Самодовольный завоеватель. Ялта и Берлин
Самодовольный завоеватель. Ялта и Берлин
Когда перед Сталиным замаячила перспектива захвата такого огромного трофея, как Берлин, он решил вести войну по-другому. Фронтами больше не будут руководить представители Ставки, заявил Иосиф Виссарионович. Отныне Верховный станет командовать своими войсками напрямую.
Георгию Жукову достался Первый Белорусский фронт. Ему предстояло пройти с боями восемьсот километров до Берлина. К наступлению на Вислу и Одер готовились шесть миллионов советских солдат и офицеров. Через две недели Иван Конев ворвался в промышленную Силезию, Жуков прогнал немцев из центральной Польши, а Малиновский яростно сражался за Будапешт. Второй и Третий Белорусские фронты вошли в Восточную Пруссию. Впервые с начала войны русские вступили на территорию Германии. Они устроили вакханалию мести. В следующие месяцы будут изнасилованы два миллиона немок. Русские солдаты насиловали даже своих соотечественниц, освобожденных из немецких концлагерей. Сталин почти не обращал внимания на донесения о бесчинствах.
– Вы, конечно, читали Достоевского? – спросил он как-то Джиласа. – Вы понимаете, насколько сложна человеческая душа? Представьте тогда, что мужчина прошел с боями от Сталинграда до Белграда, прошел более тысячи километров по своей разоренной земле, по мертвым телам товарищей и родных. Как может такой человек нормально реагировать на врагов? И что в этом такого страшного, если он после таких ужасов немного развлечется с какой-нибудь женщиной?
Рузвельт и Черчилль начали обсуждать возможность следующей встречи Большой тройки уже с июля 1944 года. Сталин относился к предложениям союзников без особого энтузиазма. Когда в сентябре Аверел Гарриман сообщил об идее проведения конференции на Средиземном море, Сталин ответил, что доктора предупредили, чтобы он внимательнее относился к своему здоровью, а любое изменение климата может отрицательно сказаться на самочувствии генсека. Такие слова от человека, который никогда не доверял врачам, звучат почти как насмешка.
Вместо вождя мог поехать Вячеслав Молотов, но тот утверждал, что никогда не сможет заменить маршала Сталина.
– Ты слишком скромен, – сухо сказал ему Иосиф Виссарионович.
В конце концов союзники договорились встретиться в Ялте.
29 января маршал Жуков уже стоял на Одере. 3 февраля немецкие войска контратаковали советские передовые части. В этот же день Молотов в черном пальто с белым воротничком и в меховой шапке, а также Вышинский в нарядном дипломатическом мундире встречали Рузвельта и Черчилля на военно-воздушной базе в крымском Саки. По дороге в Ялту Вышинский устроил иностранным гостям роскошный обед.
Сам Сталин еще не покинул Москву. Он одобрил меры, предпринятые Берией в отношении конференции. Документ был настолько секретен, что вместо имен в нем были оставлены пустые места. Пропуски следовало заполнить только от руки, чтобы их не видели машинистки. Конференцию должны были охранять четыре полка НКВД, несколько батарей зенитных орудий и 160 истребителей. Отдельной графой шли меры безопасности лично товарища Сталина: «Для охраны главы советской делегации, кроме телохранителей под командованием товарища Власика, выделяются дополнительно 100 оперативных работников и специальный отряд из разных подразделений НКВД численностью в 500 человек». Другими словами, личная охрана Сталина состояла из 620 человек. Вдобавок были организованы два кольца охраны с собаками днем и три – ночью. Пять районов в радиусе двадцати километров от Ялты были очищены от «подозрительных элементов». НКВД проверил 74 000 человек, 835 из них арестованы. Если принять во внимание недавно выселенных крымских татар и разрушенные в ходе ожесточенных боев города, неудивительно, что Уинстон Черчилль назвал Ялту «Ривьерой Аида».
