Два Ивана

Два Ивана

Иван Васильевич всю свою сознательную жизнь мечтал пробиться в начальники. Он понимал, что, не вступив в ряды КПСС, ему никогда этого не добиться. И чтобы осуществить свою мечту, он разыскал своего старого дружка Костю Криволапова. Костя уже ходил в начальниках. Правда, не в больших, но все-таки. Поэтому при встрече Костя разговаривал с Иваном уже несколько свысока.

— Послушай, — спросил Иван, — что надо для того, чтобы вступить в партию?

— Как что? Заявление написать и обзавестись тремя рекомендациями от партийцев. И Иван приступил к осуществлению своей мечты. Первую рекомендацию Ивану дал его дальний родственник. Долго Иван ломал голову, к кому бы еще обратиться. И вдруг в голове его созрела мысль. Вместе с ним работал художник, тоже Иван, но только Яковлевич. Художник был членом КПСС. Причем Иван Васильевич знал, что его тезка любил выпить, особенно на дурницу. Встретив художника во дворе и увидев, что у того весьма помятый вид, Иван Васильевич его приветствовал:

— Здравствуй!

А художник смотрит и молчит, будто в первый раз Ивана видит.

— Ты чего молчишь?

— Так я тебя, Ваня, не узнал. Думал, это не ты, а инспектор пожарной охраны, — отвечал художник.

— Тебя что, с креста сняли?

— Это мы вчера с зятем немного переборщили, а похмелиться нечем.

«Во момент!» подумал Иван Васильевич. Быстренько сгонял в магазин, купил бутылку водки, хлеба, колбасы, банку бычков в томате и пришел в каморку к художнику.

— Я вот тут принес тебе лекарство.

Иван Васильевич достал бутылку, и у Ивана Яковлевича радостно заблестели глаза. Иван Васильевич нарезал хлеба, колбасы, открыл консервы. Все это разложил на столике, который Иван Яковлевич накрыл чистым листом бумаги. Открыв бутылку, Иван Васильевич разлил водку в две алюминиевые кружки и сказал:

— Давай подлечись малость.

Они выпили и стали закусывать.

— В рабочее время распиваем… — заметил Иван Яковлевич.

— Ничего, все обойдется. Ты только не выходи из своей мастерской и не маячь.

Когда живительная влага разлилась по организму и Иван Яковлевич обрел подходящий для подобного разговора вид, Иван Васильевич вкрадчиво начал:

— Слушай, Иван Яковлевич; ты можешь дать рекомендацию?

— Какую? — не понял тот.

— Для вступления в партию.

Иван Яковлевич удивленно глянул на тезку и сказал:

— Я-то думал, ты меня бескорыстно угощаешь… А ты, однако, с выгодой. Ну, ладно наливай, давай ее допьем.

После этого Иван Яковлевич, ехидно прищурившись, поинтересовался:

— А чего это ты, Ваня, надумал вдруг в партию вступить?

— Как чего — партийцам больше доверяют. Когда понадобится — их защищают. Да и в должности повысить могут.

— И на какую должность ты думаешь претендовать? — опять ехидно улыбнувшись, спросил партиец. Он знал, что Иван Васильевич большим умом не отличался. Да и образование имел четыре класса начальной школы.

— Ну, поначалу, может быть, бригадиром охраны, а там видно будет, — отвечал собутыльник.

Они разлили остатки водки, выпили и снова закусили.

— Дам я тебе рекомендацию. Парень ты тихий и не злой. И, как-никак, на одном производстве работаем.

На том они и разошлись.

«Все, — сказал себе Иван Васильевич, — осталось еще одну рекомендацию заполучить, и дело в шляпе». Но он долго не мог получить именно третью рекомендацию, пока не подвернулся случай. Иван Васильевич встретил своего дружка, работавшего в милиции. Когда-то Иван Васильевич проходил подозреваемым в краже колхозного зерна. Тогда его оправдали. Милиционер и дал ему недостающую рекомендацию. И спустя полгода стал Иван Васильевич членом КПСС. Ему теперь казалось, что он на голову выше других рабочих на заводе. Как раз в милиции открылись десятидневные курсы: чекисты читали лекции об охране социалистической собственности. Иван Васильевич окончил курсы, и ему выдали соответствующее удостоверение.

А вскорости умер старший по смене, освобожденный от дежурств охранник. И по рекомендации секретаря парткома на его место назначили Ивана Васильевича. Первое, что тот сделал как ответственный работник, это оборудовал себе кабинет. Проделал широкое окно на улицу, поставил буквой «т» три стола, накрыл их темно-красной тканью и вдоль поставил десять стульев.

На своем столе Иван Васильевич обновил облицовку и установил конусообразный стакан, в который поместил восемнадцать остро заточенных карандашей. Также он положил на видном месте блокнот-семидневник, телефонный справочник, перекидной календарь, скрепки в красной коробочке и деревянный нож для вскрытия корреспонденции.

