Жестокость с хамством в обнимку

Жестокость с хамством в обнимку

Есть сорт людей, которым очень плохо, когда другим хорошо. Им не по себе, они мечутся, не находя себе покоя. В нашем дворе есть один такой Мишка Пастухов, живет в пятиэтажке. Глаза у него небольшие, бледно-серые. Походка крадущаяся, движется, словно на пристегнутых ногах, волоча ступни. Прочел он в «Приазовке» новый закон о пенсиях и ахнул. «Надо ж! Мне и триста шестьдесят не дали, а этим, недобитым, более тысячи. Где справедливость?» — возмутился Мишка. Печень выплеснула в организм желчь ненависти. Глаза дрогнули и забегали, как у загнанного зверька, приобретая стальной оттенок. Мишка быстро оделся и вышел во двор. На лавочке сидели мужики-пенсионеры. Направляясь к ним, он сразу издали определил свою жертву. Подошел и с ходу: «Читали? Надо ж! Увеличили пенсию этим… — он сделал паузу, — инвалидам. — Прищурив колючие глаза, приблизился к сидящему инвалиду войны.

— Не стыдно тебе получать такую пенсию? — Павел Петрович непонимающе заморгал глазами. — Да! Да! Я тебе говорю, — и ткнул в грудь пальцем пожилому человеку. — Ты незаконно получаешь!» — «Почему же? — возмутился тот! — Я инвалид войны второй группы. У меня два ранения, одно из них тяжелое, контузия. Есть соответствующие документы». — «Ничего у тебя нет, ты купил эту инвалидность!» — «Пойди и ты купи, кто тебе не дает», — прошептал побледневший Павел Петрович. Бледность лица и растерянность пожилого человека воодушевили Мишку. Его глаза озарились победным, радостным блеском. Он торжествовал, наслаждаясь достигнутым успехом. Сделав свое гнусное дело, не обращая ни на кого внимания, загребая ногами опавшую листву, боком, словно скорпион, ужаливший свою жертву, двинулся к другой лавочке. Ночью Павлу Петровичу два раза вызывали «скорую помощь». Утром я зашел к нему проведать. Вид ужасный. Провалившиеся куда-то добрые, доверчивые глаза виновато глянули на меня. «Вот так вот! Завоевали! И пожаловаться некому на этого хама», — только и мог вымолвить он.

Декабрь 1992 года.