Молотов в Лондоне, Мехлис в Крыму, Хрущев в кризисе

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Молотов в Лондоне,

Мехлис в Крыму,

Хрущев в кризисе

8 мая 1942 года комиссар иностранных дел Советского Союза вылетел на четырехмоторном бомбардировщике в Лондон. Сталин поручил ему добиться от англичан обещания открыть Второй фронт и признать границы СССР по состоянию на 1941 год, то есть включая Прибалтику.

Путешествие через всю Европу в то время, когда континент охвачен войной, было, конечно, очень рискованным предприятием. Маршрут полета разрабатывал любимый летчик Сталина, генерал авиации Голованов.

«Сталин был большим конспиратором, – вспоминал Голованов. – Полет Молотова планировался в абсолютной тайне. Я должен был прятать карту с маршрутом в стол, даже когда в кабинет входил мой заместитель. Сталин сказал: „Только мы втроем должны об этом знать: вы, Молотов и я“».

Полет прошел удачно. «Мистер Браун», как для маскировки назвали Молотова, приземлился в Шотландии. На аэродроме его встречал Иден. Они добрались до Глазго, а оттуда отправились на поезде в Лондон. Узнав, что об открытии Второго фронта не может быть и речи, Молотов отказался даже обсуждать предложение Идена о заключении дружественного договора, в котором не упоминались границы Советского Союза. Молотов немедленно проинформировал Сталина: «Мы считаем договор неприемлемым. Это пустая декларация…» Однако вождь неожиданно его не поддержал. «1. Мы не рассматриваем договор с Британией как пустую декларацию, но считаем его очень важным… Может быть, он очень даже неплох. Он развяжет нам руки. Вопрос с границами все равно будет решаться с позиции силы. 2. Желательно как можно быстрее подписать договор и вылететь в Америку».

Тем временем Молотов знакомился с прелестями загородной жизни в Великобритании. Возможно, по причинам безопасности он попросил, чтобы его разместили не в самом городе. Уинстон Черчилль предложил русскому гостю поселиться в Чекерсе, своей официальной загородной резиденции. На мистера Брауна изящный особняк времен Тюдоров особого впечатления не произвел. «Некрасивое старое здание, с совсем маленьким садом, – записал он в дневнике. – Наверное, его подарил правительству какой-нибудь аристократ». Сталин и Молотов признавали только громадные русские дворцы. В Чекерсе Вячеславу Молотову понравились уборные: «Там была отличная ванная комната, но без душа».

Как только Молотов приехал в Чекерс, его охрана вежливо, но твердо попросила ключи от всех жилых комнат. Нарком каждую ночь запирался на замок. «Когда прислуге удавалось попасть в его комнату, чтобы заправить постель, служанки испуганно вздрагивали каждый раз, когда находили под подушкой оружие, – писал Черчилль. – Перед тем как лечь спать, он клал рядом с халатом и сумкой пистолет». В отсутствие Молотова спальню, словно церберы, сторожили его верные охранники.

Подписав 26 мая договор, Вячеслав Молотов вылетел в Вашингтон на встречу с президентом Рузвельтом. Американский президент подарил ему свою фотографию в зеленой шелковой рамочке с дарственной надписью: «Моему другу Вячеславу Молотову от Франклина Рузвельта. 30 мая 1942 года». Молотову Рузвельт показался «дружелюбным и приятным в общении». Белый дом понравился ему больше, чем Чекерс. Особенно уборные и ванные комнаты. «Здесь все как положено, – записал он. – В ванной есть душ».

Возвращаясь в Москву, советский наркоминдел 9 июня остановился в Лондоне. Прежде чем он вновь отправился в опасное путешествие через всю Европу, произошло знаменательное событие. Это случилось во время разговора Черчилля с русским министром у ворот сада на Даунинг-стрит. «Я взял его за руку, и мы посмотрели друг другу в глаза, – писал в воспоминаниях Уинстон Черчилль. – Неожиданно я понял, что он был очень тронут. Из-под этой маски выглянул вполне нормальный человек… Мы молча пожали друг другу руки. Мы как бы говорили друг другу, что находимся по одну сторону баррикад и что это вопрос жизни и смерти для всего человечества».

