Ровесница динозавров
Ровесница динозавров
Моряки во все времена не любили акул. Говорят, что у настоящего моряка эта ненависть существует почти на генетическом уровне, впитывается с молоком матери, так сказать. Ненависть усугубляется тем, что акула с аппетитом ест моряка, оставаясь сама при этом несъедобной, за исключением спинного плавника, который, по-слухам, умеют приготавливать только китайцы. Поэтому ловлю акулы следует расценивать, прежде всего, как акт мести за загубленные ею и ее собратьями безвинные моряцкие души.
Ловят акул на здоровенный крюк для подвешивания мясных туш, выпрошенный, а чаще банально украденный у завпрода. На крюк насаживают кусок сырого мяса. Непосредственно процессом лова занимаются только профессионалы - моряки из боцманской команды. Посторонние на этот Олимп не допускаются. Это связано с тем, что морскую зверюгу длиной в два с половиной - три метра на обычной удочке, даже если это Шекспир, не вытянешь, а вытянуть ее можно только на лебедке, находящейся в ведении боцманов. Поэтому все посторонние участвуют только как зрители, сопровождая смешанным гулом и криками процесс ловли морского хрящевого хищника, ровесника первых динозавров.
Акул ловят, когда судно ложится в дрейф. За борт забрасывается металлический трос с крюком, на который надет кусок оттаявшего мяса из судового морозильника и поплавком из куска пенопласта. Обязательно выставляется дозорный. Это, чаще всего, кто-нибудь из мающихся от безделья матросов. Дозорный бдительно следит за поплавком и при появлении среди океанских волн острого плавника, который начинает ходить кругами вокруг куска белого пенопласта, начинает истошно орать, как недорезанный:
- Акула! Акула!
По этому крику со всех сторон начинают выскакивать из люков и сыпаться по трапам все корабельные бездельники, торопясь успеть увидеть зрелище, как акула берет наживку.
Зрелище это действительно увлекательное. Походив немного кругами, акула, в какой-то ей одной понятный момент, вдруг переворачивается на спину и, показав жуткой мертвенной белизны брюхо, стрелой подлетает к мясу и заглатывает его, часто вместе с поплавком. А затем стремительно уходит с добычей во тьму океанских глубин, точнее пытается уйти, да трос не дает! Трос превращается в металлическую струну, начинает резко натягиваться и дергаться в разные стороны. В том месте, где скрылась акула, океан бурлит мириадами пенных брызг. Восторгу экипажа в такие мгновения нет предела. Попалась, сука! - самое интеллигентное из выражений, которыми комментируют моряки это зрелище.
Через несколько минут рыба перестает биться и замирает почти на поверхности воды. Видимо, она начинает понимать, что попалась и старается обдумать, если эта машина для убийства вообще способна думать, как вырваться на свободу. Этот момент затишья боцмана используют для того, чтобы перебросить трос через блок лебедки и начать подтягивать хищника к борту. Почувствовав, что ее хотят вытащить из родной стихии, морская тварь снова начинает биться и опять вокруг нее закипает океан. Зрители уже не комментируют события, а, затаив дыхание, следят за происходящим. Это самый ответственный момент поимки морского хищника. Дело в том, что за крюк, проткнувший челюсть акулы, ее не вытащить, потому что на воздухе весь вес трехметровой рыбины хрящевая челюсть не удержит и разорвется. Поэтому акулу поднимают за хвост.
Это ювелирная работа - завести на хвост бьющейся в океанской пене акулы петлю металлического троса и затянуть ее. На нашем судне это умел делать только один человек - боцман Петя. В такой момент, стоя на швартовой палубе с тросом, опущенным за борт, он казался нам каким-то эпическим героем. Как минимум, Гераклом. Казалось, он бросал вызов самому Посейдону, отнимая у него добычу. Сурово сведенные брови на красивом русском лице, неизменная беломорина в зубах, руки в брезентовых рукавицах выполняют какие-то удивительно пластичные и музыкальные движения, вращая в кипящей воде металлический трос со скользящей петлей на конце, ловя тот единственный миг, когда акулий хвост скользнет в металлический круг. И вдруг Петя резко дергается, откидывается назад и одновременно с этим, кричит:
- Тяни!
По этой команде матрос запускает лебедку и трос начинает медленно наматываться на барабан. Зрители издают вздох облегчения и начинают что-то восторженно кричать и галдеть, перебивая и не слушая друг друга. Толкаясь, толпа начинает сыпаться вниз, на швартовую палубу, куда уже вытягивают бьющуюся и извивающуюся огромную акулу. Наконец хищница подвешивается над швартовой палубой и становится доступной всеобщему обозрению. Акула замирает, перестает биться и извиваться, и у зрителей возникает обманчивое ощущение, что рыба уснула и можно подойти к ней и потрогать ее. Это очень опасный самообман! Акула удивительно живуча и коварна. Однажды я был очевидцем того, как мичман Стас Чибриков так и попытался поступить. Подошел и хотел потрогать акулью спинку. Я думаю, что этот кошмар до сих пор снится ему по ночам. Трехметровая белая смерть в мгновение ока ожила и попыталась его цапнуть, продемонстрировав все четыре ряда совершенно жутких, и, одновременно с этим, великолепных белоснежных зубов. Мичмана спасла реакция, которая возникла, я думаю, как проявление животного испуга. Он прыгнул, причем с места, назад и вверх, встав ногами мне на плечи. Я от неожиданности стал рушится на палубу, а Стас, оттолкнувшись ногой от моей головы с высшим образованием, взлетел по трапу на палубу выше, и только потом оглянулся, подлец, чтобы проверить, не гонятся ли за ним акула или доктор.
Несмотря на почти полную несъедобность акульего мяса, она не совсем уж непригодна в хозяйстве. Акульи челюсти, довольно жутковатый сувенир, достается только тому настоящему мужчине, кто собственноручно вырежет их у бедной рыбины. У нас это рисковал делать только боцман Петя. Обычно он производил эту тонкую хирургическую операцию у еще клацающей зубами ровесницы динозавров, не испытывая к старушке никакого уважения. Кроме зубов и спинного плавника, идущих на сувениры, шкура акулы - это наждачная бумага разных номеров. Боцмана всегда тщательно ее высушивали и успешно сбывали по возвращении питерским краснодеревщикам. Не забивающаяся и практически нестирающаяся наждачка, которую можно промыть и высушить, а потом снова использовать, всегда имела среди мастеров огромный успех.