Война — войной, а Солженицын занят самим собой

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Война — войной, а Солженицын занят самим собой

Война — войной, рассуждает он, а пробиться можно. Ведь выходят же в Советском Союзе такие журналы, как «Огонек» и «Новый мир», в редакциях которых сидят опытные редакторы, уже представившие читателям десятки хороших и не слишком хороших писателей и публицистов. Достаточно бы было направить свои труды в редакцию и ждать. Ждать оценки, совета, критики, помощи. Нет, этот путь не для него. Он не хочет поступать «как все». Его должен заметить и оценить сразу большой литературный авторитет.

Так как Солженицын всегда умеет найти друзей или знакомых, которые о нем позаботятся в нужный момент, он и в данном случае не растерялся и составил план действий.

Роль услужливого помощника взяла на себя Лидия Ежерец. Еще в 1941 году она нанесла визиты двум известным советским писателям — Константину Федину и Борису Лавреневу, имея на руках рукописи трех солженицынских рассказов. Такова была воля самого Солженицына. Еще с детства страдая манией величия, он предпочитал обращаться только к крупным авторитетам. Считая себя «Львом Толстым XX века», он желал войти в литературу именно при посредничестве такого видного представителя советской прозы, как К. Федин. Самоуверенному и самовлюбленному Солженицыну было невдомек, что интеллигентному и деликатному Константину Федину — этому большому мастеру композиции, человеку с мягким характером и чувством тонкой иронии — могли претить грубая фальшь и ложная патетика его первых опусов. К. Федин так и не отозвался на это «новое явление». Об этом свидетельствуют отрывки из многочисленных писем Солженицына к своей первой жене.

Лавренев же назвал солженицынские работы 1941 года «попыткой придать литературную форму своим мыслям и наблюдениям». Следовательно, это были не очерки и не рассказы. А лишь попытки, и ничего больше. В 1943 году Солженицын посылает Борису Лавреневу образчики своих последних работ. На сей раз он настойчиво просит дать ему письменное заключение. Проходит время. Наконец энергичной Лидии Ежерец удается вырвать отзыв у Б. Лавренева. И вскоре Солженицын напишет Решетовской: «Вот уже 10 часов я верчу в руках лавреневский отзыв и не могу разобраться в своих чувствах». А Борис Лавренев в своем отзыве писал:

«1. Автор прошел (с 1941 года) большой путь, созрел, и теперь уже можно говорить о литературных трудах.

2. Не сомневаюсь в литературных способностях автора, и мне кажется, что в спокойное время, после войны, если автор всецело отдастся работе, которую, очевидно, любит, он сможет добиться успехов».

Это была обычная рецензия, в которой Лавренев очень тактично и откровенно, как и всегда, выразил свое мнение. Но это возмутило Солженицына.

Как же посмел Лавренев не поприветствовать его вступление в литературу? Не признать в нем «гения»?..

Лавренев лишь хладнокровно указал, что его место — скромный уголок подмастерья, где нужно без ложной патетики и позы долго и терпеливо трудиться.

Вот этого Солженицын и не желает. Такое не снилось ему даже в самых страшных снах. Выходит, Кирилл Симонян не ошибся, сказав ему, что у него нет таланта? С этим Александр Исаевич согласиться никак не мог. И все же на время он перестает писать.

Тем не менее в тот час, когда пришел сухой и лаконичный ответ Бориса Лавренева, окончательно и бесповоротно решилась литературная судьба Солженицына. Его не впустили в литературу через парадный подъезд? Через триумфальную арку? Что же, он пробьется с черного хода!

Хотя Солженицын в этот момент не может не понимать, как смешно выглядят его напыщенные претензии при столь низком уровне художественного мастерства, он запланировал целую серию романов. Но даже сейчас, будучи сражен не слишком дружеским отзывом Лавренева, он не желает обращаться к более опытным писателям за советом и помощью. Нет, он слишком верит в свою исключительность и оригинальность, в коих до настоящего времени его убеждала вся его жизнь.

На постигшие его неудачу и разочарование он собирается ответить клеветой и бранью. Он одержим единственной мыслью:

«Отомстить!.. Отомстить писателям!.. Отомстить всем во что бы то ни стало!..»

При всем том комплекс неполноценности (а это, как выяснилось, основная черта характера нашего героя) должен получить разрядку. И Солженицын готовится к одному из наиболее важных и коварных, тщательно продуманных поворотов в своей жизни, которым и заканчиваются удивительные годы его учения.