ДЖАВАХАРЛАЛ НЕРУ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ДЖАВАХАРЛАЛ НЕРУ

Шла Вторая мировая война, войска Гитлера стояли под Москвой. Находясь вдали от России, Николай Константинович Рерих всеми силами пытался помочь своей родине.

В первые дни Великой Отечественной войны старший сын Н. К. Рериха Юрий написал в российское посольство просьбу о зачислении его добровольцем на фронт, а сам Николай Константинович стал изыскивать любые возможности для поддержки воюющей Советской России.

В 1943 году Н. К. Рерих писал:

«До чего хочется сделать что-то на пользу русского воинства, Русского Красного Креста, русского народа! Давали мы индийскому Красному Кресту. Давали — на самолеты. Все это ладно, но хочется и в Индии устроить что-то полезное для русской победы. Дали мы четыре больших картины — две моих и две Светика, которые должны дать не менее двадцати тысяч рупий. Кроме того, цветных воспроизведений на 1300 рупий, каталог, входная плата и значительная часть с продажи — все это должно дать не менее тридцати тысяч…

Святослав телеграфирует: „Выставка должна быть отложена“. Значит, он натолкнулся на непреоборимые трудности. Чуяли мы, что в Дели неладно. В Лондоне будут устраивать трехдневный национальный праздник. Будут флаги и речи и слова, слова и слова. В Австралии тоже национальный праздник в честь русского воинства, но в Дели будет глухо и немо.

Святослав хотел дать отличное радио, посвященное 23 февраля. Удастся ли? Столько подводных камней! Всякие сэры-горбачи изрыгают исподтишка злую слюну. А ведь как Святослав старался устроить что-то хорошее во славу русскую! Сейчас от него вторая телеграмма о том, что подобная выставка может быть устроена в Бомбее в июле. Кто знает, может статься такое решение — наилучшее. Видимо, в Бомбее нашлись деятельные друзья. Увидим… Слушаем каждое радио. Русские победы перевернули великую страницу истории. Ганди — тоже страница истории. Многое решается. Лагорское радио передало прекрасный привет Святослава русскому воинству. В Калькутте, в Карачи, на Цейлоне — процессии»[391].

1 ноября 1941 года Николай Константинович писал в своем дневнике:

«А ведь все мы свидетели, как до русских потрясений были указаны грядущие события. В 1927 году в Тибете были указаны события в Испании. В 1929 году были подробно указаны бедствия великих армий под Дюнкерком. И с какими показательными подробностями прозрены события! А Финляндия, Англия, резня в Хотане, вступление русских войск в польское Полесье, прохождение войсками Ирана… Сейчас война изуродовала всю жизнь. Прервалась переписка. Неизвестна судьба многих друзей. Книги и архивы, может быть, уничтожены. Общества пресечены. Мысль человеческая — в оковах. Утеснители культуры кричат о ее спасении. Знание подавлено. Гуманизм забыт. Искусство забито. Армагеддон!»[392]

В 1942 году в Америке вышла в свет брошюра с первым годовым отчетом Американо-Русской Культурной Ассоциации (АРКА). В конце книжки был помещен очерк Н. К. Рериха под названием «Подвиг», в котором он объяснял американцам смысл русского слова «подвиг», не имеющего аналога в английском.

«Пусть АРКА хотя бы в утеснении все же творит свое доброе дело, — писал Николай Константинович своим сотрудникам. — У Вас уже накопляется для отчета много полезных достижений. Включайте туда же и „Подвиг“: этот лист говорил о том же добре. Вот мы мечтали о Лиге Культуры. Уже заложены были основы ее. Но разве Хорш и его шайка могли иметь что-либо общее с Культурою? А ведь сейчас такая Лига очень нужна. Можно себе представить, как нелегко было грабителям десять лет носить маску культурных работников! Хитро притворились они. чтобы выждать час ограбления. Все-таки удивительно, что общественное мнение трусливо замолчало позорные, антикультурные преступления Хорша. Ведь его действия не только уголовны — они антикультурны. В этом позор не только Хоршу, но и его пресловутому „покровителю“, вернее, прикрывателю»[393].

Николай Константинович Рерих постоянно жил и работал в Кулу. Он приглашал к себе в гости разных ученых, путешественников, политиков и писателей, но особенно любил принимать друзей.