Молотов не скрывал, что поладил с Черчиллем: «Да, мы выпили бокал или два вина и проговорили всю ночь». Но он ни на минуту не мог позволить себе забыть, что мистер Черчилль – «сильнейший и умнейший среди империалистов, 100-процентный империалист». «Так я подружился с буржуазией», – пошутил Молотов.

В Москву Вячеслав Михайлович привез неопределенное и ни к чему особенно не обязывающее обещание открыть Второй фронт, очень важный и ценный договор с Соединенными Штатами о ленд-лизе и дружественный союз с Великобританией. «Моя поездка и ее результаты были для нас большой победой», – хвалился наркоминдел.

На обратном пути Молотова ждали большие приключения. На его самолет сначала напали немецкие истребители, а потом и советские, принявшие его за вражеский бомбардировщик.

* * *

Отправив Молотова на Запад, Верховный главнокомандующий начал серию контрнаступлений по всей линии фронта. Он не без оснований предполагал, что Гитлер вновь начнет атаку на Москву. Однако проницательность подвела Сталина и здесь. Фюрер решил изменить направление главного удара. Он планировал летнее наступление на юге с целью захвата украинского зерна и – самое главное – кавказской нефти. Ошибка Сталина заключалась в том, что после сражения под Москвой он явно переоценил силы Красной армии. У него было недостаточно сил для запланированного большого наступления. В результате вместо того, чтобы развить успех под Москвой, Сталин передал инициативу вермахту и позволил немцам одержать летом 1942 года ряд впечатляющих побед, которые привели к очередному кульминационному моменту войны – сражению под Сталинградом.

Конечно, Верховный только усугубил ошибку, передав огромную власть группе своих помощников. Они мнили себя военными гениями, но на деле оказались ни на что не годными начальниками. Наибольший вклад в летние неудачи внес, естественно, сам Иосиф Виссарионович. Совсем немного уступил ему в этом очень храбрый, работающий двадцать четыре часа в сутки кровожадный Мехлис. Сейчас акула Мехлис находился в апогее славы. При каждом удобном случае он старался подчеркнуть близость к вождю. «Когда Мехлис появлялся в приемной, он даже не ждал приглашения Поскребышева войти в кабинет, – вспоминал один нарком. – Мехлис быстро пересекал приемную и заходил в кабинет Сталина». Он всегда был предельно откровенен со Сталиным. Видимо, поэтому вождь и доверял ему, как никому другому. Если Лев Захарович о чем-то писал Верховному, то меры следовали незамедлительно.

Узнав о захвате склада немецкой порнографии, Лев Мехлис тут же открыл новый фронт. На этот раз он развернул борьбу против германской эротики, написав пропагандистскую листовку под названием «Как Гитлер разлагает свою армию». Его помощники робко предположили, что порнография в буржуазной армии вполне естественна и что Гитлер едва ли формирует вкусы своих солдат. Но демон не стал слушать советчиков и напечатал одиннадцать миллионов экземпляров этого забавного и глупого документа.

В начале 1942 года Мехлис посетил Волховский фронт, который, как решила Ставка, должен был снять осаду с Ленинграда. У генералов не хватало сил для крупного наступления. Как и следовало ожидать, оно закончилось полным провалом. Мехлис приехал разбираться в причинах неудачи, а затем, конечно же, арестовать и расстрелять виновных.

После этой чистки Сталин предложил Ворошилову возглавить Волховский фронт, но тот смело отказался, чем вызвал негодование Верховного. Он с сарказмом заклеймил Клима и его неспособность руководить людьми.

К концу июня никто из сталинских военных дилетантов не мог спасти положения на Волховском фронте. Армия была разгромлена и попала в плен вместе с талантливым молодым генералом Власовым. Устав от ошибок вождя, он перешел на сторону немцев. Сталин был в ярости. Пока он проклинал Власова в присутствии Берии и Молотова, последний удивленно спросил:

– Как мы могли проморгать его перед войной?

