Все пропьем, но флот не опозорим! Отступление

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Все пропьем, но флот не опозорим! Отступление

 На флот во все времена брали только сильных и здоровых физически и психически. Для всех других флотская служба слишком тяжела. А, кроме того, для слабых и хилых гражданских непосильно за одну среднюю флотскую пьянку не только выпить один или полтора литра водки, но при этом еще и сохранить готовность к защите интересов Родины от супостата. Конечно, и среди гражданского населения есть богатыри, которые могут потягаться со средним морским волком, но здесь это единицы, а на флоте - массовое явление, как и героизм. Как врач, могу заверить, что способность к приему больших доз крепкого алкоголя прямо пропорционально зависит от крепости здоровья.

 Мое знакомство с флотским пьянством началось еще в стенах Военно-медицинской академии, где мы, зеленые юнцы, слушали, разинув рот, рассказы начальника нашего курса о том, как он служил доктором на подводной лодке Северного флота. Создавалось впечатление, что не только экипаж, но и сама субмарина плавала на спирте. При этом трезвым мы своего начальника курса почти не видели, он всегда был слегка подшофе, как и положено настоящему боевому офицеру. Мы все его любили, как отца родного, царствие ему небесное.

 Мне запомнились ярко два случая. Первый - когда один береговой и совершенно нетренированный офицер пришел в гости к нашему начальнику и был через три часа унесен нами, по просьбе руководства курса, в машину в бессознательном состоянии. Наше начальство шло вполне бодро сзади и рассуждало на тему о том, что берут кого попало на флот, а потом служить не с кем.

 Второй случай, как я думаю, оставил в душе моего начальника курса тяжелую психическую травму. Один мой однокашник уже в шестнадцать лет был способен принять достаточно большую дозу спиртного. Однажды он был задержан в городе патрулем комендатуры, которому показался подозрительным блеск глаз слушателя-первокурсника и его несколько раскованные манеры. Когда его доставили в академию, наш начальник курса грозно спросил о том, сколько тот выпил. Юноша честно признался, что выпил пол-литра водки один, но на закуску денег не было, почему от него и пахло. Заинтересованное начальство пожелало узнать: сколько же вообще надо ему, чтобы напиться? Леша Крохалев, так звали молодого человека, ответил, что пару бутылок водки он выпьет, если закуска будет хорошая.

 - И упадешь мордой в салат? - с робкой надеждой поинтересовался начальник курса, поняв, что его доза, которой он так гордился, может быть побита молодым поколением. Ответ был самым скромным:

 - Нет, я после этого могу пойти служить дальше, а чтобы упасть, я еще не проверял, сколько надо.

 Леху с треском выкинули из кабинета, а вдогонку ему летело:

 - Совсем нюх потеряли, уже больше меня пить начали! Я для вас что? Я для вас кто? Все равно вам больше меня не выпить!

 Начальник курса очень долго и болезненно переживал этот факт, и так расстраивался, что коллектив курса даже попросил Лешу воздержаться от пития хотя бы месяц, чтобы старик немного примирился с трагедией утраты первенства в таком важном вопросе. Светлой души был человек. Очень любил в воспитательной работе различные аллегории.

 Как-то группа слушателей 10-го взвода во главе все с тем же легендарным Лешей Крохалевым во время работ на камбузе (слушательской столовой) все-таки выпила ту дозу, которую Леша до этого не мерил. Последствия были печальные. Основная группа участников рухнула там же, где и пила, но двое, один из них Алексей, влекомые инстинктом, поползли, в прямом смысле слова, в общежитие, причем на Лехе из одежды была шинель, уставные синие трусы и кеды на босу ногу. А дело было в конце декабря. Как потом вспоминал теперь уже уважаемый доктор Крохалев ему очень не давался переход, а точнее, переполз гигантской водопроводной трубы, брошенной какими-то козлами-строителями на улице Боткинской. Лишь потратив на это минут тридцать, он все-таки добрался до койки в комнате общежития. И все бы было хорошо, но второй товарищ, вышедший, а точнее, выползший вместе с Лехой, оказался послабее и, сбившись с курса, заснул возле решетки штаба Военно-медицинской Академии. Там он и был вскорости найден и спасен от смерти от переохлаждения дежурным по академии, старым седым полковником-хирургом .

