Убийство и женитьба. Ленинградское дело

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Убийство и женитьба. Ленинградское дело

Два негодяя вели свою игру только по крупным ставкам. На кону стояла жизнь. Впрочем, Иосиф Виссарионович и сам уже созрел для того, чтобы срезать головки самых высоких маков. Жертвами должны были стать одаренные ленинградцы. Устраняя их, Сталин надеялся сохранить верховную власть. На посту премьер-министра его должен был сменить Николай Вознесенский. Как рассказывал Чадаев, Вознесенский был о себе очень высокого мнения. Он считал, что интеллектом уступает только Сталину. Ему на самом деле было чем гордиться. В сорок четыре года Вознесенский стал самым молодым членом политбюро. Он почти всегда говорил Сталину правду. Вождь не только не сердился, но и хвалил его за искренность. Эта близость, однако, сыграла злую шутку. У Вознесенского возникло ощущение вседозволенности. Откровенным он был не только со Сталиным. Николай Вознесенский бравировал тем, что является русским националистом. Никто лучше него не мог наживать себе врагов. Сейчас, после смерти Жданова, из пепла воскрес очень опасный соперник – Маленков. Да и Лаврентий Берия побаивался выскочки из Ленинграда, мечтая захватить экономическую власть.

Иосиф Виссарионович обратил внимание на то, что промышленное производство выросло в последнем квартале 1948-го, но упало в первом следующего года. Это было вполне нормальным сезонным колебанием, но вождь тем не менее попросил Вознесенского выравнять показатели. Николай Вознесенский, возглавлявший Госплан, пообещал это сделать. Однако слово не сдержал. Боясь гнева вождя, он решил скрыть статистические данные. На его беду, об этом каким-то образом узнал Лаврентий Берия. К тому же бывшему чекисту сообщили, что из Госплана таинственным образом пропадают сотни секретных документов. Берия рассказал об этом Сталину. Тот, по словам присутствовавшего при разговоре Микояна, сначала был поражен, потом пришел в ярость.

– Означает ли это, что Вознесенский обманывает нас и водит за нос политбюро? – гневно поинтересовался вождь.

В этот момент Берия и открыл тайну, которую бережно хранил с 1941 года: во время нервного срыва Сталина в самом начале войны Николай Вознесенский предложил Молотову взять власть и пообещал поддержать его.

Это предательство стало последней каплей. Андреев, безжалостный бюрократ-убийца, получил приказ расследовать обвинения. Вознесенский в панике позвонил Сталину, но вождь не хотел его принимать. 7 марта 1949 года Вознесенского вывели из состава политбюро. Сейчас он проводил все время в своей квартире в переулке Грановского, где писал трактат на экономическую тему.

Смертельный дуэт Маленкова и Абакумова вновь взялся за кровавое дело. На этот раз им предстояло организовать «дело Госплана».

Вторым помазанным наследником Сталина был молодой красавец Кузнецов. Искренний и общительный Кузнецов был полной противоположностью Вознесенскому. Его любили почти все. Но такие сантименты при дворе Сталина не имели абсолютно никакого значения. Кузнецов помогал Жданову в антисемитской кампании и докладывал Сталину о сексуальной распущенности партийных чиновников. Он преклонялся перед Сталиным и, как самое дорогое сокровище, хранил его записку, полученную во время войны. Вся беда Кузнецова заключалась в том, что он не понимал своего кумира. Он допустил грубейшую ошибку, начав изучать архивные папки МГБ, в которых содержалась информация об убийстве Кирова и показательных процессах тридцатых годов. Вторжение в такие чувствительные области моментально зародило у Иосифа Виссарионовича подозрения.

В это же самое время Георгий Маленков предупредил Сталина, что ленинградская партийная организация без разрешения правительства провела торговую ярмарку. Ему удалось связать это упущение с туманным планом, который в свое время вынашивал Андрей Жданов, по созданию российской коммунистической партии (в противовес союзной, как утверждал Маленков) и сделать Ленинград столицей республики.

