6

6

На лето 1915 г. гостей у нас в Бучалках прибавилось.

У сестры отца, а моей крестной матери тети Сони и ее мужа Константина Николаевича Львова имение было в Каменец-Подольской губернии близ австрийской границы. Жить в прифронтовой полосе казалось беспокойным, и семейство Львовых проводило лето в Бучалках. Жили они в Большом доме, питались отдельно, а играли мы вместе и в лес ездили на двух линейках.

Старшего сына Львовых Владимира, которого почему-то звали Бумбук, я в Бучалках не помню, а со всеми остальными мы очень дружили. После Бумбука шла Маня — ровесница моей сестры Лины. В Бучалках они очень дружили и втроем с Маней Гагариной всегда ходили вместе. Впоследствии после смерти тети Тани, Маня Львова стала второй женой дяди Петра Сергеевича Лопухина.

Потом шел Павел — ровесник и друг моего брата Владимира , казавшийся в детстве ничем не примечательным, а во Франции, прожив вместе с ним целую неделю, я его — старого холостяка — очень полюбил . Видя, как я интересуюсь стариной, он ежедневно катал меня по извилистым дорогам холмистой Оверни.

Следующим был Саша, юноша серьезный, стройный, очки делали его еще более серьезным, даже строгим. Встретившись с ним в 1969 г. в Париже, я оценил его ум, его умение рассуждать на любые темы. Он был интересный собеседник, много рассказывал о своей прежней многолетней работе переводчика в ООН. Несколько раз ему приходилось сидеть рядом с Молотовым, его очень легко было переводить, он обычно повторял одну и ту же фразу: «Мое правительство не может на это согласиться». Его прозвали «Господин нет».

Потом шла Таня, тогда в Бучалках девочка года на два старше меня. Не имея сверстниц, она играла со мной даже в солдатики, вместе мы возились в песке и со щенками. Однажды во время поездки в Большой лес моя мать, сестра Маша, Таня и я с корзинками грибов отделились от остальных, и Таня, увидев серый комок — гнездо шершней, из любопытства дотронулась до него, хищник вылетел и ужалил ее в шею. Мы помчались, потеряли дорогу и заблудились. Долго плутали, пока не выбрались к линейке. Я восхищался мужеством Тани, которая не плакала, а только стонала, хотя шея у нее сразу распухла. А встретив ее полвека спустя в Париже, я не переставал восхищаться ею. Была она замужем за бизнесменом Пьером Бефом, человеком любезным, умным, доброжелательным, гостеприимным. И муж, и жена — люди состоятельные — стремились всем помогать, жертвовали большие суммы на один детский приют. Они для меня сделали много хорошего. Я провел много приятных дней у них и у их потомков.

Самой младшей в семье Львовых была толстушка Нелли, в те давнишние годы находившаяся в таком возрасте, когда я не обращал на нее ни малейшего внимания. Во Франции я ее встретил худой, измученной работой машинистки, мало приспособившейся к жизни.

Вместе со Львовыми в Бучалки приехал их гувернер из обедневших остзейских баронов — рослый старик с бородой и в очках. Он совершенно не занимался своими питомцами, но зато во мне нашел верного спутника по сбору грибов. Он ежедневно заходил за мной, и мы отправлялись в Молодой сад. Именно он научил меня срезать грибы ножиком под самый корень; с тех пор всю жизнь я неизменно следую этому правилу.

Самого Константина Николаевича Львова я не помню в Бучалках, наверное, он где-то занимался своей деятельностью лесопромышленника. Главой в их семье была его жена Софья Владимировна — тетя Соня. В Москве в день моего рождения 1 марта она каждый раз заезжала за мной и за сестрой Машей в собственной коляске и везла нас на Столешников переулок, где располагались магазины игрушек. Она вводила нас в один из них и говорила: «Выбирайте, что хотите». Маша показывала маленькую куколку за гривенник, а я выбирал несколько коробок солдатиков с крепостями, с пушками или набор железнодорожных рельсов аршин за тридцать, с заводными паровозами и с вагонами. Мой подарок стоил раз в сто дороже Машиного.

В Бучалках тетя Соня в отсутствие моей матери всегда меня ласкала, утешала, к моему великому удовольствию, приглашала меня обедать с ними в Большой дом. Их обеды мне всегда казались вкуснее...