Глава LXXIV. Евгения Николаевна Гейцыг

Глава LXXIV. Евгения Николаевна Гейцыг

Трудно передать то настроение, тот духовный подъем, какой, по милости Ея Величества, благостнейшей Государыни Императрицы Александры Феодоровны, охватил всю Харьковскую епархию, склонившеюся перед начальницею женского епархиального училища Евгенией Николаевной Гейцыг в признании ее великих заслуг перед епархией, нашедших трогательную оценку с высоты Престола. В летописях епархиальной жизни именной Высочайший рескрипт скромной провинциальной труженице был, конечно, событием необычайным, не имевшим примера, и неудивительно, что это торжество было залито не вином и шампанским, а слезами умиления, исторгавшими горячие молитвы к Богу о здравии и благоденствии Императрицы. Прибыв, вместе с архиепископом Антонием, 28 января 1917 года, в епархиальное училище, я застал там начальницу Е.Н. Гейцыг, окруженную детьми, учительским персоналом и местным духовенством.

Прочитав Высочайший рескрипт и вручив его Е.Н. Гейцыг, я обратился к ней с такими словами:

"Глубокоуважаемая Евгения Николаевна, приветствую Вас с великою радостью. Ваша деятельность, проникнутая смирением и любовью, не укрылась от любящего взора Царицы-Подвижницы, сердцу которой так близки те скромные труженики, какие не ищут славы людской, какие в безмолвии и тишине совершают свое великое дело служения ближним пред очами Вы избрали себе подвиг воспитания и образования дочерей православного духовенства, с великою любовью и самоотвержением несете этот подвиг свыше 33 лет, свидетельствуя своим примером о том, как много могут сделать силы одного человека, проникнутого любовью к делу, той любовью, которая низводит благодатную помощь на всякое дело Божие. Может быть, и Вы встречали препятствия на пути; может быть, и Ваша душа скорбела, изнемогая под бременем тяжелой ноши; но Вы донесли свое бремя до конца, до той минуты, когда оно перестало быть бременем и сделалось благом, сделалось для нас радостью. "Иго Мое благо и бремя Мое легко": если этих слов Христа не понимают, если им не верят, то только потому, что люди нетерпеливы и часто сбрасывают с себя иго, на них Христом возложенное, раньше срока, предопределенного Богом, не хотят донести его до того момента, когда самое тяжкое иго, самое нестерпимое страдание превращается в радость, рождая живую связь с Богом, вызывая слезы благодарности. И для Вас настал этот момент. Ея Величеству Государыне Императрице Александре Феодоровне было угодно осчастливить Вас высокомилостивым рескриптом, пожаловать Вам Свой портрет с собственноручным начертанием и повелеть мне лично вручить Вам эти знаки Высочайшего к Вам благоволения. Я счастлив исполнить волю Ея Величества, счастлив тем более, что вижу здесь выражение неисповедимых Путей Божиих, вижу в этом знаке источник не только немой радости, но и благословение небесное. О, если бы поскорее открылись у людей очи духовные, и они научились бы видеть в своей жизни и в окружающем отражение Путей Божиих, отражение этой вечносущной связи, какая соединяет небо и землю! Не Вы ли явились первой провозвестницей славы Святителя Иоасафа, угодника Божия, особенно близкого сердцу каждого из нас, особенно любимого и дорогого?! Сколько любви вложили Вы в дело прославления его, когда это дело только зачиналось! Не Он ли, Святитель, вдохновлял Вас в Вашей работе, подкреплял в трудах, нашедших такую трогательную оценку с высоты Престола, со стороны нашей возлюбленнейшей Царицы?!

Храните же этот дорогой рескрипт как благословение свыше; храните на память о Государыне, вся жизнь которой проникнута пламенной любовью к Богу и Его святым угодникам. И да будет Ваша радость радостью для всех, кому дорого то святое дело, какое Вы делаете, кто понимает святую миссию православного духовенства".