Здесь же разместились два телефона — городской и заводской. Кроме того, в кабинете появился шкаф с книгами под стеклом. За своей спиной Иван Васильевич повесил на стену портрет Феликса Дзержинского, справа — Ленина. А на свободной стене репродукцию с картины «Три богатыря». В завершение всего Иван Васильевич поставил в принесенную из дома вазу пять красивых роз.

Осмотревшись и убедившись, что все в порядке, Иван Васильевич решил пригласить на «входины» Ивана Яковлевича. Само собой, с обмывкой новой должности. Пришел он в мастерскую и опять увидел, что Иван Яковлевич мучается с похмелья.

— Болеешь? — спросил.

— Болею, а лечиться нечем.

— Меня же в должности повысили. Приходи после работы — кабинет посмотришь, заодно обмоем.

— А чего конца работы ждать? Давай сейчас посмотрим.

Когда они вошли в кабинет, Иван Яковлевич ахнул:

— Ну, Ваня, молодец! Да это ж кабинет не старшего охранника, а начальник УВД!

Сделав серьезное выражение лица, художник рассмотрел все атрибуты власти, расхваливая нового начальника.

— Такой кабинет надо не вечером, а срочно обмывать. Так какая у тебя теперь должность?

— Старший охранник, освобожденный от дежурств.

— Ну, ты даешь! Обмыть сейчас же!

И тут художник заметил множество карандашей и стопки книг в шкафу. Подумал: «У самого Иосифа Виссарионовича было только три карандаша: красный, синий и зеленый. Интересно, что старший охранник собирается ими писать». А потом художник взял в шкафу одну из книг и прочел на обложке: «Безопасное обслуживание печек в домашних условиях». «Да, подумал, — этот перещеголяет всех». И спросил:

— А Дзержинский здесь зачем?

— Как зачем? Мы же охраняем социалистическую собственность!

— А вот сундука здесь не хватает.

— Какого сундука?

— Куда ты будешь складывать продукты, отобранные у расхитителей соцсобственности.

— А я об этом как-то не подумал, — сказал Иван Васильевич.

— Так мой совет: подумай. А чем мы будем обмывать? Налей сто граммов — голова раскалывается. Наверно, это из-за сильнейшего впечатления, которое произвел на меня твой кабинет.

Иван Васильевич достал из стола бутылку, стаканчик и маринованый огурец. Сказал:

— Пока что выпей. А вечером мы сделаем все как у людей.

Вечером, когда оба изрядно выпили, Иван Яковлевич, придав серьезное выражение лицу, сказал:

— Тебе бы, Ваня, обзавестись теперь оружием. Ты же ночами будешь проверять посты, а это небезопасно.

На следующий день Иван Васильевич приступил к осуществлению грандиозного плана. Он написал рапорт на имя начальник УВД города с просьбой выдать ему огнестрельное оружие.

— Я уже написал рапорт! — похвастался Иван Васильевич Ивану Яковлевичу при встрече.

— Какой рапорт? — не понял тот.

— Как какой? С требованием выдать огнестрельное оружие для охраны социалистической собственности. Ты же сам вчера мне посоветовал.

«Боже, подумал художник, — я же спьяну пошутил. А он всерьез…». Он посмотрел в глаза старшему охраннику и вдруг заметил, какие они у него пустые. Подумал: «И этого остолопа я рекомендовал в ряды КПСС!» А сам ответил:

— Правильно ты действуешь, Ваня. Если местные не дадут оружья, ты пиши в край. А если и в крае откажут, тогда напиши в Москву. Знаешь, партиец должен быть настойчивым в достижении цели. А цель у тебя ясная: ты истинный патриот и бьешься, как рыба об лед, лишь бы защитить соцсобственность. И они не имеют права не выдать тебе оружия.

А про себя художник подумал: «У него, наверно, и одной извилины нет в мозгах».

Шло время. Иван Васильевич, встречая Ивана Яковлевича, всякий раз сообщал ему новости, связанные с приобретением оружия. «Отказали. Написал в край». «Отказали. Написал в Москву, что краевые органы не понимают важности возложенной на меня задачи».

— Правильно все делаешь. Стучащему откроют. Ты главное, Ваня, не робей.

А вскоре Иван Яковлевич пошел в отпуск и собрался в Москву к дочке и внукам. И там у него родилась идея, как помочь Ивану Васильевичу в его безнадежном деле. Дело в том, что дочь Ивана Яковлевича работала в министерстве внутренних дел, и он попросил ее принести бланк с отштампованным гербом Союза. И на этом бланке Иван Яковлевич написал следующее: «Начальнику Краснодарского ГУВД, копия начальнику Ейского УВД. Согласно поступившему рапорту начальника охраны объекта социалистической собственности Логунова И. В. постановляю: для охраны социалистической собственности выдать начальнику охраны Ейского консервного завода Логунову огнестрельное оружие системы „наган типа пугач“. Для хранения огнестрельного оружия директору завода надлежит выделить отдельное помещение с кирпичной кладкой на цементе без окон. Установить в помещении для хранения оружия металлические двери с секретными замками. Выделить специальную охрану помещения, где будет храниться оружие, с круглосуточным дежурством. Установить звуковую и световую сигнализацию с звонками громкого боя и сиреной. Изготовить металлический сейф с внутренними замками особой секретности с тремя отдельно закрывающимися секциями: а) для хранения огнестрельного оружия, б) для боеприпасов, в) смазывающих материалов».