Воскресным утром 4 февраля Иосиф Виссарионович Сталин сел в зеленый вагон и в сопровождении Александра Поскребышева и Николая Власика отправился на юг. Его резиденция в Крыму находилась в Юсуповском дворце. До революции он принадлежал очень богатому князю Юсупову, который в свое время убил Григория Распутина. Все двадцать комнат были готовы к приезду советской делегации. Из Москвы привезли все, включая тарелки, столовые приборы и испытанных официантов из «Метрополя» и «Националя». Специальные пекарни выпекали для московских гостей хлеб, а проверенные рыбаки доставляли к столу свежую рыбу. Во дворце развернули специальный телефон высокой частоты, телеграф «Бодо» и автоматическую телефонную станцию на 20 номеров для связи с Москвой, фронтами и любым городом. От воздушного налета Верховный мог спрятаться в мощном бомбоубежище, стены и потолок которого способны выдержать взрывы 500-килограммовых бомб.
Сразу по приезде в Крым вождь собрал своих делегатов у себя в кабинете. Комната Берии располагалась по соседству. Дипломаты рангом пониже разместились в другом крыле дворца. Судоплатов составил психологические портреты западных лидеров, Молотов оценил их интеллектуальные возможности. По словам Серго Берии, ему опять было поручено прослушивать резиденции американской и британской делегаций. Для того чтобы слышать, о чем говорит Франклин Рузвельт, когда его вывозили на коляске из дома, чекисты применили микрофоны направленного действия.
В три часа дня Сталин позвонил в резиденцию Черчилля. Британский премьер остановился в великолепном дворце князя Михаила Воронцова. Этот англофил смешал разные архитектурные стили: шотландский замок, неоготика и мавританские орнаменты.
Затем Сталин нанес визит Рузвельту. Американского президента поселили в Ливадийском дворце. Это здание было построено в 1911 году из белого гранита. Оно служило летней резиденцией последнего русского царя.
За ужином Рузвельт допустил ошибку. Он сообщил Сталину, что его называют на Западе «дядей Джо». Если американец рассчитывал посмешить советского руководителя, то добился прямо противоположного результата. Сталин обиженно пробормотал:
– Когда мне можно выйти из-за стола?
Рузвельт быстро понял оплошность и начал объяснять, что это всего лишь шутка.
На следующий день в четыре часа дня в бальной зале Ливадийского дворца открылось первое заседание Ялтинской конференции. Сталин сидел между Молотовым и Майским. Майский непрерывно курил, зижигая сигареты одну от другой. Вождь произвел большое впечатление на молодого Андрея Громыко, советского посла в Америке, который при Брежневе станет вечным министром иностранных дел СССР.
Сталин все замечал. Он никогда не обращался за помощью ни к бумагам, ни к записям. Память Иосифа Виссарионовича не уступала компьютеру. На одном из заседаний он произнес свою самую знаменитую шутку. Так же как другие удачные остроты, Сталин неоднократно ее повторял. Она вошла в лексикон политиков и стала олицетворять превосходство грубой силы над чувствами.
Рузвельт, Сталин и Черчилль обсуждали папу римского.
– Давайте сделаем его нашим союзником, – предложил Черчилль.
– Хорошо, но как вам известно, господа, войну ведут солдаты, танки и пушки. – Сталин улыбнулся. – Сколько у папы дивизий? Если он нам ответит, пусть будет нашим союзником.
По вечерам Верховный устраивал небольшие встречи с членами советской делегации. Громыко видел, как он обменивается несколькими словами с каждым делегатом и переходит, шутя, от группы к группе. Сталин помнил всех (пятьдесят три человека) по именам. Каждое утро и каждый вечер в Юсуповском дворце проходили совещания. Вождь часто ругал своих советников, если они не выполняли его задания. Хью Ланги, работавший переводчиком и на этой конференции, слышал, как он говорил:
– Я не верю Вышинскому, но с ним можно быть спокойным. Он прыгнет туда, куда мы ему скажем.
Андрей Вышинский слушал Сталина, как испуганная собачонка.