Вслед за мною обратился с приветствием к Евгении Николаевне архиепископ Антоний, сказавший следующую речь:

"Со своей стороны должен заявить, достоуважаемая Евгения Николаевна, что радость Ваша является радостью всех нас, от души сочувствующих и Вам, и училищу, и призреваемым здесь галичанам, потому чти все мы, т.е. Харьковское духовенство, равно и Ваши сослуживцы и сослуживицы, наблюдая Ваше самоотверженное, исполненное материнской любви служение Богу и ближним, хотя и выражали Вам неоднократно благодарность, любовь и уважение, но всегда сознавали, что Ваша исключительная ревность ко врученному Вам святому делу далеко не оценена по достоинству в современной жизни, и последняя остается в отношении к Вам несправедливою до тех пор, пока за Ваши исключительные труды не последует исключительно необычное в Вашей скромной доле воздаяние, далеко превышающее пределы нашей епархии. Вот почему, можно сказать, вся епархия радовалась, когда Вы два года тому назад удостоились получить портрет Государя Императора с собственноручною подписью. Сегодня высокий сановник вручил Вам такой же портрет Государыни Императрицы, но еще при милостивом рескрипте с торжественным признанием Ваших заслуг по разным отраслям вашей деятельности. Только теперь все мы, непосредственные свидетели последней, можем утешить себя словами: "наконец-то наша Евгения Николаевна награждена по достоинству". Мы видим Вашу радость, но знаем и Вашу скромность, и потому не погрешим, если скажем, что духовенство и Ваши питомцы и присутствующие здесь галичане радуются больше Вас самих, ибо то, что исполнить мы не имели сил, совершено теперь Высочайшей властью. Радуемся мы еще и тому, что в прочитанном рескрипте благоволительный Высочайший взор пал и на дорогое нам скромное училище, и на любезных нам беженцев-галичан, и на опекаемых местным духовенством наших страдальцев воинов. Напутствуемая молитвами благодарных Вам старых и молодых друзей, идите же бодро вперед в служении любви и милосердия, под благоволительным покровительством Их Императорских Величеств".

Не могу не использовать случайно сохранившихся газетных вырезок и не привести ответных речей глубоко растроганной Е.Н. Гейцыг. К сожалению, текста Высочайшего рескрипта, напечатанного в "Церковных Ведомостях" за 1917 год, мне не удалось отыскать.

Обращаясь ко мне, Е.Н. Гейцыг сказала:

"Князь Николай Давыдович! Приношу Вам мою глубочайшую, горячую благодарность за доставленную мне радость и счастье снова получить Высочайшее благоволение. Ея Императорское Величество Государыня Императрица, как мать и воспитательница, сочувственно отнеслась, по докладу Вашему, к трудам старой воспитательницы и удостоила меня Высочайшей награды. В далекой молодости, в начале службы моей, я была удостоена высокомилостивого пожелания Его Величества Государя Императора Александра Александровича, тогда Наследника, нести легко обязанности воспитательницы; и вот теперь, на закате жизни моей, я осчастливлена Высочайшей оценкою почти полувековой деятельности моей Их Императорскими Величествами. Что выше радости моей?!

В сентябре месяце Вы, князь, доставили мне большое удовольствие, посетивши училище. Едва взглянули Вы на детей и на нашу обстановку, Вы сразу оценили труды нашей училищной корпорации и обратили большое внимание на мой доклад о моих ближайших помощницах – воспитательницах, на их тяжелый труд в нашем обширном и многочисленном училище... Возвратившись в Петроград, Вы немедленно откликнулись и выразили сердечное желание пойти навстречу воспитательницам и воспитанницам... Все, что Вы могли заметить в среде детей симпатичного и хорошего, в час Вашего пребывания у нас, все это достигнуто далеко не легкими трудами моих чудных, дружных, идеальных сослуживцев и сослуживиц, и в эту счастливую минуту, имея в руках Высочайший милостивый рескрипт и драгоценный портрет Ея Величества, я разделяю с ними этот высокий Царский дар и горячо благодарю их всех за помощь мне. От всего сердца благодарю моих достойнейших, дорогих воспитательниц, сотрудниц по призрению детей-галичан, заботою и участием которых дети чувствуют себя в училище как в семье родной; благодарю и великих подвижниц милосердных сестер... Не их ли содействию и усердию я обязана милостивым вниманием Ея Величества к нашим галичанам и раненым?!