Иосиф Виссарионович, как всегда, конечно, попытался переложить вину на других. На этот раз козлом отпущения он решил выбрать Хрущева. Однако руководитель Украины напомнил, что Верховный сам предложил поставить Власова во главе контрнаступления под Москвой. Сталин обычно с уважением относился к тем, кто давал ему отпор. Он промолчал и больше о Власове не заговаривал.

Отказавшийся принять Волховский фронт Ворошилов попал в немилость. Но Мехлиса и Кулика, допустившего целую серию грубейших просчетов, Сталин по-прежнему ценил очень высоко. В октябре 1941 года Григорий Кулик не сумел освободить Ленинград. В ноябре его послали на противоположный край фронта спасать Керчь. Кулик приехал в Крым слишком поздно. Керчь захватил Манштейн, один из лучших генералов Гитлера. Сталин был так разозлен, что всерьез подумывал отдать Кулика под трибунал и расстрелять. Но казнить старого товарища не стал, а ограничился разжалованием. После потери Керчи маршал Кулик стал генерал-майором.

Лев Мехлис отправился разбираться, почему опоздал самолет с Куликом на борту. Этого он так и не выяснил, но компромата на бывшего маршала нашел немало: любовь к пирушкам, для которых Кулик держит бочки с вином и водкой; недостача в 85 898 рублей; наконец, совсем юная жена. Григорий Кулик быстро пришел в себя после исчезновения предыдущей супруги и завел роман с подругой дочери. Узнав о возрасте новой супруги маршала, Сталин пошутил, что, похоже, тот выкрал ее из колыбели. Вождь хотел снять Кулика с поста заместителя наркома обороны, но за него вступился Жуков. Глупый солдафон был снова прощен и, как это ни удивительно, даже пошел на повышение. Однако дружба со Сталиным, как и для многих других друзей Кобы, закончится для него печально.

В марте 1942-го Сталин приказал нанести удар из Керчи по центру полуострова. Он хотел хоть немного облегчить положение защитников осажденного Севастополя. Мехлис, так же как и его покровитель, считал себя настоящим полководцем. Поэтому с энтузиазмом отправился в Крым руководить армией в четверть миллиона человек. На месте он сразу начал терроризировать генерала Козлова и полностью игнорировал командующего фронтом Буденного. Сталин провел сложную комбинацию, но в результате рокировки заменил недалекого взяточника-алкоголика на такого же недалекого, хотя и неподкупного, фанатика-маньяка. Вождь требовал от Мехлиса начать наступление в назначенный срок. Акула ответил, что у него недостаточно боеприпасов и оружия. «Я арестую и отдам под трибунал снабженца, если он не выправит положение за два дня. Мы организуем для немцев большой концерт!» – пообещал он.

2 марта Лев Мехлис начал «большой концерт». Как нетрудно догадаться, наступление закончилось полным провалом. Оно стало ярким примером того, что может получиться, если попытаться соединить безумные репрессии с военной наукой. Чтобы поддержать боевой дух красноармейцев на высоком уровне, главный политрук Красной армии запретил рыть траншеи и окопы. Он утверждал, что всякий, кто пытается предпринять хотя бы элементарные меры безопасности, является паникером и трусом. Немцы превратили советские войска в кровавую кашу. Мехлис забрасывал Сталина телеграммами с просьбой разрешить ему усилить репрессии. «Товарищ Берия, правильно! Позаботьтесь о том, чтобы в Новороссийске не дышал ни один подонок, ни один мерзавец!» – написал Сталин на одной из телеграмм Мехлиса.

Лев Захарович носился по фронту на джипе и, размахивая пистолетом, тщетно пытался остановить отступление. Он не пытался добыть себе славу, но «тупая тирания и деспотичные решения этого военного дилетанта», по словам поэта Константина Симонова, свидетеля тех событий, привели к полной катастрофе.