В 1940-х годах в Кулу к Рерихам часто заезжали разные люди, но не все могли легко попасть в их гостеприимный дом. Новый секретарь, занявший место уехавшего В. А. Шибаева, вначале беседовал с желающими повидаться с Рерихом, и только через несколько дней гость получал ответ о возможности аудиенции.

Еще в конце 1939 года Николай Константинович приглашал к себе в Кулу Джавахарлала Неру. Вот одно из писем Неру, в котором он извинялся за невозможность приехать к Рерихам:

«2 февраля 1940 г.

Дорогой д-р Рерих, недавно Пандит Брадж Мохан Вьяс из Аллахабадского муниципального музея передал мне книгу, содержащую репродукции некоторых ваших картин. Я был счастлив получить от вас этот очень красивый подарок, и я особенно ценю его, так же как и добрые мысли, которые его вдохновили. Я должен извиниться перед вами за то, что задержался с моей благодарностью. Но я закрутился в суматохе нашей сегодняшней политики и к тому же я очень много разъезжаю. Вы уж простите меня за эту непреднамеренную нелюбезность. Я — давний поклонник ваших величественных полотен и с удовольствием прочитал несколько ваших книг… Я надеюсь, что настанет день, когда мне представится возможность посетить вас в вашем прекрасном уединении в Долине Кулу.

Еще раз благодарю вас, с уважением и добрыми пожеланиями, искренне ваш, Джавахарлал Неру»[394].

Между Рерихами и Неру завязалась переписка. Прошло два года. У Святослава возникла идея написать портрет Джавахарлала Неру и его снова стали приглашать в Кулу. Но для того чтобы посетить уединенный дом Рерихов, необходимо было, по обычаям Индии, личное приглашение главы семьи. Поэтому Святослав Рерих решил надолго не откладывать свой визит к Джавахарлалу Неру в Аллахабад и 20 января 1942 года отправил из Бомбея телеграмму:

«Планирую визит Аллахабад на несколько дней начале следующей недели. Был бы благодарен, если бы вы смогли телеграфировать мне, „Тадж-Махал“, Бомбей, если вы окажетесь на месте. Шлю привет Святослав Рерих»[395].

В этот же день пришел ответ: «Святославу Рериху, отель „Тадж-Махал“, Бомбей. Возвращаюсь Аллахабад двадцать четвертого. Буду до конца месяца. Надеюсь будете нашим гостем. Джавахарлал Неру»[396].

Святослав Рерих был очень рад такому ответу, теперь у него появилась возможность не только лично пригласить Джавахарлала Неру в Кулу, но и написать задуманный портрет. Святослав приехал в Аллахабад, и Джавахарлал Неру принял приглашение посетить Кулу.

Наконец, 4 мая 1942 года Джавахарлал Неру отправил письмо, в котором просил встретить его в Лахоре и оттуда сопроводить в Наггар в Кулу.

«Г-ну Святославу Рериху через г-на Б. Дхингру

2, Гольф Роад, Лахор

Мой дорогой друг, Индира и я выезжаем из Аллахабада завтра вечером в Лакнау, где мы пробудем два дня. Оттуда мы едем в Дели. Мы будем в Дели 8-го и 9-го и остановимся по адресу: Гардинг авеню, 3. Вечером 9-го мы намерены отправиться в Лахор, чтобы прибыть туда 10-го утром. У меня нет особых дел в Лахоре, кроме как встретиться с некоторыми друзьями. Моя дальнейшая программа будет зависеть от ваших указаний относительно того, когда нам выезжать из Лахора. Возможно, было бы лучше отправиться одиннадцатого, чтобы в моем распоряжении были день и ночь в Лахоре. В Лахоре мы остановимся в доме Миана Ифтикар Уддина по адресу Айкман Роад, 21.

Я с нетерпением предвкушаю мой визит в Наггар и встречу с вашим отцом и матерью. Я благодарен вам за проявленную вами настойчивость, которая способствовала принятию мною решения в этом отношении, поскольку сам я колебался в определении моей программы.

Если вы уедете из Лахора до того, как мы туда прибудем, пожалуйста, оставьте подробные указания для меня в доме моего хозяина. Я хотел бы отметить, что нас будет сопровождать мой секретарь и, возможно, слуга.