Франклин Рузвельт заболел. Сталин, Молотов и Громыко решили проведать его. Спускаясь по лестнице, вождь внезапно остановился. Он вытащил из кармана трубку, неторопливо набил ее и, как бы разговаривая сам с собой, спокойно сказал:
– Почему его так наказала природа? Неужели он хуже других людей?
Сталин никогда не доверял Черчиллю, но Рузвельт, казалось, пользовался его полным расположением.
– Скажите, что вы думаете о Рузвельте? – обратился вождь к Громыко. – Как вы оцениваете его ум?
Сталин не скрывал от Громыко своей симпатии к американскому президенту. Это очень удивляло молодого дипломата. Ведь вождь был настолько груб, что редко сочувствовал представителям другой социальной системы и не позволял себе показывать простые человеческие эмоции.
На следующий день, 6 февраля, участники переговоров собрались обсудить болезненный вопрос Польши и всемирной организации, будущей ООН. Россия хотела забрать восточную часть Польши в обмен на территорию Германии. Сталин согласился лишь на включение нескольких польских националистов в новое правительство страны, в нем доминировали, конечно, коммунисты. Когда Рузвельт сказал, что вопрос о выборах в Польше не подлежит обсуждению так же, как целомудрие жены Цезаря, Иосиф Виссарионович пошутил:
– Да, об ее целомудрии все говорили, но и у нее были грехи.
Он пытался объяснить западным союзникам заинтересованность России в вопросе с Польшей следующим образом:
– Много лет Польша служила коридором для наших врагов, которые собирались напасть на Россию.
Поэтому Сталин хотел создать сильную Польшу. Если верить сыну Берии, то к нему в тот день в комнату вошел отец и сказал:
– Иосиф Виссарионович не сдвинулся ни на сантиметр в вопросе с Польшей.
Союзники договорились в Ялте о судьбе Германии. Страна должна быть демилитаризована. В ней запрещался нацизм во всех его проявлениях. Территория Германии делилась на три зоны. Каждую из них оккупировал тот или иной участник Большой тройки. Американцы были удовлетворены повторным обещанием Сталина начать войну с Японией. Поэтому они согласились на его требование относительно Сахалина и Курильских островов.
8 февраля после очередного заседания участники конференции отправились обедать к Сталину в Юсуповский дворец. За столом главы делегаций, еще больше состарившиеся за годы войны, оживленно обсуждали свою победу. Сталин воспользовался случаем и произнес тост за здоровье Уинстона Черчилля.
– За человека, который рождается раз в сто лет и который храбро держит знамя Великобритании. Я выразил свои чувства, то, что у меня на сердце, что подсказывает мне совесть.
«Сталин был в отличной форме, – написал Брук. – Он был весел и добродушно шутил».
За столом Иосиф Виссарионович называл себя «наивным и болтливым стариком», чем вызывал улыбки у окружающих. Затем он произнес тост за генералов:
– Их ценят только во время войны и быстро забывают в мирное время. После войны их престиж снижается, женщины поворачиваются к ним спиной…
Советские генералы еще не догадывались, что Сталин забудет о них первым.
На этом эпическом ужине присутствовал еще один гость. Сталин очень порадовал приглашением Лаврентия Берию. Грузину уже порядком надоело играть роль человека, которого никто не видит, но о котором все знают. Рузвельт заметил главного советского чекиста и поинтересовался у хозяина:
– Кто этот человек в пенсне, что сидит напротив посла Громыко?
– Ах, этот… Это наш Гиммлер, – язвительно ответил Сталин. – Его зовут Берия.
Нарком внутренних дел промолчал. Он только немного натянуто улыбнулся, показав желтые зубы. Но эти слова наверняка задели его за живое. Ведь, по словам Серго Берии, отцу очень хотелось выйти на международную арену. Громыко заметил, что Рузвельт расстроился из-за того, с каким пренебрежением отозвался о Берии Сталин. Американцы с большим интересом разглядывали таинственного Берию. Болену он показался «пухленьким бледным мужчиной в пенсне, похожим на учителя».