7 мая Манштейн контратаковал и заставил Мехлиса покинуть Крым. В окружение попали 176 тысяч человек, 400 самолетов и 347 танков. Мехлис метался, обвиняя во всем Козлова и умоляя Сталина прислать опытного генерала. Верховный был вне себя от ярости. «Вы занимаете странную позицию стороннего наблюдателя, который не несет никакой ответственности за крымскую катастрофу, – упрекал он Мехлиса. – Это очень удобная позиция, но от нее очень дурно пахнет. Вы не наблюдатель, а представитель Ставки. Вы требуете замены Козлова кем-нибудь вроде Гинденбурга. Но у нас нет никаких Гинденбургов. Если бы вы использовали авиацию против вражеских танков и солдат, а не во второстепенных боях, враг не прорвал бы линию фронта. Не нужно быть Гинденбургом, чтобы понять эту простую вещь…»

Кстати, желание иметь своего Гинденбурга, немецкого героя войны 1914 года, спустя почти тридцать лет показывает, как устарели взгляды придворных Сталина на военное дело. В 1942 году эталоном военачальника был не Гинденбург, а Гудериан.

28 мая измученный Мехлис появился в приемной Сталина. Он попытался узнать настроение Верховного по поведению его помощников. Александр Поскребышев не обратил на него никакого внимания.

– Сегодня Хозяин очень занят, – сказал он через какое-то время. – Много неприятностей, черт возьми!

– Наверное, что-то случилось на фронте? – заискивающе спросил Мехлис.

– Вам виднее.

– Я хочу доложить товарищу Сталину о неудаче в Крыму.

– Судя по всему, руководство операцией не соответствовало ее высоким целям, – заявил Поскребышев. – Товарищ Сталин очень огорчен.

Лев Захарович покраснел. Тут в разговор вмешался молодой Чадаев:

– Наверное, вы считаете, что поражение вызвано объективными причинами?

– Что вы сказали? – Мехлис гневно повернулся к нему. – Откуда вам знать? Вы не солдат! Я настоящий солдат. Да как вы смеете…

В этот момент дверь слегка приоткрылась, и из кабинета выглянул Сталин.

– Здравствуйте, товарищ Сталин! – Мехлис вскочил. – Можно мне доложить…

– Иди к черту! – прорычал Иосиф Виссарионович и громко хлопнул дверью.

Лев Мехлис, если верить Поскребышеву, позже буквально валялся в ногах у Сталина. Его отдали под трибунал, понизили в звании и сняли с поста заместителя наркома обороны.

«Все кончено!» – рыдал Мехлис, но Сталин и в этот раз проявил к нему поразительную лояльность. Через двадцать четыре дня он назначил мрачного демона комиссаром фронта, а через какое-то время произвел его в генерал-полковники.

* * *

Наверное, судьбе было угодно, чтобы поражениями, в которых были повинны Сталин, Мехлис и Кулик, дело не ограничилось. Очередная катастрофа произошла на Юго-Западном фронте. Там Тимошенко с Хрущевым попытались вернуть Харьков. Они начали наступление из выступа в линии фронта, но не заметили возможной контратаки немцев. Эту опасность предвидели Жуков и Шапошников. Они пытались отговорить Ставку от необдуманного шага. Тимошенко, любимый боевой генерал Сталина, настоял на наступлении, и Верховный согласился с его мнением.

12 мая 1942-го Тимошенко и Хрущев, оба необразованные, грубые и энергичные большевики, успешно атаковали позиции противника и отбросили передовые части немцев. Сталин был в восторге от этого успеха. Еще больше радовался Адольф Гитлер. Он не мог поверить своему счастью. Через пять дней его бронетанковые дивизии разгромили фланги Тимошенко и взяли советские войска в железные тиски. Русские больше не наступали. С каждым днем положение становилось все опаснее. Ставка умоляла Сталина приказать Тимошенко прекратить наступление. Верховный предупредил маршала, что немцы заходят ему с флангов, но тот ответил, что полностью контролирует ситуацию. 18 мая, когда Семен Тимошенко и Хрущев наконец поняли, что происходит на передовой, почти четверть миллиона человек попала в окружение.

Незадолго до полуночи храбрый крестьянин Тимошенко, панически боявшийся Сталина, уговорил Хрущева позвонить в Москву и попросить отменить наступление. Сталин в ту ночь был на даче. Когда в Кунцеве зазвонил телефон, он попросил ответить Маленкова. Хрущев настаивал на том, чтобы позвали Сталина.

– Скажи мне! – потребовал Георгий Маленков.

– Кто там звонит? – крикнул Сталин.