 В алкогольном бреду он сообщил, что таких, как он, много в столовой. Дальше разразился скандал. Наш начальник курса побывал на ковре у начальника академии, где ему внятно и кратко разъяснили недопустимость подобного поведения для военнослужащих. Придя в расположение курса в соответствующем настроении, начальство приказало дежурному всех построить.

 И вот картина: строй слушателей с интеллигентными лицами (дети рабочих и крестьян практически не попадали в академию), преданно поедающих глазами своего начальника курса. Самый чистый и преданный взгляд, естественно, у Лехи. Молча пройдя перед строем, начальник курса сорвал с головы форменную фуражку и, сунув ее под нос Крохалеву, с непередаваемой горечью простонал:

 - Нате, нате, ср…те мне на голову! А может, тебе, сынок, в фуражку удобней пос…ть?

 Это было впечатляюще!

 Однажды, помню, он применил другую аллегорию: еще на первом курсе кто-то набросал газет, пардон, в унитаз и тот, ясное дело, забило. Построив курс, начальник вышел перед строем, вызвал самого мелкого и худого из нас, поставил его спиной к строю и, встав рядом с ним, а был он мужчиной очень внушительных размеров, требовательно спросил:

 - У кого ж….па больше?

 - У вас, товарищ майор, - подобострастно загудел строй.

 - А вот мне - трамвайного билета хватает! - победоносно закончил товарищ майор.

 Следующее более яркое впечатление от флотского пьянства я получил уже во время стажировки на Камчатской флотилии подводных лодок после окончания пятого курса. Там господа офицеры пили спирт, причем постоянно. Некоторые пробовали его разводить по минимуму, а большинство же просто предпочитало не портить хороший продукт водой. Самое сильное потрясение вызывал у меня один старший лейтенант, который раз в день приходил к доктору в амбулаторию и говорил: Док, плесни немного. Доктор наливал ему граненый стакан спирта, и тот задумчиво выпивал его, глядя в зеркало, делал выдох, и, лучезарно улыбаясь, говорил: Ну, пойду, послужу Родине. Когда позже мой сослуживец по экспедиции старший лейтенант Саша Толкачев проделывал то же самое, я уже не так сильно поражался, но тогда, в первый раз, такие человеческие способности меня ошеломили. Остальная часть офицеров современного атомохода, способного уничтожить одним залпом половину Соединенных Штатов, тоже к вечеру была в самом приподнятом настроении. Они объясняли, что это просто для защиты от радиации атомного реактора.

 Когда я пришел на научное судно «Полюс», я был уверен, что уж здесь-то пьянства нет, все офицеры интеллигенты, водку не пьют, а пьют коньяк с лимоном по праздникам. Я жестоко ошибался. В первый же день старпом доброжелательно сказал: Ну что, доктор, надо бы прописаться. Я уже знал, что это означает организацию небольшой пьянки для офицеров экипажа, в котором мне предстояло служить. Я, боясь обидеть своих новых товарищей чем-либо низменным, купил коньяк, шампанское и пригласил всех к себе в каюту. Они с интересом посмотрели на поставленную выпивку, быстро ее выпили и потрясли мою юную душу словами: Ну, давай, док, неси шило. Шилом в Вооруженных Силах называют спирт. Есть, кстати, байка, что Тур Хейердал искал доктора для очередного плавания и в одном НИИ, куда он был приглашен на встречу с сотрудниками, он увидел идущего с огромной осторожностью молодого капитана медицинской службы в обнимку с пятилитровой бутылью, в которой плескалась прозрачная жидкость. Великий путешественник остановил его и спросил через переводчика о том, что это тот несет. Удивленный таким глупым вопросом доктор по имени Юрий Сенкевич ответил кратко: Шило. Когда Хейердалу перевели оба значения слова, он пришел в необычный для холодного норвежца восторг и заявил, что именно такого врача-юмориста он и искал для своего путешествия, хотя Сенкевич, говорят, не обладал каким-то повышенным чувством юмора. Так шило вывело в люди скромного выпускника нашей Военно-медицинской академии.