Письмо пришло тогда, когда Иван Яковлевич вернулся из отпуска и вышел на работу. В его каморку, возбужденный и радостный, влетел Иван Васильевич: Вот оно, долгожданное! он размахивал конвертом. — Ты только глянь, на какой бумаге, с государственным гербом! Не дураки в министерстве внутренних дел сидят. Они меня поняли!

— И вот он, приказ! Да на какой бумаге! Ты правильно советовал, что нужно быть настойчивым и своего добьешься.

Он еще долго изливал свои радостные чувства. А Иван Яковлевич смотрел на него и думал: «Какой же ты тупой, Иван. Увидел бумагу с гербом, а что на ней написано не удосужился прочесть».

— Ну, что же, Иван Васильевич, — меж тем сказал художник. — Такую победу надо как следует обмыть. А после уж идти к начальнику и требовать свое.

— Что, сразу после обмывки? — переспросил Иван Васильевич.

— Да нет, конечно. Это лучше сделать завтра, на трезвую голову. У них ведь тоже есть такое же письмо, так что спешить тебе не надо. Ты лучше сбегай в магазин.

— Правильно, вначале мы давай обмоем. А они от меня никуда не денутся, выдадут оружие как миленькие. А то заладили «не положено, не положено»…

Радостный, Иван Васильевич помчался в магазин. А в процессе обмывания Иван Яковлевич и говорит:

— Тебе бы, Вань, еще изготовить специальный сейф для хранения ответственных документов.

— Сделаю! Непременно сделаю! — закричал подвыпивший Иван Васильевич.

На следующий день в девять утра старший охранник сидел в приемной начальника УВД. Секретарша сообщила, что начальника сегодня не будет, так как он в командировке. И от нечего делать Иван Васильевич, которого все еще распирала гордость за себя, зашел к подполковнику Субботину и показал ему бумагу. Семен Субботин хорошо знал Ивана Васильевича. Он прочитал несколько строк, посмотрел на Ивана Васильевича и улыбнулся. Потом еще прочел, отложил бумагу в сторону и говорит:

— Ты хоть читал послание?

— Читал, а как же.

— До конца?

— Нет, а зачем мне до конца читать? Бумага же с гербом это само за себя говорит.

— Так ты прочти твое письмо до конца, спрячь его и никому больше не показывай. Хорошо, хоть начальника сегодня не было. Ты, Иван, был серой пылью — пылью и остался. Ты хоть прочитай, какое тебе выделяют оружие.

— Я прочел, — возмутился Иван Васильевич. И какое?

— Наган!

— А дальше что написано? Ты посмотри получше. Иван Васильевич уставился в бумагу:

— Ну, и что? Наган типа «пугач». Что здесь такого?

— А то, что кто-то над тобою подшутил, а ты обрадовался, как ребенок. В общем, спрячь свое письмо и никому его не показывай.

Опустив голову, Иван Васильевич вышел из кабинета и медленно пошел на завод. В кабинете он внимательно пробел бумагу, но так до конца и не поверил в то, что кто-то сыграл с ним такую злую шутку. «Если есть такое оружие — „пугач“, — думал он, все равно с ним надо обращаться осторожно. Потому здесь и предусмотрены такие меры безопасности».

Однако бумагу он больше никому не показывал и никуда жалоб не писал. Смирился с тем, что на занимаемой им должности оружие все-таки не положено. Но время от времени Иван Васильевич все же доставал из ящика стола письмо из Москвы. Подносил его к свету и рассматривал герб внутри бумаги. А потом Иван Васильевич садился за свой начальственный стол, устремлял свой взор куда-то в угол и произносил: «Нет, не верю я, чтоб на такой бумаге могли сыграть такую шутку!» Одно время он даже собирался в Москву поехать, чтобы лично во всем убедиться. Да так и не решился. Но для солидности купил Иван Васильевич военного образца темно-зеленый плащ, галстук, белую сорочку, брюки галифе и яловые сапоги на толстой подошве. А в своем кабинете он-таки поставил кем-то выброшенный металлический сейф, куда положил единственную бумагу — зато полученную из самой Москвы! А под портретом Ленина Иван Васильевич поставил мягкий диван, на котором часто сиживал Иван Яковлевич. Он спрашивал:

— Так что, Вань, так ты и не ходил к начальнику УВД?

— Так мне же Сеня…

— А что тебе Сеня. Он же не начальник. Я бы, Ваня, на твоем месте все-таки к главному сходил. Но Иван Васильевич молчал и смотрел бессмысленным взглядом в дальний угол кабинета.

…Теперь уже обоих друзей нет в живых. Но память цепко хранит эту историю, и до сих пор перед глазами оба. Иван Яковлевич с прищуренными хитрыми глазами и серьезным-пресерьезным выражением лица. И Иван Васильевич с слегка приплюснутым наморщенным лбом и взглядом, бессмысленно устремленным куда-то в угол кабинета.

Март, 2003 год, г. Ейск.