– Хрущев, – ответил Маленков.

– Спроси, что ему нужно.

– Товарищ Сталин хочет, чтобы ты рассказал все мне, – повторил Маленков. Через несколько секунд он крикнул Сталину: – Он говорит, что нужно остановить наступление на Харьков.

– Положи трубку! – рассердился Верховный. – Какой из него военный, он же ничего не понимает в этих делах! Военные приказы должны беспрекословно выполняться. Хрущев сует свой нос куда не следует. Мои военные советники лучше разбираются в военных делах.

Анастас Микоян был потрясен реакцией вождя. Хрущев звонил с линии фронта, вокруг него умирали люди, а Сталин не соизволил сделать десять шагов и отказался с ним разговаривать.

Когда немецкие тиски окончательно сомкнулись, в котле оказались 250 тысяч советских солдат и офицеров и 1200 танков. На следующий день Сталин все же отменил наступление, но было поздно. Обрадованные большим успехом немцы устремились к Волге и Кавказу. Дорога на Сталинград была открыта.

* * *

Тимошенко и Хрущев боялись, что их отдадут под трибунал и расстреляют. Совсем недавно они были хорошими друзьями, но сейчас, стараясь спасти свою жизнь, превратились во врагов. По одной из версий, у Хрущева после окружения под Харьковом, во время полета в Баку, произошел нервный срыв. Багиров, секретарь Азербайджанской партии, был союзником Берии. Естественно, он тут же сообщил патрону о прибытии Хрущева. Потрясенный разгромом Хрущев начал обвинять в ошибках Тимошенко. Маршал не сидел сложа руки. Он энергично пытался переложить вину на комиссара фронта.

«Товарищ Сталин, должен добавить к этому рапорту следующее. На наши действия сильно повлияло нервное состояние товарища Хрущева. Оно постоянно ухудшалось, – написал Тимошенко Верховному главнокомандующему. – Товарищ Хрущев ни во что не верит. Нельзя принимать ответственные решения, если есть сомнения. Весь Совет фронта считает, что в его поведении кроется основная причина нашего поражения. Об этом трудно говорить, но товарищ Хрущев очень серьезно болен. В нашем докладе мы не стали говорить, кто виноват. Товарищ Хрущев хочет обвинить во всем только меня».

Сталин хотел приказать Николаю Булганину разобраться, что же на самом деле произошло под Харьковом и кто виноват. Опытный царедворец Булганин уловил настроение Верховного. Тот явно не хотел настоящего расследования причин неудачи, возможно, потому, что частично сам был в ней виноват. Не исключено, что Булганин отказался, поскольку дружил с Хрущевым. Сталин не стал настаивать. Он решил простить Хрущева.

– Он не понимает важности статистики, но мы должны мириться с его недостатками, потому что в руководстве страной настоящие пролетарии только он, Андреев и Калинин, – сказал вождь, вызвал провинившегося соратника и преподал ему урок истории: – Ты знаешь, что во время Первой мировой войны, когда наши армии попали в немецкое окружение, царь отдал генерала под трибунал и его повесили.

В конце концов Хрущев был прощен и вновь отправлен на фронт. Однако Никита Сергеевич знал много примеров, когда Сталин точно так же успокаивал людей, отпускал их и спустя какое-то время приказал арестовать. Иосиф Виссарионович проявил удивительную терпимость и к Тимошенко. Когда маршал, понеся огромные потери, попросил подкреплений, он получил из Ставки язвительный ответ: «Может, настало время воевать без таких больших потерь, как это делают немцы? Воюйте не количеством, а качеством. Если вы не научитесь лучше сражаться, вам не хватит всего вооружения, производимого в нашей стране». Такой совет из уст Верховного главнокомандующего, который, пожалуй, меньше других военачальников в истории ценил солдат, не может не вызвать улыбки. Но даже после отступления остатков Юго-Западного фронта Сталин относился к Семену Тимошенко неплохо, хотя и советовал с едким сарказмом: «Не бойтесь немцев. Гитлер не так уж и плох, как говорят».