Искренне ваш, Джавахарлал»[397].

Николай Константинович с нетерпением ждал гостей. Джавахарлал Неру вместе с дочерью приехал к Н. К. Рериху в мае 1942 года. Английские спецслужбы всячески пытались помешать этой встрече, но их власть к 1942 году в Индии заметно ослабла. И все же первый день приезда Неру в Кулу был несколько подпорчен. Николай Константинович накануне получил письмо с угрозами, о котором потом вспоминал: «Характерно, что в день приезда Пандитджи [Джавахарлала Неру] получилось отвратительное письмо от М. — против Пандитджи, с угрозами нам. Разве в тюрьме мы? Эти угрозы на всех произвели гадкое впечатление. Придется расстаться с М. — так люди сами себе и вредят»[398].

Но никакое противодействие англичан не смогло поколебать Н. К. Рериха в его желании встретиться и обсудить многие планы с лидером индийского народа в его борьбе за независимость от Англии.

Целых две недели пробыл будущий премьер министр Индии вместе со своей дочерью Индирой в гостях у Рерихов. Все это время Николай Константинович с восторгом излагал Джавахарлалу Неру свои идеи и новые проекты: «Говорили об Индо-Русской Культурной Ассоциации (ИРКА)…Пора мыслить о кооперации полезной, сознательной, — читаем в дневнике Н. К. Рериха. — Махараджа Индор приедет к нам через три недели. Просит, чтобы Пандитджи [Джавахарлал Неру] слетал в Америку. Четыре с половиной дня туда, столько же обратно, и там один день — на беседу. Пандитджи, конечно, не поедет. Время ли, чтобы глава движения мог отсутствовать десять дней. Да и что родится из такой поездки?! Махараджа [Яшвант Рао Холькар] приедет к нам через три недели. Опять будет беседа об ИРКА»[399].

20 мая Джавахарлала Неру провожал весь маленький городок Кулу. «Все наше народонаселение вышло провожать с цветами, с добрыми пожеланиями, — писал Н. К. Рерих. — Добро, добро — около Пандитджи. Все чуют, что он не только большой человек, надежда Индии, но и честнейший, добрый человек. Эти два ощущения очень важны в наши дни. К доброму сердцу тянется и все доброе, естественно. Мечтают люди о справедливости и знают, что она живет около доброго сердца. Трогательно, как народ восклицает:

— Да здравствует Неру!»[400]

Святослав Рерих через много лет с особым трепетом вспоминал эту встречу с Джавахарлалом Неру:

«Вся наша семья всегда мечтала о том, как лучше сблизить русский народ и Индию. Это были мысли, которыми мы все жили и которые мы хотели видеть осуществленными как можно скорее. Помню, как мы впервые встретились с Джавахарлалом Неру. Он тогда только что вышел из тюрьмы и жил в Бомбее у сестры. Мы сидели вместе и беседовали, я сказал ему о заветной мечте Николая Константиновича сблизить наши народы. Помню, с каким интересом Джавахарлал Неру слушал об этом и сказал:

— Но как это провести в жизнь, как это осуществить?

И тогда родилась мысль, что перебросить мост между Советским Союзом и Индией можно сначала по культурным линиям; условия тогда были еще совсем другие. Это был 1942 год. Я попросил его приехать к нам в Кулу, чтобы они могли побеседовать с Николаем Константиновичем, ну и я хотел еще воспользоваться этим случаем и написать его портрет. Вскоре была сессия индийского Конгресса в Аллахабаде, я остановился у Неру, и мы каждый день обсуждали все эти интересные вопросы. Мы решили ехать в Кулу в мае месяце. Договорились встретиться с Джавахарлалом Неру в Лахоре и оттуда ехать в Кулу. Он приехал в Лахор с дочкой, с сопровождавшим его секретарем и еще одним другом семьи. Это было его первое путешествие в наши горы, никогда раньше он не бывал в этом районе. И вот мы ехали вместе, и на всех перекрестках нас встречали толпы людей, которые хотели побеседовать с Джавахарлалом Неру. Время было тревожное, и мы очень медленно двигались по дороге. На ночь остановились в маленьком княжестве, где была беседа с местными литераторами, а на следующий день приехали в Кулу.