Русскую партию не смог бы возглавлять грузин, а национализм Вознесенского вызывал сильную тревогу у кавказцев.

– Для него не только грузины и армяне, но даже украинцы – не люди, – сказал как-то вождь Анастасу Микояну.

В случае прихода к власти ленинградцев тревожным становилось бы будущее и Лаврентия Берии.

Маленков, в отличие от Кузнецова, прекрасно разбирался в характере Сталина. Он знал все его чувствительные места и умело пользовался этим.

– Поезжайте туда и разберитесь, что там происходит, – приказал Сталин.

Маленков и Абакумов отправились в Ленинград на двух поездах. Они привезли с собой пятьсот офицеров МГБ и двадцать следователей, занимавшихся делами особой важности. «Когда Сталин приказывал убить одного человека, Маленков убивал тысячу!» – говорил Берия. Маланя остался верен себе и сейчас. Он набросился на ленинградское руководство, соединил все нити и в результате получил смертельно опасный «заговор». По городу прокатилась волна арестов.

Вознесенский и Кузнецов сидели в это время в своих роскошных квартирах в розовом здании в переулке Грановского. Они были уверены, что Сталин простит их. 1937 год казался далеким прошлым.

* * *

Младший сын Микояна, Серго, которому сейчас исполнилось восемнадцать, был женихом красавицы Аллы, дочери Алексея Кузнецова. Теперь получалось, что сын Микояна собирается жениться на дочери изгоя, а может, даже и врага.

– То, что произошло с моим отцом, повлияет на твои чувства ко мне? – тревожно спросила Алла Кузнецова.

Серго искренне любил Аллу. Анастас и Ашхен тоже успели привязаться к ней. Микоян поддерживал выбор сына.

– Неужели ты позволишь ему взять ее в жены? – ужаснулся Лазарь Каганович. – Ты что, с ума сошел? Разве ты не понимаешь, что Кузнецов обречен? Отмени свадьбу, пока не поздно.

Но Анастас Микоян был непреклонен.

15 февраля 1949 года Алексея Кузнецова сняли с должности секретаря ЦК. Его обвинили в антипартийных действиях и антигосударственном сепаратизме. Через три дня должна была состояться свадьба Серго и Аллы. Кузнецов был так рад за дочь, что на какое-то время, казалось, забыл о своих бедах.

Анастас Иванович решил провести свадьбу в Зубалове. В самый последний момент Кузнецов наконец понял всю серьезность своего положения. Он позвонил свату и сказал, что не сможет приехать, потому что у него расстроился желудок. Микоян не хотел слушать никаких объяснений.

– Ничего страшного. У нас здесь много уборных, на всех хватит, – пошутил он. – Приезжай!

– У меня нет машины, – упорствовал Алексей Александрович. – Лучше садитесь за стол без меня!

– Что же это за свадьба, когда за столом нет отца невесты! – удивился Анастас и прислал за опальным родственником свою машину.

Кузнецов приехал в Зубалово, но не смог забыть о своих несчастьях даже за праздничным столом. Он боялся поставить в опасное положение дочь и своих новых родственников.

– Что-то мне нехорошо, – неожиданно сказал он. – Давайте выпьем за наших детей.

После этого тоста Кузнецов вернулся в Москву.

* * *

В ту же весну бедняга Кузнецов присутствовал еще на одной свадьбе детей политбюро. Она тоже имела отношение к терпящей бедствие фракции Жданова. «Сталин всегда хотел, чтобы я женился на Светлане, – вспоминал Юрий Жданов, продолжавший работать в Центральном комитете. – Мы дружили с детства, поэтому эта женитьба меня не пугала». Но стать мужем дочери диктатора – довольно щекотливое дело. Юрий не знал, кому делать предложение: самому вождю или его дочери. После долгих размышлений он решил начать со Сталина.

– Ты не знаешь ее характер. Она быстро покажет тебе на дверь, – попытался отговорить его генсек.