Лаврентий Павлович был помешан на сексе и поэтому даже на обеде с иностранцами не забывал о своей любимой теме. Он принялся обсуждать с сэром Арчибальдом Кларком Керром, в котором нашел родственную душу, половую жизнь рыб. Сэр Арчибальд тоже был большим бабником. Британец сильно напился. Он встал и произнес тост в честь Берии.
10 февраля на ужине у Черчилля Сталин предложил выпить за здоровье Георга VI. Правда, тут же добавил, что он всегда против королей, потому как находится на стороне народов. Черчилль немного рассердился. Он предложил Молотову, чтобы в будущем Сталин просто предлагал тосты за глав трех государств.
Ужин проходил в тесном кругу. За столом присутствовали всего двенадцать человек. Главной темой разговора были предстоящие выборы в Великобритании. Сталин не понял, почему Черчилль беспокоится. Лично он был уверен в его победе.
– Разве можно выбрать другого руководителя, кроме победителя? – искренне удивлялся вождь. А когда британский премьер объяснил, что в Великобритании две политические партии, он покачал головой: – Одна партия намного лучше.
Потом разговор перешел к Германии. Сталин рассказал о том, какое неразумно большое внимание уделяется в ней дисциплине. Он не один раз рассказывал эту историю своим друзьям и соратникам. Однажды Сталин приехал в Лейпциг на конференцию коммунистов. Немцы прибыли на вокзал, но не нашли кондуктора. Они не стали садиться в поезд и ждали его появления на перроне два часа…
После заключительного ужина в Ливадийском дворце, который прошел в бывшей царской бильярдной, Вячеслав Молотов отвез Рузвельта в Саки. Он поднялся на борт президентского самолета, который назывался «Священной коровой», чтобы пожелать Рузвельту счастливого пути.
Черчилль провел последнюю ночь на борту «Франконии» в бухте Севастополя. Он улетел на следующий день. Сталин уже уехал на поезде в Москву.
Через два дня был взят Будапешт.
Сталин получил от союзников почти все, что хотел. Такую уступчивость американцев и британцев обычно объясняют болезнью Франклина Рузвельта и тем, что он попал под действие сталинского обаяния. Западных лидеров позже обвинили в том, что они продали Иосифу Виссарионовичу Восточную Европу. Да, Рузвельт усиленно ухаживал за Сталиным и зачастую невежливо вел себя по отношению к Черчиллю, но это ввело историков в заблуждение. Сталин всегда был уверен, что вопрос, кому править Восточной Европой, будет решен не за столом переговоров, а силой, которая теперь была на его стороне. Восточную Европу занимали 10 миллионов советских солдат.
После войны Сталин рассказывал анекдот, из которого видно его отношение к Ялтинской конференции:
– Черчилль, Рузвельт и Сталин отправились на охоту. Они долго ходили по лесу и наконец застрелили медведя. Черчилль сказал: «Я возьму медвежью шкуру». Рузвельт возразил: «Нет, я возьму шкуру. Пусть Черчилль и Сталин поделят между собой мясо». Сталин молчал, поэтому Рузвельт с Черчиллем спросили его: «Мистер Сталин, что вы на это скажете?» Сталин ответил: «Медведь принадлежит мне, потому что я его убил»!
Медведем был Гитлер, а медвежьей шкурой – Восточная Европа.
8 марта, в самый разгар операции по очистке Померании, Сталин вызвал Жукова. В Кунцеве между Верховным главнокомандующим и его главным полководцем состоялся странный разговор. Он стал кульминационной точкой их трогательного и тесного сотрудничества в годы войны. Сталин плохо себя чувствовал и очень устал. У него был подавленный вид.
Битва за Берлин стала последним великим достижением Сталина. После нее он больше не сможет работать по тому же бешеному графику, как раньше.
Рузвельт умирал, Черчилль часто болел, Гитлер почти впал в слабоумие. Тотальная война дорого обошлась верховным главнокомандующим. Сталина она сделала более сентиментальным и одновременно более жестоким и кровожадным.
– Давайте сначала немного пройдемся, – предложил он маршалу, – а то у меня затекли ноги.