Неру провел у нас дней двенадцать, мы ездили с ним по долине, она ему очень понравилась, и он ее полюбил. Каждый день он беседовал с Николаем Константиновичем, Еленой Ивановной, Юрием Николаевичем, а я писал его портреты и написал два или три портрета. Он очень хорошо мне позировал — ведь для большого, настоящего портрета ему приходилось стоять, и мы с ним, конечно, подружились, это были, так сказать, основы наших контактов. Николай Константинович обсуждал с Неру планы, как на культурных основаниях перебросить мост между нашими странами. Самыми лучшими были культурные связи, и мы видим: в жизни они и остаются самыми надежными.

Как вы знаете, Джавахарлал Неру был исключительным человеком — он был, с одной стороны, большим писателем и поэтом и, с другой стороны, политическим деятелем. Он любил свою работу, любил народ, контакты с народом. Неру был бесстрашный человек, он абсолютно ничего не боялся и в самые трудные моменты никогда не терял равновесия и всегда стремился сделать что-то особенное, необычное — то, что нужно было именно для этого момента. Джавахарлал Неру много лет, вплоть до самой своей кончины, оставался нашим близким другом. Перед самой его смертью мы послали ему черешни и вишни, которые растут у нас, и, как мне передали, открыв глаза, он сказал:

— Мне кажется, они лучше даже кашмирских.

Я счастлив, что судьба свела меня с таким замечательным человеком, как Джавахарлал Неру. Уважение и восхищение древней культурой Индии, ее народом, которые отличали нашу семью, тоже находили отклик в сердце великого сына Индии. Глубоко интересовался он дружескими связями своей страны и России. Советского Союза»[401].

Еще находясь в гостях у Рерихов, Джавахарлал Неру писал одному из своих друзей Яшванту Рао Холькару, тогдашнему махарадже центрально-индийского княжества Индора, который должен был в скором времени приехать в Кулу, чтобы помочь Николаю Константиновичу воплотить одну из его идей — создать Индо-Русскую Культурную Ассоциацию (ИРКА):

«Кулу, 19 мая 1942 г.

…Мы отправляемся из Наггара завтра после великолепного пребывания у Рерихов, которые могут служить примером самого совершенного гостеприимства. Я намерен приехать в Аллахабад в течение недели после коротких остановок в Лахоре и Дели»[402].

После того как в Кулу приехал Яшвант Рао Холькар, Николай Константинович невольно оказался в центре индийской революции. В начале июня 1942 года от махараджи центрально-индийского княжества Индора пришла телеграмма, которая поставила Н. К. Рериха в трудное положение:

«Ожидаем Ваше водительство в поддержке предложения Индора в письме к Рузвельту, которое даст новую надежду политического соглашения».

Николаю Константиновичу предлагалось выступить посредником в организации индийско-британских переговоров о независимости индийского государства. Об этой телеграмме Н. К. Рерих писал в дневнике:

«Рузвельт, два представителя русских и два китайца должны рассудить дело между Индией и Британией. Могут ли вмешиваться иностранцы в судьбу Индии? Она сама, только сама решит свое будущее. Слов нет, сложно оно.

Кроме неразрешимого Пакистана, уже появился Усиани-стан и Дравидистан, и могут проявиться и всякие другие станы. Все эти призраки разделения и раздора ужасают всех мыслящих о единении. „В единении — сила“. Газеты сообщают решение Ганди, чтобы каждый индус предлагал англичанам уехать домой. Вот до чего дошло!»[403]

Англия предпринимала все меры, чтобы подавить восстание, которое все сильнее разрасталось в Индии. В августе 1942 года были арестованы основные лидеры индийского движения за независимость, среди них был и Джавахарлал Неру. Поводом к аресту послужило его воззвание: «Англичане — вон из Индии!»

