Греция - родина Диониса

Греция - родина Диониса

 «Полюс» был третьим пароходом нашей экспедиции, который был отправлен в ремонт именно на эту верфь в Греции.

 В связи с этим мы туда пришли с подробными инструкциями от товарищей, которые были здесь раньше. В них подробно рассказывалось о том, где дешевле всего выпить. У некоторых были даже карты города с нанесенными на план питейными объектами. Первым номером на всех планах Эрмуполиса шел кабачок сразу за воротами порта, который все называли У бабы Ути. Вообще-то, хозяйку звали Зэспина, но старушка произносила традиционное греческое приветствие Ясос! с таким необычайным прикрякиванием, да еще и ходила вперевалку, что ее очень скоро окрестили ласково бабой Утей, и это прозвище передавалось по наследству от экипажа к экипажу. Русских моряков она любила как родных детей. Прежде всего потому, что своему процветанию кабачок бабушки был обязан исключительно одному очень важному факту - за последние пять или шесть лет на верфи ремонтировалось двадцать пять советских судов, мы были двадцать шестым. Поэтому русские моряки платили за вино у нее меньше, чем греки.

 Привлекательным было еще и то, что в одну из стен были вмазаны бочки с вином и местным коньяком, и бабушка охотно наливала на вынос. При этом двухлитровая пластиковая бутылка с разливным местным коньяком Метакса стоила, в пересчете на наши деньги, около десяти деревянных рублей, столько, сколько в России стоили пол-литра коньяка. А уж местный виноградный самогон Олд бренди, безумно популярный среди мичманов, обходился и того дешевле. Но у него был крупный недостаток - если на ночь выпить больше литра, то утром головную боль мог снять только стакан спирта, который надо было выпрашивать у доктора. Патентованный Седалгин не помогал даже горстями.

 В кабаке у бабули была самая спартанская обстановка. Это было заведение для настоящих мужчин. Столы, стулья, бочки в стене с торчащими из них кранами и никаких излишеств в виде стойки бара и, уж тем более, кухни. Пили, как правило, без закуси, либо что-нибудь приносили с собой. Подобная демократическая обстановка была очень привлекательна. Как-то раз закончилась закуска, а выпивки было еще очень много, и баба Утя, очевидно испугавшись, что русские могут перепиться и помереть, что бросит тень на ее бизнес, пошла куда-то в задние комнаты и через некоторое время вышла с гигантской яичницей, которой она совершенно безвозмездно накормила моряков

 Бабуля часто и сама была не прочь пропустить стаканчик в компании русских друзей. Сюда частенько захаживали рабочие и мастера с верфи и с удовольствием подсаживались к русскому столу. Нередко попойки приобретали широкие интернациональные масштабы. Это очень беспокоило особиста, поскольку именно такая обстановка создавала условия для вербовки советских моряков в пособники мирового империализма. Надо сказать, что греки в основной своей массе народ очень малопьющий, но многие работники верфи после общения с таким большим количеством русских моряков, перестали относиться к этой категории. Их сгубила взаимная тяга русских и греков друг к другу и стремление закрепить дружбу. Дружбу для крепости заливали крепкими напитками. Я лично общался с одним немолодым мастером с верфи, который пил, причем наравне, с нашими мичманами неразбавленный спирт, и после каждого стакана весь передергивался и восторженно восклицал: О! Шилё-ё-ё…. В смысле Шило.

 Иногда для греков распитие алкоголя с русскими заканчивалось временной утратой здоровья и трудоспособности, что в стране волчьих капиталистических отношений могло угрожать потерей работы - так нам разъяснял политэкономически подкованный замполит. На Пасху нас со старпомом пригласил в гости один наш греческий друг Илья с очаровательной, на наш слух, фамилией Херувим. Я помню, что замполит с особистом долго муссировали вопрос: могут ли коммунисты участвовать в пасхальном застолье? Традиционно посоветовали не ходить, поскольку могут быть провокации со стороны агентов ЦРУ, которыми естественно, является вся семья Херувима, включая трехлетнюю дочь. Конечно, принимать подобный бред всерьез никто не стал, и идти пришлось без благословения от комиссара.

 По поводу празднования Пасхи прямо при нас на каменной террасе дома был зажарен козленок и выставлен на стол в компании с бочонком вина и множеством разной вкусной еды, украшенной зеленью. Мы сначала выпили с хозяином и его семьей этот бочонок, потом он еще достал коньяк, потом он еще достал ликеры. Все это сопровождалось разговорами на нескольких языках и совместным хоровым пением Катюши на русском и греческом языках одновременно. На каком-то этапе мы начали опасаться за здоровье хозяина и стали уговаривать его остановиться в потреблении своих алкогольных запасов, но он вошел в раж и решил непременно от русских не отставать. И не отстал. Когда мы уходили, нас провожала его жена, поскольку сам Илья Херувим говорить не мог и вообще никаких признаков жизни, кроме прерывистого дыхания и неконтролируемых движений глазными яблоками, не подавал. Мы же были лишь в прекрасном настроении, и не больше. Бедный Илья вышел на работу только через четыре дня, весь бледный и несчастный. Он потом еще долго рассказывал соотечественникам душераздирающую историю о том, как он пил с русскими моряками и чуть не умер. Я думаю, что эту пьянку он вспоминает и по сей день.

 Стремление угостить русского друга в кабачке у греков носило какой-то совершенно неуемный характер. Часто бывало, что когда мы просили счет, выяснялось, что за нас уже заплатил кто-то из работников верфи, оказавшийся в этом заведении в данный момент. Естественно, мы уже не могли просто так уйти и приглашали греческого друга за наш столик, заказывали в ответ выпивку, и вечер проходил в обстановке дружбы и полного взаимопонимания. Быстро исчезали языковые барьеры. Нашим православным душам, русским и греческим, было тепло и уютно вместе. Почти всегда к нам присоединялись греки из-за соседних столиков. Начинали подниматься тосты за дружбу народов и вообще за мир во всем мире. Нередко, если позволяло место, исполнялся известный танец Сиртаки большим интернациональным коллективом.