Во время прогулки Сталин не говорил о делах, он вспоминал свое детство. Потом они вернулись в кабинет. Поощренный удивительной близостью Георгий Жуков поинтересовался судьбой Якова.
– Товарищ Сталин, давно хотел узнать о вашем сыне Якове. Нет ли сведений о его судьбе?
Иосиф Виссарионович не ответил. Образ старшего сына мучил его, был его крестом. Пройдя почти сто шагов в молчании, он тихо сказал:
– Не выбраться Якову из плена. Расстреляют его душегубы. По наведенным справкам, держат его изолированно от других военнопленных и агитируют за измену родине. – Сталин снова замолчал, потом сказал: – Нет, Яков не такой. Он предпочтет любую смерть измене родине.
Сталин еще не знал, что Якова уже почти два года нет в живых.
– Какая тяжелая война! – с горечью произнес он. – Сколько жизней наших людей она унесла! Видимо, у нас мало останется семей, у которых не погибли близкие…
Потом Иосиф Виссарионович заговорил о том, как ему нравится Рузвельт. Ялтинская конференция прошла успешно, сказал вождь. В это время Поскребышев принес сумку с документами. Когда он вышел, Верховный заговорил о Берлине:
– Поезжайте в Генштаб и вместе с Антоновым посмотрите расчеты по Берлинской операции, а завтра в 13 часов встретимся здесь же.
Через три недели, утром 1 апреля, Сталин провел в Маленьком уголке совещание с двумя самыми энергичными и воинственными маршалами: Жуковым, командовавшим Первым Белорусским фронтом, и Коневым, командовавшим Первым Украинским фронтом.
– Итак, кто будет брать Берлин: мы или союзники? – спросил Верховный.
– Брать Берлин должны мы! – опередил Георгия Жукова Иван Конев.
– Так вот, значит, какой вы человек. – Вождь одобряюще улыбнулся.
Георгий Жуков должен был атаковать Берлин с плацдармов на Одере у Зееловских высот. Коневу предстояло наступать на Лейпциг и Дрезден и своим северным флангом, параллельно войскам Жукова, держать столицу Германии под прицелом. Верховный всегда уделял большое внимание честолюбию своих маршалов, поэтому он позволил им считать, что они могут взять Берлин. Не сказав ни слова, Сталин начертил демаркационную линию между фронтами, которая проходила через Берлин, потом остановился и стер линию южнее Берлина. Конев понял, что это было негласным разрешением и ему штурмовать Берлин, если получится.
– Кто подойдет первым, тот пусть и берет Берлин, – дразнил своих полководцев Сталин.
В тот же день Сталин устроил самую большую в современной истории человечества первоапрельскую шутку. Он заверил Эйзенхауэра, что Берлин потерял былое стратегическое значение.
Уже через два дня Жуков и Конев мчались на аэродром. Их самолеты взлетели с двухминутной разницей во времени. Так им хотелось получить главный трофей войны – Берлин.
Пока маршалы перегруппировали свои войска, в Америке умер Франклин Рузвельт. Для Сталина с его смертью закончилась целая эпоха. Их сотрудничество и взаимное доверие пробудило в нем слабые человеческие чувства. Вячеслав Молотов тоже был сильно расстроен.
Очень расстроенный Сталин принял Аверела Гарримана. Он поздоровался с американским послом и полминуты держал его за руку. Пройдут годы. Отдыхая на даче в Новом Афоне, Сталин будет размышлять: «Рузвельт был великим государственным деятелем, умным, образованным и либеральным лидером. Он видел далеко вперед и сумел продлить жизнь капитализма…»
16 апреля маршал Жуков приказал начать обстрел немецких позиций в районе Зееловских высот. В 5 часов утра 14 600 орудий открыли ураганный огонь. У маршалов было 2,5 миллиона человек, 41 600 орудий, 6250 танков и 7500 самолетов на двоих. Впервые на столь относительно небольшом пространстве были сосредоточены такие огромные силы. Но немцы успели основательно укрепить Зееловские высоты. Они оказались серьезным препятствием на пути советских войск. Георгий Жуков нес огромные потери. В полночь он доложил Сталину о ходе боев. Верховный не удержался, чтобы его не уколоть:
– Значит, вы недооценили врага на Берлинской дуге? У Конева начало наступления проходит более успешно.