10 августа 1942 года Н. К. Рерих писал о происходивших событиях:

«Само пространство вопит. Гималаи плачут. Не запомнят здесь таких ливней. Переполняется чаша. Дорога обваливается. Смятение жизни растет. В Бомбее и в Аллахабаде уже убитые и раненые. Первомученики за свободу! В Бомбее осадное положение. Радио сообщило, что телеграммы в Бомбей не идут. Аресты повсюду, арестованные увезены в неизвестном направлении. Дальнейших сведений по радио не будет, кажется, и в газетах будет молчание. Можно представить, какие чудовищные слухи поползут!.. Не знаем, как русский народ относится к событиям в Индии? Знает ли? Если и здесь сведения пресечены, то что же просачивается там, вдали? По словам британского радио, — арестованные будут лишены газет и всех сообщений. Особенно волнует народ, что арестованные увезены в „неизвестном направлении“. При желании под этим можно многое предположить. Итак, Конгресс уничтожен, а коммунисты утверждены правительством. Такие комбинации трудно усвояемы народными массами. Также путаются люди между „доминионом“ и полным освобождением. К тому же и фантастический Пакистан с его неуловимыми границами остается энигмою. Ох, многострунные инструменты сложны для игры.

Во всем чуются грозные дни. Исчезновение сведений лишь усилит грозность»[404].

У Николая Константиновича в конце лета 1942 года начались нелады со здоровьем.

«Хотелось бы поскорей поправиться. Слишком все напряжено, и нездоровье совсем не ко времени», — писал Н. К. Рерих.

К сожалению, болезнь всегда приходит не ко времени. После того как из Калимпонга специально для Н. К. Рериха был вызван врач, в дневнике художника появилась очередная запись:

«…Из Калимпонга едет наш доктор… Британское радио сообщает, что по всей Индии введена порка! В Дели сожжен Тоун-Холл и несколько официальных учреждений. Бомбей, Ахмедабад, Аллахабад, Люкноу, Бенарес, Горакпур, Назик, Калькутта, Мадрас — в брожении. Число убитых и раненых не сказано. Умер в тюрьме Махадев Десай, секретарь Ганди. Арестована сестра Неру Лакшми Пандит. Сапру отказался от посредничества. Правительство жалуется на ползущие „дикие слухи“. Чан-Кай-Ши посылает особую миссию в Индию для переговоров об освобождении. Реакция Москвы неизвестна. Не забыл же русский народ об Индии? Об индусских собратьях? Конечно, радио о многом вообще не сообщает. Ни газеты — ничто не скажет об истинном положении. Каждый день новые осколки происходящего. Не перечисляю, ибо всего не знаем, а по осколкам судить нельзя. Ко всему надо прибавить: „Радио сообщает“! Газета окончательно отстала от происходящего, да и сама запуталась в своих измысленных заголовках. Ничего не знаем!»[405]

В следующем году Николай Константинович Рерих задумал повторить свое путешествие в Лхасу, но английские власти отказали Рерихам в пропуске в Тибет и многозначительно намекнули, что, один раз покинув Кулу, Николай Константинович уже никогда не попадет в Индию. С большой досадой и грустью Н. К. Рерих читал в газетах сообщения об экспедициях, направлявшихся в Тибет и Лхасу:

«Американский майор повез от Далай-ламы подарки Рузвельту. Американцы в Лхасе. Германцы были в Лхасе. Британцы в Лхасе. Индусы в Лхасе. Итальянцам можно быть в Тибете. Всем можно, только русским нельзя. Не так давно Юрий спрашивал в Дели о поездке в Тибет, и опять — „длинный нос“. И не тибетское правительство против. Мы имели достаточно уверений от тибетцев и китайцев. Весь затор — в британцах.

Почему? Даже причин не скажут. И теперь, когда за Москвою так ухаживают, русские ученые допускаются в Индию лишь в неотступном „сопровождении“. Представитель агентства ТАСС не может переменить квартиру, ибо рядом должен жить надзиратель.

Для отвода глаз правительство издает просеянный журнал „Новости Советского Союза“, но надзиратели и сопроводители все те же. В сущности — как было, так и есть. Группа индусов-друзей хотела лететь в Москву на свой счет (по 4000 рупий с каждого), для вида разрешение было дано, но аэроплан не был дан, ибо состав группы не понравился в недрах»[406].

Но английское господство над Индией оказалось не вечным, индийская революция победила, Индия сразу распалась на несколько государств. В 1945 году освободили из тюрьмы Джавахарлала Неру. Отгремела победа Советского Союза, карта мира была перекроена, появились новые государства, новая политика, новый мировой порядок. 17 июня 1945 года Рерихи послали в Дели Джавахарлалу Неру телеграмму: «Счастливы, получив известие вашем освобождении наши лучшие мысли и теплые поздравления от всех в Наггаре»[407].