоящим коммунистом. Однажды Берия поразил невестку. Играя с внучкой, он сказал:

– Эту девочку будут сначала учить дома, потом она поедет учиться в Оксфордский университет!

Никто из членов политбюро не мог пожелать подобной судьбы своим детям или внукам.

* * *

Светлана Сталина попыталась залечить рану, нанесенную Серго, при помощи совсем неподходящего брака. На квартире Василия в Доме на набережной она познакомилась с Гришей Морозовым. Во время войны он служил в дорожной охране. «Завязалась дружба, – вспоминала Светлана, – но я не любила его». Однако он был от нее без ума.

Иосиф Виссарионович отнесся к Морозову подозрительно. «Еще один еврей», – невесело заметил он. После Каплера ему казалось, что евреи так и норовят пробраться в его семью. Светлану же тянуло к их теплоте и культуре.

– Это весна во всем виновата… – заявил он дочери. – Хочешь выйти замуж? Ну и выходи, черт с тобой! Поступай как знаешь!

«Я просто хотела пережить отказ любимого человека, – объясняла Светлана через много лет, – поэтому мы и поженились. Но при других обстоятельствах я бы не вышла за него. Мой первый муж был очень хорошим человеком и всегда меня любил».

Никакой свадьбы не было. Они просто пошли в ЗАГС и стали супругами. Сотрудница ЗАГСа посмотрела в паспорт невесты и спросила:

– А ваш папа знает об этом?

Войдя в семью Сталина, Морозов сразу стал, по словам Леонида Реденса, заносчивым и высокомерным. У них вскоре родился сын. Малыша, конечно, назвали Иосифом. Не менее быстро Светлана поняла, что не готова к семейной жизни. «Я родила сына в девятнадцать лет, – вспоминала она. – Мой молодой муж тоже был студентом. За нашим ребенком присматривали чужие люди. У меня было три аборта, потом очень тяжелый выкидыш».

Сталин был обижен на дочь и отказывался встречаться с Морозовым. Светлана же продолжала любить Серго Берия. «Она так и не простила меня за то, что я вышла за него замуж», – рассказывала Марфа Пешкова.

Светлана напоминала Серго, что Сталин был в ярости, когда он женился на Марфе. Светлана продолжала ездить к Нине, заменившей ей мать, и придумывала невероятные планы. Однажды, например, предложила… заменить Марфу. Та уедет, забрав с собой старшую дочь, а она станет жить с Серго и растить младшую. «Она такая же, как ее отец, – считал Микоян. – Всегда берет то, что хочет!»

Однако Светлана Сталина могла быть и очень доброй. Когда информация о героическом поведении Якова в немецком плену получила подтверждение, его вдову Юлию отпустили на свободу. Она с ужасом обнаружила, что дочь Гуля, которой тогда было уже семь лет, почти не помнит ее. За Гулей присматривала Светлана. Ей приходилось с большой деликатностью и тактом день за днем возить девочку к Юлии. Каждый раз продолжительность встречи немного увеличивалась. Наконец Гуля привыкла к матери, и они стали жить вместе.

Эти свидания происходили в тайне. Пока Гулю воспитывали няньки, ее мать оставалась как бы вне семьи. Наконец она не выдержала и написала Сталину: «Иосиф Виссарионович, очень вас прошу не отказывать мне в просьбе, потому что очень трудно смотреть на Гулю. Мы живем в надежде увидеть вас и поговорить о вещах, о которых не напишешь в письме. Мы бы хотели, чтобы вы увидели Гулю…»

Позже, благодаря Светлане, Сталин встретился со своей первой внучкой.