Затем он позвонил Коневу:
– Жукову пока трудно. Он никак не может прорвать оборону немцев… – Сталин замолчал. Конев догадывался, в каком направлении работает его мысль, но терпеливо ждал. Наконец Иосиф Виссарионович поинтересовался: – Как вы думаете, можно направить танки Жукова на Берлин через бреши в вашем фронте?
Маршал Конев взволнованно ответил, что его собственные танки могут повернуть на Берлин. Сталин еще раз посмотрел на карту.
– Хорошо, – наконец согласился он. – Поверните Рыбалко и Лелюшенко на Целендорф.
Однако Жуков не хотел делиться славой с соперником. Он был полон решимости взять Берлин сам. Игнорируя все законы военного искусства и танковых сражений, он бросил на Зееловские высоты свои танки. Многотонные железные машины вязли в мягкой земле, буксовали в трупах. В результате этого удара маршал Жуков потерял 30 тысяч человек. В виде наказания Сталин не звонил ему три дня.
20 апреля войска Жукова все же вышли на восточные окраины Берлина. Войска соседних фронтов с ожесточенными боями дом за домом, улица за улицей пробивались к гитлеровской Рейхсканцелярии. 25 апреля Конев приказал начать штурм Рейхстага. В это время в трехстах метрах от Рейхстага находился генерал Чуйков. Он подчинялся Жукову и тоже штурмовал здание. Георгий Константинович Жуков примчался на передовую и устроил скандал.
– Что вы здесь делаете? – кричал он на Рыбалко, который командовал танковой армией Первого Украинского фронта.
Коневу не оставалось ничего иного, как повернуть своих солдат на запад и оставить Рейхстаг Жукову. Но Сталин предложил ему другой трофей:
– А кто будет брать Прагу?
Верховный ждал новостей с фронта в Кунцеве. В Кремле он появлялся каждый день около полуночи, проводил в Маленьком уголке пару часов и возвращался на дачу.
28 апреля 1945 года фюрер женился на Еве Браун в своем личном бункере и продиктовал завещание; они выпили шампанского. Прошли еще два дня. Видя, что войска Жукова неумолимо приближаются к бункеру, Адольф Гитлер проверил ампулы с цианистым калием на своей восточно-европейской овчарке Блонди. Примерно в 15.15, под негромкий шум пьянки наверху, немецкий фюрер совершил самоубийство, выстрелив себе в голову. Ева приняла яд. Геббельс и Борман отдали своему начальнику последние почести и сожгли его труп в саду Рейхсканцелярии.
В 19.30 Сталин, который еще ничего не знал о самоубийстве Гитлера, приехал в Кремль, около часа совещался с Маленковым и Вышинским, после чего вернулся в Кунцево.
Ночью 1 мая к Чуйкову приехал начальник немецкого Генштаба. Он сообщил о смерти Гитлера и попросил прекратить огонь. Это был Ганс Кребс, тот самый высокий немецкий офицер, которому Сталин во время проводов министра иностранных дел Японии в апреле 1941 года сказал: «Мы останемся друзьями». Чуйков отказался прекращать огонь. Кребс уехал и тоже совершил самоубийство.
События развивались так же, как 22 июня 1941 года. Желая первым сообщить ошеломительные новости, Георгий Жуков позвонил в Кунцево. И вновь, как четыре года назад, он наткнулся на отказ охраны.
– Товарищ Сталин только что лег спать, – ответил генерал Власик.
– Пожалуйста, разбудите его, – попросил Жуков. – Дело очень срочное и не может ждать до утра.
Наконец Сталин подошел к телефону и взял трубку. Узнав о смерти Гитлера, он сказал:
– Доигрался, подлец…