ЖЕРТВЫ СОДОМИИ (май 71-го)

ЖЕРТВЫ СОДОМИИ

(май 71-го)

Глубокой ночью, когда я спал в общежитии «Сахари-сити», в дверь постучали особисты Агапов и Шацкий:

— Вызывает командир!

Натянул авероль, шатаясь вышел на крыльцо: там уже тарахтел «козлик».

Впереди с каменной рожей сидел командир бригады Мордовин. За ним, поджав губы, замполит Свиблис.

Нас повезли в военную часть, на выезде из города.

Войдя в казарму, увидел следы ночного разбирательства: солдаты сгрудились в углу, две постели были растерзаны, чемоданы распахнуты, лежали убогие солдатские вещи: открытки, вырезки, письма.

Агапов приступил к описи.

Потом в соседней комнате политучебы, под Лениным и красным знаменем, начался допрос.

Это были два мелких, наголо бритых пацана девятнадцати лет. Татыкин и Шамилев. Лица распухли от слез. Ребят совсем недавно перекинули из Чебоксар.

В результате длительного перекрестного допроса выяснилась страшная истина: их поимел капитан Хильми. Коварный египетский офицер с «Ролексом» на запястье.

Он поимел их обоих, всего за фунт. Бурной ночью, когда дул пустынный ветер хамсин.

На этот фунт они купили несколько открыток «моргаешь» — японских стереоскопических карточек с девушками, которые были хитом весны 71-го. Чтобы послать маме в Чебоксары. Солдатики признались во всем.

Факт содомии стал шоком для командиров. Они ходили, курили, чертыхались, но выходить на связь с Каиром и главным советником не решались.

— Что будем делать, товарищи? — спросил подполковник Мордовин.

Поднялся Свиблис:

— Убил бы их гадов, как последних гнид!

Раздались голоса:

— В Каир, под трибунал!

Кричащих остановил властным жестом мудрый командир.

Вздохнув, сказал:

— Товарищи, случилось мерзейшее и пакостнейшее из всех возможных преступлений. Имя ему — гомосекс. Но если про это узнают в Каире — нашу бригаду расформируют, отнимут красный стяг и возвратят с позором в Закарпатье.

На самом деле он имел в виду другое:

— Братва, все, что мы здесь воруем и продаем арабским торговцам, — от сигарет и мяса до медикаментов — накроется панамой, и мы не выполним поставленной задачи — привезти домой по «Волге», чтоб нами любовался родной край. Поэтому постановляю — вот этих двух отправить завтра утром первым самолетом в Союз — как заболевших тропической дизентерией… Ты слышишь, Птичкин?

Врач понимающе кивнул.

На этом мы разошлись.

Наутро самолет унес их спецрейсом — на родину.

Я вернулся к себе на рассвете, невыспавшийся. Рухнул на постель и забылся тяжелым сном. В котором солдатиков под бюстом Ленина по очереди секли командир Мордовин и замполит Свиблис.

Со временем выяснилось, откуда о случившемся узнало начальство. Стукнули свои же ребята: они не могли понять, откуда у однополчан взялись открыточки «моргаешь». Закон советской, а может, и всемирной зависти.

Я удивился изворотливости армейских командиров: в случае дальнейшего разбирательства они теряли все. Мордовин, Свиблис и оба особиста. Все прозевав идейно и политически.

Только не понял, зачем они взяли на разборку меня — простого полевого переводчика. Наверное, на случай опроса свидетелей.

Но главный виновник всего этого был маленький соблазнитель Хаджадж, или, по-нубийски, Хажжаж. Он продавал стереооткрытки и делал это так увлекательно, так расхваливал товар, что солдатикам без открыток уйти было невозможно. Это был тот самый Хаджадж, что скупал у офицеров сигареты «Клеопатра», медикаменты и шоколад, тем самым способствуя внедрению товарно-денежных отношений в ряды советской армии.