Затишье в октябре

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Затишье в октябре

Октябрь прошел довольно спокойно, если не считать нескольких частных атак на нашем фронте южнее Меца и на фронте 19-й армии на западных склонах Вогезов. Вследствие критической обстановки в районе Ахена из нашего подчинения были выведены 3-я и 15-я гренадерские моторизованные дивизии, а взамен их мы получили только одну охранную дивизию. В этих условиях не могло быть и речи о ведении наступательных действий, поэтому все наши усилия были направлены на совершенствование обороны.

Те из нас, кто прибыли с русского фронта, где немецкие соединения еще сохраняли достаточную боеспособность, были поражены состоянием наших армий на Западе. Потери в технике были колоссальные; например, 19-я армия потеряла во время отступления из Южной Франции 1316 орудий из 1480. Войска, находившиеся под нашим командованием, были невероятно пестрыми: тут были солдаты из различных частей ВВС, полицейские, старики и подростки, были даже специальные батальоны из людей, страдающих желудочными заболеваниями или ушными болезнями. Даже хорошо вооруженные части, которые прибывали из Германии, фактически не проходили никакой подготовки и попадали прямо с учебного плаца на поле боя. В некоторых танковых бригадах никогда не проводилось учений в составе подразделений, чем и объяснялись наши огромные потери в танках[283].

Такое состояние наших войск требовало огромной работы штабов всей группы армий «Г». Мы должны были использовать каждого человека там, где он мог принести максимальную пользу. Новые танковые бригады были направлены для подготовки в 11-ю и 21-ю танковые дивизии — два лучших соединения вермахта, одержавшие немало побед в России и Африке. К сожалению, германское командование придерживалось порочной практики, стремясь создавать все новые и новые танковые части, главным образом в войсках СС, вместо того чтобы пополнять людьми и материальной частью старые танковые дивизии.

В конце октября я пережил большое потрясение. В наш штаб неожиданно прибыл фон Рундштедт и сообщил, что Кейтель по телефону известил его о смерти Роммеля. Последний якобы скончался от рецидива, когда уже стал поправляться (он был ранен в Нормандии во время одного из налетов авиации). Теперь Рундштедт должен был присутствовать на похоронах в качестве официального представителя Гитлера. Фельдмаршал фон Рундштедт, вне всякого сомнения, ничего не знал о том, каким образом был убит Роммель. И только позднее, когда я находился в лагере для военнопленных, мне удалось узнать ужасную правду о гибели Роммеля.

Наши старшие начальники часто умышленно вводились в заблуждение и не всегда хорошо разбирались в происходящих событиях. По личному приказу Гитлера никому не разрешалось знать больше того, что было совершенно необходимо для выполнения поставленной ему задачи. Таким образом, командиры пребывали в неведении, а моральный дух рядовых старались поднять разговорами о новых чудодейственных видах оружия, усилении подводной войны, политических разногласиях в лагере наших врагов и иными подобными средствами пропагандистской машины Геббельса. Данная книга не выходит за рамки анализа боевых действий, и поэтому я воздержусь здесь от дальнейших замечаний по этому чрезвычайно больному вопросу.

Мы предполагали, что последующий удар американских войск будет направлен через исторические «Лотарингские ворота» между Мецем и Вогезами — традиционный путь вторжения, который всегда использовали немцы и французы. В 1914 году французский генеральный штаб выбрал этот район для осуществления своего пресловутого «плана 17», и между Шато-Сален и Моранж 2-я французская армия Кастельно потерпела жестокое поражение от баварского кронпринца Руппрехта. Теперь, тридцать лет спустя, в том же районе нам грозило новое крупное наступление. Как и в 1914 году, мы должны были обратить внимание на Бельфорский проход, через который 7-я американская армия угрожала ворваться в Эльзас с юга. Однако мы были уверены, что главный удар будет нанесен в Лотарингии, так как наступление в Эльзасе, по крайней мере на некоторое время, неизбежно должно будет остановиться на Рейне.

Поэтому подкрепления и все необходимое направлялось прежде всего в 1-ю армию. 11-я танковая дивизия была выведена в армейский резерв и размещена около Сент-Авольда. От нас взяли штабы 5-й танковой армии и 47-го и 58-го танковых корпусов, а взамен мы получили только штаб 89-го корпуса. В общем 1-я армия прикрывала «Лотарингские ворота», а 19-я армия отвечала за оборону фронта вдоль Вогезов.

В нашей боевой подготовке мы сосредоточили основное внимание на ведении боевых действий ночью, так как было ясно, что вести активные действия в дневное время мы не сможем из-за подавляющего превосходства американской авиации в воздухе. В основе наших планов лежал принцип эластичной обороны, которая полностью оправдала себя в крупных сражениях на русском фронте. Войска, сосредоточенные на передовых позициях, были бы уничтожены, если бы противник начал артиллерийскую и авиационную подготовку, поэтому мы отдали приказ о том, что перед наступлением противника наши войска должны отходить на несколько километров в тыл на заранее подготовленный рубеж. На переднем крае обязано было оставаться только охранение. Таким образом, противник вел огонь по пустым траншеям, зря растрачивая боеприпасы, а наши войска сохранялись.

В нашем тылу строительные части во главе со специальным штабом спешно укрепляли Западный вал, а перед его сооружениями нашими собственными силами были построены несколько оборонительных рубежей. К оборонительным работам привлекались тыловые части и местное население. Времени было мало. Когда началось наступление американских войск, оборонительные сооружения были еще далеко не закончены, но даже в таком виде они принесли нам огромную пользу в последующих жестоких боях. Наконец, были установлены тысячи мин[284]. [264 — схема 57; 265]

В начале ноября наша оборона была значительно сильнее, чем за месяц до этого. Кроме того, мы надеялись, что грязь и слякоть на дорогах затормозят продвижение американских танков. Но в целом в нашей обороне не было ничего действительно прочного, на что можно было бы положиться. Из-за непрерывных дневных и ночных налетов авиации регулярного подвоза не было, и мы располагали весьма незначительным количеством боеприпасов. Самоходных орудий было очень мало, а в некоторых дивизиях они вообще отсутствовали. Правда, мы имели много полевой артиллерии, но в большинстве своем это были трофейные орудия с небольшим запасом снарядов. Всего мы располагали 140 танками различных типов, причем 100 из них были приданы 1-й армии.

Балька обвиняют в том, что он был «неисправимым оптимистом»[285], но он никогда не строил себе никаких иллюзий относительно ударной силы своих войск. Обращаясь к Йодлю с просьбой о подкреплениях, Бальк признавал, что он никогда не командовал «такими пестрыми по составу и так плохо вооруженными войсками».