Ваше Сиятельство! Еще раз осмеливаюсь просить Вас, просить и молить, не забывайте моих дорогих воспитанниц, помогите им все с той же любовью стремиться в родное им училище, все с тем же самоотвержением нести великий труд воспитания детей, святую службу Царю, Царице, Церкви и Отечеству, и Вас, глубокоуважаемый князь, мы назовем своим благодетелем. Моя же благодарная молитва о Вас, князь, Святителю Иоасафу. Да сохранит Он Вас и да поможет Вам на новом пути Вашей деятельности. От имени всей училищной корпорации, моих бывших и настоящих воспитанниц, имею честь просить Ваше сиятельство повергнуть наши верноподданнические чувства к стопам Их Императорских Величеств".

Затем, обращаясь к архиепископу Антонию, Е.Н. Гейцыг сказала:

"В нынешнем торжественном дне моем я снова вижу Вас, Высокопреосвященнейший Владыка, вижу Ваше участие, Ваше содействие, Ваше архипастырское благоволение. Никакие слова не способны выразить моих душевных чувств благодарности... Примите мой глубокий, земной поклон, Владыка святой".

И Е.Н. Гейцыг преклонила колена пред архипастырем, Я видел радость, но видел и волнение Евгении Николаевны и, чтобы приободрить ее, сказал ей:

"Я вижу Вашу радость и радость всего Харьковского духовенства, для которого Вы так много сделали, и испытываю чувство величайшего нравственного удовлетворения от сознания, что Вы приобщили и меня к Вашей общей радости. Да послужит же для Вас эта радость источником новых духовных сил в деле, какое, в своем конечном итоге, увенчает Вас и наградой небесной, а для нас всех – свидетельством того, что верная служба Богу и Царю никогда не укроется от взора ни Царя Небесного, ни Царя земного. Всякий путь труден только тогда, когда человек смотрит вниз, считая камни, о которые спотыкается, или назад, измеряя пройденное расстояние... Там же, где смотрят вперед, видя пред собою идеал, где идут с верою в дело и любовью к нему, окрыленные надеждою дойти до цели, там не замечают препятствий, как бы велики они ни были... Вот Вы дошли к цели и теперь, верно, и не вспомните о тех преградах и препятствиях, с которыми вели борьбу, точно их и не было вовсе. Теперь отдохните от трудов Ваших, с сознанием честно выполненного долга. Я знаю о верноподданнических чувствах Ваших и всей корпорации Вашей и, конечно, с чувством особой радости засвидетельствую о них перед Их Величествами".

После моих слов, выступил на середину ректор Харьковской Духовной Семинарии, председатель совета училища, протоиерей И.П. Знаменский, обратился ко мне с нижеследующей речью:

"Ваше Сиятельство! Пользуюсь настоящим обстоятельством, чтобы выразить свое и корпорации Харьковского епархиального училища удовольствие по поводу того, что Ваше Сиятельство в свое двухкратное посещение училища имели возможность ознакомиться с состоянием училища, оценить достоинства начальницы училища, Евгении Николаевны Гейцыг, и исходатайствовать ей высшую награду – изъявление Монаршаго благоволения Ея Императорского Величества, Государыни Императрицы Александры Феодоровны, выраженное в Высочайшем Ея Величества Рескрипте и пожалованием портрета Ея Величества.

Евгению Николаевну я знаю 23 года, со времени своего перехода в 1894 году в г. Харьков на должность ректора Харьковской Семинарии. В течение этих 23 лет, я имел возможность хорошо ознакомиться с деятельностью Евгении Николаевны как начальницы училища, так как в епархиальном училище, под ее руководством, у меня воспиталось 6 дочерей.

Но особенно близко я узнал сложность и многосторонность работы Евгении Николаевны и ее энергию в исполнении своих обязанностей с 1913 года, когда я назначен был председателем совета училища. Я увидел, что труды начальницы Харьковского Епархиального училища естественно осложняются с каждым годом вследствие расширения училища и увеличения в нем числа воспитанниц, которых при вступлении Евгении Николаевны в училище было 300-350, а в настоящее время их около 900... Тогда было только в одном классе по 2 отделения, а всего не более 7 классов, а в настоящее время только в 7 и 8 классах по два отделения, а всего 20 отделений, Всякому должно быть совершенно понятно, какое должно быть громадное напряжение силы воли и энергии в деятельности начальницы такого многолюдного учебного заведения, чтобы держать его на такой высоте в нравственно-воспитательном отношении, какою отличается Харьковское Епархиальное женское училище, воспитанницы которого охотно и без всяких испытаний принимаются в Харьковские высшие учебные заведения – высшие женские курсы, медицинский и коммерческий институты, а также усиленно приглашаются земскими учреждениями, уездными училищными советами и инспекторами народных училищ не только Харьковской, но и других соседних губерний, и Харьковским Епархиальным училищным советом и его отделениями, преимущественно пред другими кандидатами, на должности сельских учительниц.