Но Жданов упорствовал. «Сталин не стал читать мне лекций и нотаций, – рассказывал он о своем сватовстве. – Он просто сказал, что доверяет мне Светлану».

По словам Серго Берии, Сталин решил сейчас сыграть роль свата.

– Мне нравится этот человек, – заявил он Светлане. – У него есть будущее, и он любит тебя. Выходи за него замуж!

– Но он признался в любви тебе, а не мне, – возразила Светлана. – Он никогда даже не смотрел на меня.

– Поговори с ним, и сама увидишь, – сказал Сталин.

Светлана продолжала любить Серго Берию. «Ты не захотел жениться на мне, – заявила она ему. – Хорошо, тогда я выйду замуж за Юрия Жданова!» Со временем она полюбила «благочестивого Юрочку» и согласилась стать его женой. «Второй брак устроил отец, – объясняла позже Светлана. – Я устала бороться и спорить с ним. Поэтому не стала сопротивляться и согласилась выйти за Жданова».

Сам генералиссимус на свадьбе не присутствовал. Она праздновалась на даче Жданова в одиннадцати километрах от Зубалова по Успенскому шоссе. Среди гостей была еще одна пара из политбюро: Наташа, дочь Андреева и Доры Хазан, приехала со своим мужем Владимиром Куйбышевым, сыном покойного партийного руководителя. Были шумное застолье и танцы. Юрий, как и его отец, неплохо играл на пианино. Вполне естественно, что присутствовал на свадьбе и Кузнецов. Все знали, что он был ближайшим союзником Жданова, а теперь оказался в опале.

Юрий и Светлана с сыном от первого брака, Иосифом Морозовым, которому уже исполнилось четыре года, жили вместе со вдовой Жданова в Кремле. «Я никогда не видел моего отца, – говорит Иосиф. – Папой я называл Юрия. Он любил меня!»

Через несколько дней после свадьбы Ждановы приехали в Зубалово. Неожиданно позвонил Власик и сказал: к ним едет Сталин.

– Почему ты переехала к Ждановым? – рассердился вождь, встретившись со Светланой. – Ждановские женщины съедят тебя живьем. В их доме слишком много женщин.

Он хотел, чтобы молодожены перебрались в Кунцево и жили на втором этаже, который был почти готов, но почему-то не предлагал это. Возможно, в глубине души боялся, что они будут беспокоить его.

Светлана осталась жить со строгими вдовами Жданова и Щербакова. Прошло совсем немного времени, и она возненавидела свекровь. Зинаида Жданова объединяла партийный фанатизм с буржуазным самодовольством. Увы, в семейной жизни Светланы Сталиной было не много любви. «Это было для меня уроком, – говорила она. – Замуж нужно выходить только по любви».

Светлана родила дочь, Катю. Роды оказались очень тяжелыми. В письме отцу она пожаловалась на одиночество. Светлана была очень рада, когда получила от него очень живой ответ.

Алексей Кузнецов и Николай Вознесенский находились на краю пропасти. Юрий чувствовал, что Ленинградское дело направлено против его отца, но тогда он еще не боялся за свою жизнь. «Только позже я узнал, что меня тоже должны были уничтожить…» – вспоминал он.

Кузнецова и Вознесенского пытали, чтобы получить показания против Жданова.

* * *

Сталин размышлял, как ему поступить с Алексеем Кузнецовым. Поскребышев пригласил ленинградца на ужин в Кунцево, но Сталин отказался пожать гостю руку.

– Я вас не звал, – грубо заявил он.

Кузнецов, казалось, съежился на глазах. Иосиф Виссарионович ждал от него покаянного письма, но наивный ленинградец не догадался, что нужно просить прощения.

– Это значит, что он виноват, – уверенно сказал Сталин Микояну.

И все же у Сталина оставались некоторые сомнения.

– Не будет ли ошибкой, если мы запретим Вознесенскому работать, пока решаем, как с ним поступить? – спросил он Маленкова и Берию.

Те осмотрительно промолчали. Потом Сталин неожиданно вспомнил, что маршал авиации Новиков и Шахурин все еще сидят в тюрьме.

