3. «Расстрелять как предателя!»
3. «Расстрелять как предателя!»
Ян Маленький медленно снимал еще совсем крепкие вермахтовские сапоги с широкими и низкими голенищами. Он не спешил. Да и кто станет спешить во время собственного расстрела! Сняв сапог, Ян стал разглядывать совсем еще целый кованый каблук и толстую подметку с тридцатью двумя гвоздями с почти не стертыми еще, блестящими широкими шляпками.
Весеннее мартовское солнце так и сияло на этих шляпках. Тридцать два гвоздя… А Яну всего двадцать с небольшим…
— Давай поторапливайся! — крикнул один из партизан, с алой лентой на кубанке и трофейным «шмайссеродл» на груди. У второго партизана, в мятой фетровой шляпе и потрепанном немецком пехотном мундире, — русский автомат «ППШ». У третьего, в летном шлеме и цивильном черном костюме, — русская винтовка.
— Сапоги нехай Сашка берет! — распорядился партизан в кубанке. — Я возьму мундир и шкеры, а Пашка шинель возьмет. Кому говорят — поторапливайся?
Ян молча начал стаскивать другой сапог. Он давно понял, что ему не удастся доказать, что он подпольщик. Но сознание все еще не мирилось с неизбежностью неожиданного и страшного конца.
Пашка, улыбаясь довольной улыбкой, застегивал куцую шинель. Сашка поднял с земли сапог, посмотрел на подметку. Подняв ногу в разбитом и залубеневшем яловом сапоге, он приставил сапог к сапогу.
— Аккурат в самый раз! — сказал он удовлетворенно, а потом, взглянув на Яна, добавил: — Эх, ты! А еще поляк, братец славянин! Давай второй сапог, предатель.
Он сел рядом с Яном на бугор, начал переобуваться.
Ян окинул взглядом голубое небо, безбрежное поле, еще покрытое слепящим глаза снегом. Было градусов пять тепла в этот день, 18 марта 1943 года, с юго-запада, со стороны Клетнянского леса, дул прохладный ветерок, а лицо у Яна горело, как после хорошей бани, и весь он обливался потом.
А он так много ждал от этого дня, так долго готовился к нему. У Венделина узнали пароль. Ане удалось выправить справку в полиции — такие-то и такие-то едут на свадьбу к родственникам в Калиновку! Вот тебе и свадьба! В этот день вместе с Аней и Люсей он должен был встретиться с новым командиром, присланным командованием вместо Аркадия Виницкого, который сразу после начала зимней блокады ушел со 2-й Клетнянской партизанской бригадой в южную половину Клетнянских лесов и, оставшись там, уже не мог на таком расстоянии держать связь с разведкой в Сеще.
Ян и девчата приехали в деревню Калиновку, где должна была состояться эта важная встреча, на полчаса раньше назначенного времени и сразу наткнулись на этих трех партизан из бригады Данченкова. Увидев человека в форме люфтваффе, партизаны недолго думая арестовали, обыскали его и повели расстреливать. Напрасно Аня и Люся пытались доказать, что Ян подпольщик, что он работает и на Данченкова.
Напрасно старались уговорить партизан дождаться командира из леса и тогда уж разобраться во всем. Данчата, злые после всех мытарств зимней блокады, оттолкнули девчат и умчались на санях за околицу вместе с Яном Маленьким.
Вот снят и второй сапог. Медленно расстегивая мундир, Ян неотрывно смотрел на рыжий, с конскими яблоками санный путь, убегавший по белому полю в заснеженную Калиновку, где дорога скрывалась за двухметровыми сугробами.
Ян снял свой небесно-голубой мундир, молча протянул его партизану в кубанке. Тот встряхнул его несколько раз, придирчиво осмотрел швы и подкладку.
Ян встал, расстегнул ремень брюк. Сквозь носки, обжигая подошвы ног, сочился снежный холод…
Партизан в кубанке поставил «ППШ» на боевой взвод.
В эту секунду Ян увидел, как из-за сугробов галопом выехал запряженный в дровни рослый чалый конь. На дровнях сидели две девушки в темных платках. Сердце у Яна часто заколотилось в груди, когда он узнал темно-синее пальто Люси и черную кожанку Ани, ее красный шарф. Рядом с ними сидели двое партизан в цивильной одежде с автоматами. За первой подводой мчалась вторая, с тремя партизанами-автоматчиками и разведчицей Шурой Гарбузовой…
— Полундра! — сказал Сашка, быстро натягивая второй сапог. — Никак лазовцы едут…
Данчата взяли оружие наизготовку.