Хрущев считал, что их пощадили, потому что Микоян и Маленков были свидетелями его звонка в Кунцево. Но все может быть проще. Сталин обладал властью казнить и миловать, а Хрущев и Тимошенко ему нравились.

Позже Сталин унизил Хрущева. Генсек высыпал ему на голову пепел и объяснил:

– Так делали древние римляне. Когда римский полководец проигрывал сражение, он посыпал голову пеплом. Это было самым большим унижением для римских офицеров.

* * *

19 июня 1942-го на советской территории упал самолет люфтваффе. В нем оказался портфель с планом летнего наступления немцев. Гитлер хотел развить харьковский успех и устремиться дальше к Сталинграду и Северному Кавказу. План был логичным, но Сталин решил, что информация или неполная, или неверная. Никаких мер к отражению наступления он не предпринял. Через неделю, как и говорилось в найденных документах, немцы начали наступление. Сначала они проделали большую брешь между Брянским и Юго-Западным фронтами и устремились к Воронежу, потом повернули на Сталинград. Гитлер очень нуждался в топливе и поэтому хотел захватить нефтяные месторождения. Прилетев в штаб в Полтаве, он объяснил фельдмаршалу фон Боку:

– Если мы не возьмем Майкоп и Грозный, мне придется заканчивать войну.

Тимошенко и Хрущев стремительно отступали к Сталинграду. Маршал попросил подкреплений, но получил резкий ответ Верховного: «Если бы дивизии продавались на базаре, то я бы купил вам парочку, но, к несчастью, они не продаются».

И вновь фронт Тимошенко начал разваливаться под ударами немецких танков и пехоты. 4 июля Верховный саркастически поинтересовался у маршала:

– Триста первая и двести двадцать седьмая дивизии действительно окружены и вы сдаетесь врагу?

– Двести двадцать седьмая отступает, – ответил Тимошенко. – Что же касается триста первой, то мы не можем ее найти.

– Ваши предположения похожи на ложь. Если вы продолжите терять дивизии с такой же скоростью, как сейчас, то скоро вам некем будет командовать. Дивизии не иголки, потерять их очень сложно.

У Гитлера от успехов наверняка закружилась голова. Он разделил свои силы на две части. Одна группа армий наступала через Дон на Сталинград, а другая двигалась на юг, к кавказским нефтяным месторождениям.

После потери Ростова-на-Дону Сталин издал еще один жестокий указ, известный как «Ни шагу назад!». Документом повелевалось расстреливать паникеров и трусов на месте. Началось формирование заградительных частей, которые располагались за линией фронта, отлавливали и расстреливали тех, кто колебался и уходил с передовой. Несмотря на эти сверхжесткие меры, остановить продвижение немцев не удалось. Южная армейская группа вермахта «А» ворвалась на Кавказ.

4 и 5 августа Сталин, Молотов и Берия почти две ночи не выходили из кабинета. Немцы в это время взяли Ворошиловск (Ставрополь) и устремились к Грозному и Орджоникидзе (Владикавказу). На Волге они приближались к Сталинграду. 6-я армия фон Паулюса должна была взять город и рассечь Россию надвое.

* * *

12 августа в обстановке надвигающейся катастрофы в Москву прилетел Уинстон Черчилль. Он хотел лично сообщить советскому руководителю, что в ближайшее время Второй фронт открыт не будет. Свою миссию британский премьер-министр сравнивал с «доставкой льда на Северный полюс». Молотов встретил Черчилля в аэропорту и отвез в отведенную резиденцию. Британец обратил внимание на то, что стекла в «паккарде» не меньше пяти сантиметров толщиной.

– Так надежнее, – объяснил Вячеслав Молотов.

Сталин и Берия отнеслись к приезду Черчилля очень серьезно. Безопасность британского премьера обеспечивали 120 человек. Охрана вокруг Кремля была удвоена. Иосиф Виссарионович решил поселить гостя с Туманного Альбиона в собственной резиденции, на даче № 7 в Кунцеве. Как обычно, он старался все держать в тайне. Лишь спустя шестьдесят лет британцы узнали, что их руководитель останавливался на даче Иосифа Сталина. Может, вождь хотел отплатить Черчиллю добром за то, что тот поселил Молотова в Чекерсе.