– Вам не кажется, что пришло время освободить их? – обратился вождь к дуэту.

И снова они ничего не ответили.

Спрятавшись в туалете, Георгий Маленков и Лаврентий Берия шепотом обсуждали новую блажь вождя. Если отпустить Шахурина с Новиковым, думали они, то это может распространиться и на других, а именно – на ненавистных ленинградцев.

Через три недели Сталин приказал Виктору Абакумову арестовать, пытать и уничтожать ленинградцев, которых совсем недавно сам назначил своими наследниками.

13 августа 1949 года Алексея Кузнецова вызвали к Маленкову.

– Я скоро вернусь, – сказал он жене и сыну Валерию. – Не садитесь ужинать без меня.

Валерий выглянул в окно. Он смотрел, как отец неторопливо идет по переулку Грановского в сторону Кремля. «Он повернулся и помахал мне рукой, – рассказывал Кузнецов-младший. – Больше я его не видел».

Кузнецова арестовал охранник Маленкова в приемной шефа.

Приказ на арест Вознесенского Сталин отдал не сразу. Он еще долго колебался. Иосиф Виссарионович понимал, что Вознесенский попадет в руки врагов: Маленкова и Берии. Сталин продолжал приглашать бывшего фаворита в Кунцево на ужины и даже говорил о назначении в Государственный банк. 17 августа Вознесенский написал вождю патетическое письмо, умоляя дать ему работу. «Если бы вы знали, как трудно быть в стороне от товарищей, – жаловался опальный руководитель. – Я понял свою ошибку и хорошо усвоил урок партийного поведения. Прошу вас оказать мне доверие».

Сталин предал письмо Маленкову.

Серьезно больной, но по-прежнему страшный и безжалостный Андреев выявил в Госплане Вознесенского множество недостатков и недочетов. Всего из главного планового министерства Советского Союза пропали 526 документов. Это надуманное дело стало последним подвигом Андрея Андреева. Николай Вознесенский признал, что не преследовал виновных, потому что не имел доказательств их вины. «Сейчас я понимаю, что виноват», – каялся он.

Позже Хрущев обвинил Маленкова в том, что тот нашептывал Сталину всякие гадости о Вознесенском, чтобы лишить его последних шансов на спасение.

27 ноября 1949 года, в самый разгар борьбы со «ждановщиной», Вознесенский был арестован. Он присоединился к Алексею Кузнецову и еще 214 задержанным по Ленинградскому делу. Ко всем арестованным применяли «французскую борьбу». После чиновников в пасть абакумовского МГБ последовали их родственники, жены и дети.

Кузнецова избивали так сильно, что порвали барабанные перепонки. «Меня били до тех пор, пока у меня из ушей не начинала литься кровь, – рассказывал после смерти Сталина один из арестованных, некий Турко. – Комаров хватал меня за голову и бил о стену». Турко дал показания против Кузнецова. Пыточных дел мастера спросили у Виктора Абакумова, можно ли применять методы физического воздействия к задержанной Закрыжевской. Их останавливало то, что она была беременна.

– Вы что, защищаете ее? – завопил побагровевший от ярости министр. – Закон не запрещает допрашивать арестованных! Выполняйте свое дело.

Закрыжевскую пытали так же, как и остальных. У нее случился выкидыш.

– Расскажи нам все! – требовали следователи. – Мы авангард партии.

Кузнецов и Вознесенский содержались в особой тюрьме, «Матросская тишина», которая была создана по приказу Георгия Маленкова. Он приезжал туда инкогнито вместе с Берией и другими членами политбюро на допросы задержанных.

Положение зловеще добродушного Булганина тоже было опасным. Он получил приказ допрашивать своего старого друга, Александра Вознесенского. Увидев Булганина, Вознесенский, до ареста работавший ректором Ленинградского университета, обрадовался. Он, конечно, решил, что спасен. «Он бросился ко мне с радостным криком: „Товарищ Булганин, дорогой мой. Наконец-то вы вспомнили обо мне! Я ни в чем не виноват. Как замечательно, что вы приехали! Теперь товарищ Сталин узнает всю правду!“» – рассказывал позже Николай Булганин. Булганин быстро остудил восторг старого друга.