Еще издали один из партизан в передних санях привстал и закричал громко и гневно:
— Отставить! Это что за безобразие! По какому праву?! Это наш человек!..
Чалый жеребец вздыбился, остановленный на полном скаку.
— А ты что за человек? — спросил партизан в кубанке, опуская, однако, автомат дулом вниз.
— Я командир разведгруппы штаба Западного фронта старший лейтенант Косырев. Ясно? Вот документы…
Ян стер тылом ладони холодную испарину со лба.
Люся и Аня с криками радости, смеясь и плача, кинулись к Яну на шею. Оказывается, как только данчата увезли Яна Маленького, Аня приказала Люсе ждать Косырева у околицы, а сама забежала к одному деду, своему связному, запрягла его коня в сани и помчалась навстречу Косыреву, которого она еще не знала в лицо…
— Это наш человек! — еще раз жестко повторил Косырев.
— А мы откуда знали! — пробормотал партизан в кубанке, бросая Яну его мундир. — На нем немецкая форма.
Пашка скинул с себя шинель Яна. Сашка, в один миг разувшись, протянул ему сапоги:
— На, браток, небось холодно на снегу-то босиком стоять. Не простудись! Ты уж не обижайся на нас…
— Вы будете строго наказаны за самоуправство, — сказал Косырев, — за этот самосуд. Это мой помощник.
— И мой муж! — выкрикнула сквозь счастливые слезы Люся, обнимая Яна.
Только в эту минуту поняла Люся, как крепко любит она Яна Маленького.
И Ян благодарно заглянул ей в глаза и, улыбаясь дрожащими губами, прижал к себе.
— Не надо их наказывать! — проговорил он. — Они ничего не знали…
Случайная встреча с данчатами едва не обернулась непоправимой трагедией, но этот же случай помог Яну заглянуть в сердце любимой, и он теперь ни о чем не жалел…
В Калиновке, сидя в жарко натопленной избе деда — связного Ани, Косырев держал военный совет с сещинскими подпольщиками.
Ане сразу же понравился Иван Петрович, тридцатипятилетний, немного мрачноватый и немногословный человек с пытливо-проницательными глазами, простыми чертами широкого лица и большими крестьянскими руками. Изо всех Аниных командиров-разведчиков старший лейтенант Косырев был, пожалуй, самым опытным и знающим. Учитывая важность хорошо поставленной разведки в районе Сеща-Рославль, командование передало группу Косырева из 10-й армии в штаб Западного фронта.
— Помни, Аня! — говорил Ане Иван Петрович. — Разведка, разведка и еще раз разведка. И никаких диверсий! Ясно?
— Ясно. — Со вздохом, опуская глаза, Аня думала о том, что Данченков, наоборот, настаивает на диверсиях.
Косырев выслушал Анин отчет и сам, в свою очередь, подробно рассказал подпольщикам о положении на фронтах, договорился об организации разведывательной работы, поставил перед всеми тремя группами интернациональной организации конкретные задачи, передал подпольщикам первыд номера органа Клетнянского райкома партии «Партизанская правда» со статьями «Аркашки-партизана», старого знакомого — Аркадия Виницкого, и газеты «Мститель», которую начала выпускать парторганизация 1-й Клетнянской бригады.
Обратно в Сещу подпольщики вышли рано: надо было вернуться засветло, до полицейского часа, хотя у Яна имелась увольнительная, а у Ани и Люси — пропуск, добытый Аней у своего человека в сещинской полиции.
Последние несколько километров Ян и Аня попеременно несли на закорках Люсю. У Люси разболелись ноги — она страдала плоскостопием.
— Из-за плоскостопия, — пробовала шутить Люся, — парней и то в армию не берут! А тут воюй с Герингом! Эх, сапожки бы мне семимильные!..
Ян удивлялся недевичьей Аниной силе. Она легко, как ребенка, несла на спине Люсю…
Этот нелегкий день стал и самым счастливым для Яна.
— Ян, милый Ян! — сказала ему Люся, когда Аня ушла и они прощались у калитки Люсиного дома. — Теперь я знаю, как я люблю тебя, и теперь я тебе скажу… — Она улыбнулась, потупив глаза. — Ян! У нас, кажется, будет ребенок. И теперь меня не отправят в Германию.