 Услышав о шиле, я с горечью понял, что традиции во всех флотских коллективах одинаковы. Поэтому я молча достал из холодильника приготовленный и заранее охлажденный спирт, поскольку в глубине души ожидал подобного развития событий. И мы его весь выпили, а я утратил остатки иллюзий.

 В дальнейшем я познакомился со многими выдающимися людьми в этой сфере флотской жизни, узнал о напитке под названием шило-кола, т.е. смеси в равных пропорциях пепси-колы и спирта. Только пытливый русский ум, стремящийся получить максимум удовольствия с минимумом затрат, мог создать такой коктейль! Этот пятидесятиградусный газированный напиток валил с ног нетренированных людей с одного стакана, но при этом во флотских кругах считался более изысканным, нежели банальный пролетарский коктейль Северное сияние, сиречь пиво с водкой. У настоящего офицера всегда присутствовала определенная алкогольная эстетика, и даже в самых суровых полевых условиях считалось дурным тоном пить, что попало. А уж если пришлось пить одеколон, то следовало позаботиться о том, чтобы этикетка на нем была хотя бы приличной и чистой.

 В океане выпивка приобретает особую ценность в связи с тем, что на полгода много водки не наберешь. Владельцы спирта в море становятся главными людьми на пароходе. Их обхаживают, их любят, им угождают. За каждую каплю их спирта идет бой. Однажды, в дальнем океанском рейсе, начальник экспедиции пообещал за успешное окончание исследовательских работ выкатить в конце плавания пятилитровую бутыль спирта группе из двух десятков научных сотрудников. И обещание свое сдержал, но в момент передачи бутыли судно качнуло, и емкость со спиртом выскользнула из слабых ученых рук и разбилась на красном ковре в каюте начальника экспедиции. Глубину горя этих людей береговому человеку никогда не понять. Но это были закаленные в штормах и ураганах высокообразованные люди. Они смахнули скупую мужскую слезу и сглотнули голодную слюну, после чего принялись за дело .

 Во-первых, всех удалили с ковра, убрали с него осколки стекла и, аккуратно свернув, стали выжимать в заботливо приготовленный чистый тазик. Выжимали долго, до капли, как в известном анекдоте про кота. Помните, когда женщина решила отучить мужа от пьянства и, бросив, прошу прощения, дохлого кота, в кастрюлю с водкой, поставила все это перед мужем. Сама, естественно, вышла, чтобы не видеть безобразия. Когда она через час вернулась в кухню, муж сидел над пустой кастрюлей и, выкручивая кота, молил: Котик, ну еще капельку!

 Наконец, деятели отечественной науки получили около трех литров красной, как портвейн три семерки, жидкости в цвет начальственного ковра. Литр спирта начальник добавил от себя и поклялся женой и партийным билетом, что больше у него нет. Нет и не надо. Жидкость с помощью сложной системы фильтров, активированного угля и еще каких-то реактивов, ведь среди ученых были и профессиональные химики, удалось очистить до слабо розового цвета. При органолептическом, то есть на запах и вкус, исследовании она была признана экспертами годной к употреблению и сразу же употреблена. На утро всех участников мероприятия, посвященного успешному окончанию океанографических работ, слегка тошнило. Особо слабых молодых ученых даже рвало. Но морская наука не понесла безвозвратных утрат - выжили все. С тех пор в экспедиции появились расхожие фразы, которыми отмечали степень крепости напитка: Почти, как «половиковка», или Нет, эта послабее будет, куда ей до «половиковки».