– Тамбовский волк тебе товарищ! – прорычал он.

Булганин был уверен, что такое поведение единственно правильное. Он считал, что у него нет выбора. «Что я мог сделать? – жалобно восклицал министр обороны. – Я знал, что Берия и Маленков сидят в углу и внимательно наблюдают за мной».

* * *

В это время дочь Кузнецова, Алла, и ее муж Серго Микоян спешно вернулись из медового месяца. Они приехали всего через несколько дней после того, как забитый до полусмерти Алексей Александрович Кузнецов подписал признание. Анастас Микоян принял невестку в своем кремлевском кабинете. «Мне было очень трудно говорить с Аллой, – написал он в мемуарах. – Конечно, я должен был сообщить ей официальную версию ареста». Алла с рыданиями выбежала из кабинета. «Я бросился за ней, – вспоминал Серго. – Я боялся, что она наложит на себя руки».

Анастас вернул сына и показал ему подписанное Кузнецовым признание. Сталин, как обычно, разослал его членам политбюро. Серго не поверил ни слову.

– Но он собственноручно подписал каждую страницу, – подчеркнул Микоян-старший.

– Я уверен, что все прояснится и он вернется, – не сдавался Серго.

«Конечно, я не мог сказать ему, что Сталин уже решил судьбу Кузнецова и он никогда не вернется», – писал Анастас Микоян.

Ленинградское дело было не единственным успехом Лаврентия Павловича Берии. Сразу после ареста Кузнецова, в конце августа 1949 года, Берия отправился на бронированном поезде в казахские степи, где находился закрытый ядерный полигон. Там проводились испытания атомной бомбы. Берия очень волновался. Он прекрасно понимал, что если что-то пойдет не так, то семья Лаврентия Павловича будет уничтожена вместе с ним. Маленков подбадривал союзника.

Берия приехал в Семипалатинск-21 на генеральное испытание советской бомбы. Он остановился в маленьком домике позади командного пункта профессора Курчатова. Утром 29 августа на глазах Берии кран осторожно опустил урановый пест в вагон. Затем в него поместили плутониевую полусферу. После того как бомбу снарядили взрывчаткой и взрывателем, ее отвезли на место взрыва и подняли на самый верх башни. Лаврентий Берия и ученые уехали.

В 6 часов вечера все собрались на командном пункте в десяти километрах от эпицентра взрыва. В домике была панель управления и телефоны связи с Москвой. Наблюдатели спрятались за земляным валом, который должен был защитить от ударной волны. Курчатов дал команду произвести взрыв. Небо осветила яркая вспышка. После того как ударная волна прошла, все выбежали из командного пункта, чтобы полюбоваться похожим на гриб облаком, которое величественно поднималось перед ними.

Лаврентий Павлович был так взволнован, что поцеловал Курчатова в лоб.

– Все как у американцев? Ничего не напортачили? Курчатов нас не обманывает? – допытывался он у ученых.

Берия очень обрадовался, когда узнал, что взрыв сровнял с землей все, что было на полигоне.

– Слава богу, все получилось! – облегченно вздохнул Берия и бросился звонить в Москву, чтобы первым сообщить Сталину об успешном испытании.

Берию ждало разочарование. Сталин грубо оборвал его. Он сказал, что все уже знает, и бросил трубку. У Иосифа Виссарионовича имелись собственные источники информации. Берия пришел в ярость. Он ударил генерала, осмелившегося сообщить вождю, и гневно закричал:

– Ты вставляешь палки мне в колеса, предатель! Я сотру тебя в порошок!

Несмотря на эту маленькую неудачу, он очень гордился своим колоссальным успехом. Через четыре года после Хиросимы у Сталина появилась своя атомная бомба.

Берия и Маленков были довольны. Они вернули расположение Хозяина.