И несмотря на эту громадную тяжесть своих прямых обязанностей на должности начальницы училища, в последние годы, когда над нашим отечеством разразилась страшная, кровопролитная война, когда во внутренние губернии потянулись массы беженцев, как русских, так и из несчастной разоренной Галиции, Евгения Николаевна нашла в себе достаточно силы и энергии, чтобы принять самое деятельное участие в устроении этих несчастных людей, которые должны были покинуть свои разрушенные жилища. Она состоит деятельным членом епархиального беженского и прикарпатского комитетов, из которых в последнем она исполняет даже обязанности казначея. Но с особою силою ее материнская заботливость и теплота чувств проявились в отношении к детям галичанам, потерявшим на родине отцов и матерей. Еще в декабре 1914 г. первая партия детей-галичан направлена была в г. Харьков и нашла теплый приют в епархиальном училище. Евгения Николаевна приняла их как самая нежная и заботливая мать. Она встретила их на вокзале, доставила их в училище, в количестве около 100 человек, обмыла, одела, обула, нашла добрых благотворителей, которые некоторых из детей приняли к себе или взяли на себя обязанность их воспитания в учебных заведениях, разместила их, по указанию высокопреосвященнейшего архипастыря, по духовным учебным заведениям, причем на долю епархиального училища осталось до 15 девочек-галичанок, по гимназиям, институтам, кадетским корпусам, чем вызвала с их стороны ответные горячие чувства, выражающиеся доселе в их благодарственных к ней письмах. Евгения Николаевна несет на себе также главную тяготу заведывания лазаретом епархиального духовенства, помещающимся в больнице епархиального училища.

На основании всего высказанного мною, я беру на себя смелость заявить, что Ваше сиятельство отметили своим вниманием и испрошением Высочайшей награды достойнейшую.

Выражая все это пред Вашим Сиятельством, принося Вам глубокую благодарность за высокую честь, оказанную нашей начальнице, я присоединяюсь к только что выраженной Вам просьбе Евгении Николаевны: не оставьте, Ваше Сиятельство, своим высоким вниманием Харьковское духовенство, которое напрягает все силы к тому, чтобы обеспечить духовно-учебные заведения Харьковской епархии всем необходимым, и корпорацию служащих в епархиальном училище, которые с полным усердием трудятся, чтобы держать училище на должной учебно-воспитательной высоте.

Вам же, достоуважаемая Евгения Николаевна, от лица Харьковского духовенства, за все Ваши труды по благоустроению училища приношу глубокий поклон".

Как билось мое сердце, как искренно и глубоко я воспринимал каждое слово этих тружеников, возлагавших на меня так много надежд и упований!.. И, всем сердцем сочувствуя нуждам обездоленного духовенства, я думал только о том, как бы не посрамить этих упований, как бы оправдать возлагаемые на меня надежды...

Отвечая на речь протоиерея И.П. Знаменского, я сказал:

"Глубокочтимый отец протоиерей!