* * *

Сталин вызвал Хрущева из Киева. «Конечно, я не мог не чувствовать тревоги», – признавался позже Никита Хрущев. Поводов для страха было предостаточно. Вознесенского и Кузнецова в это самое время пытали в подвалах Лубянки.

Хрущев позвонил Маленкову.

– Не беспокойся, – посоветовал Маланя. – Я не могу сказать, зачем тебя вызывают, но даю слово, что тебе нечего бояться.

Никита Сергеевич Хрущев правил Украиной с 1938 года. Перед войной он безжалостно уничтожал кулаков, во время войны и после нее громил украинских националистов и униатских епископов.

В феврале 1948 года Хрущев вновь организовал высылку из деревень ненадежных элементов. По его инициативе был арестован почти миллион человек. По своим масштабам и жестокости это колоссальное преступление вполне сопоставимо с депортацией кулаков в тридцатые годы. Неудивительно, что на старости лет, уже на пенсии, Хрущев говорил: «У меня руки по локоть в крови».

Никита Хрущев, лысый и круглый, как ядро, ходил у вождя в любимцах. Говорил он очень просто. Наверное, поэтому его лесть казалась Иосифу Виссарионовичу искренней. Сталин считал этого энергичного руководителя полуграмотным крестьянином. «Хрущев так же невежественен, как эфиопский император», – однажды сказал он с улыбкой Маленкову. Однако славившийся проницательностью вождь знал и сильные стороны своего фаворита. Ему нравились в Хрущеве «глубокий натурализм, чистая мужская сила, настойчивость и хитрость, здравый смысл и сильный характер». «Его нужно держать на коротком поводке», – задумчиво говорил порой Сталин.

Приехав в Москву, Хрущев первым делом поспешил в гости к Берии в надежде, что тот его успокоит. Среди сталинских придворных постепенно росло чувство локтя. Лаврентий Павлович тоже заверил Никиту, что ему ничего не угрожает.

Они оказались правы. Сталин назначил Хрущева секретарем ЦК и хозяином Москвы. Он сообщил своему любимцу, что дела в стране обстоят не очень хорошо.

– Мы раскрыли заговор в Ленинграде, – сообщил вождь. – Москва тоже кишит антипартийными элементами.

Сталин хотел, чтобы Хрущев навел в столице порядок.

– Это работа для провокатора, – ответил Никита Хрущев.

Иосиф Виссарионович понял, что фавориту новое задание не по душе, но спорить не стал. Вскоре он поставил его во главе сельского хозяйства Советского Союза.

Порвав связи с ленинградцами, резко ослабив Молотова и Микояна, вождь понял, что Маленков и Берия, эти два самых больших негодяя в его окружении, стали теперь главными кандидатами на наследство. Хрущева он вызвал как раз для того, чтобы создать им противовес. Однако этот план не мог быть успешным, потому что Хрущев, Маленков и Берия стали неразлучными друзьями. Хрущевы и Маленковы жили в одном доме в переулке Грановского. Около дома постоянно стояла машина Берии, чтобы отвезти их в гости к другу.

Эти трое друзей позволяли себе посмеиваться над планами вождя и в то же самое время доносили ему друг на друга. После того как Маленков не сумел справиться с невыполнимым заданием – поднять сельское хозяйство, – Сталин поручил его Андрееву. Тот взялся за дело засучив рукава, но был дискредитирован. Ему пришлось отречься от ошибочных взглядов. Это стало закатом его карьеры. Сейчас за сельское хозяйство отвечал Хрущев. Однако и его на этом поприще ждали не розы, а острые шипы. План Никиты Сергеевича по созданию гигантских сельскохозяйственных предприятий едва не привел к катастрофе. Сталин, Берия и Маленков заставили его публично покаяться. Молотов и Маленков хотели уволить Хрущева, но Берия, явно недооценивавший этого «круглоголового дурака», спас его.

Сталин тоже решил защитить Никиту Сергеевича. Он постучал его трубкой по лысой голове и сказал с улыбкой:

– Пустая!