Вступив в отправление своих обязанностей, я вменил себе в долг с особенным вниманием следить за работой тех самоотверженных тружеников, которые часто ведомы одному только Богу, тех смиренных делателей дела Божьего на земле, которых заслоняют собою люди сильные и недобрые, которые делают свое дело не напоказ, не для славы людской, или собственной, а для славы Божьей, которые малы пред людьми, но велики пред Богом. Отыскивать этих людей, подкреплять их силы, поддерживать их бодрость духовную, какую часто неоткуда брать этим обессиленным людям, защищать их, помогать бороться с препятствиями извне – это не только долг моей совести, не только одна из задач моей службы, но и прямое повеление нашего благочестивейшего, возлюбленнейшего Государя Императора, какое я обязан выполнять. И я, с своей стороны, прошу вас всех помочь мне в этом. Несправедливости на земле много, и мы все одинаково должны бороться с нею и приходить на помощь не тогда, когда о ней уже громко кричат, а гораздо раньше, когда о защите еще не смеют, не решаются просить. Только тогда мы получим и возможность подкреплять вовремя невидных работников на ниве Божьей, увеличивать их веру в тяжелый труд, выпавший им в участь, давать им нужные силы, вдохновлять к работе. Ваша просьба не оставлять без внимания интересов духовенства и, в частности, сельского – наполовину уже исполнена. Положение духовенства, и особенно сельского, мне хорошо ведомо. Не без участия Промысла Божьего, первые годы моей службы протекли в деревне, и я не только хорошо знаю нужды сельских пастырей, но знаю и то, как много государство им обязано. Там впервые на местах я научился и любить, и уважать нашего пастыря-подвижника; там впервые я познакомился и с той красотой его духовного облика, какая и сейчас стоит так живо перед моими глазами. Смирение – великая сила; но пользоваться ею не умеют. Истинное смирение неразлучно с чистотою, и тогда оно всепобеждающая сила, перед которой склоняется и власть. И деревня являла мне эту силу в лице тех немощных, скромных пастырей, которые даже в своем приходе не всем были заметны. Сердечному участию Обер-Прокурора Св. Синода Н.П. Раева к нуждам духовенства вы обязаны тем, что важнейшие мероприятия в области нашей церковно-государственной и жизни уже на пути к осуществлению. Возглавляемая митрополитом Питиримом комиссия заканчивает свои работы по вопросу о материальном обеспечении духовенства, а состоявшая под моим председательством междуведомственная комиссия о выработке пенсионного устава духовенству уже внесла выработанный проект в законодательные учреждения. Вы можете быть твердо в том уверены, что ваши нужды составляют предмет горячей заботы Обер-Прокуратуры, свято выполняющей предуказания Государя Императора".

Не успел я кончить, как из толпы выпорхнула какая-то приветливая и очень бойкая девица, оказавшаяся одною из бывших воспитанниц училища, и, подбежав вплотную к Е.Н. Гейцыг, засыпала ее звонкими словами, полными неподдельного воодушевления. Нисколько не смущаясь обстановкой, Лидия Загоровская отчетливо и ясно передала начальнице приветствие от имени воспитанниц училища и сказала следующее:

"Дорогая и любимая Евгения Николаевна!

Что солнце в небе красное – то Государь наш батюшка со своей Царицей-радостью. Ласкает, греет солнце – так свет, любовь и животворная радость льются с высоты Монаршего трона... Это мы видим, с восторгом чувствуем и переживаем сейчас в светлые минуты вашего праздника, собравшего нас всех сюда. За Ваши великие труды – Вам новая милость от Ея Императорского Величества Государыни Императрицы. Мы, бывшие воспитанницы Ваши, случайно узнав об этом выдающемся событии в Вашей жизни, поспешили к Вам, чтобы разделить с Вами Вашу радость.

Всегда для всех нас Вы были нежная, любящая, заботливая мать. Всегда все мы воспитанницы любили и любим Вас, как могут любить дети свою дорогую мать. Поэтому сегодняшний день – день радости и для Вас и для нас. Правда, Вам некогда оглянуться на ниву Вашей жизни. Вы в неустанном труде: то в работах по училищу, то у постели больных, то в хлопотах об обездоленных галичанах, о беженцах несчастных, в труде честном, высоком, благородном – по заветам Христа...

И в эту минуту высокой радости, невольно хочется нам оглянуться на все сделанное Вами, на все то доброе, к чему так идут слова Спасителя: "Возведите очи ваши и посмотрите на нивы, как они побелели и поспели к жатве, так что сеющий и жнущий вместе радуются"...

Кончилось торжество... Гостям был подан чай, после которого я, вместе с архиепископом Антонием, уехал из училища, увозя о нем самые светлые воспоминания... Посетив, затем, несколько мужских гимназий, где я присутствовал на уроках Закона Божьего, сделав визиты преосвященному викарию и Харьковскому губернатору, я на другой день, утром, уехал в Ростов, с сознанием выполненного нравственного долга перед училищем и его начальницей.

Это торжество было и лебединою песней Е.Н. Гейцыг.

Вскоре после него, Евгения Николаевна скончалась, с благодарною молитвою за Царя и Царицу на устах. Я вспомнил заключительные слова приветствия Лидии Загоровской:

"Возведите очи ваши и посмотрите на нивы, как они побелели и поспели к жатве"...