Мораль «Человека Божьего»
Мораль «Человека Божьего»
«Тихое житье» — так назвала период 60?х годов Наталия Алексеевна. Это удостоверяют и фотоснимки, которые она приводит в своей книге «В споре со временем». На одном из них: Наталия Алексеевна что-то шьет на машинке, над ней с самодовольным видом склонился Солженицын, на заднем плане виден рояль с раскрытыми нотами. Настоящая идиллия! Дни жизни Солженицына в Рязани наполнены душевным спокойствием и высокой творческой активностью.
А кроме того, есть Солотча, деревня в нескольких километрах от Рязани. Близко даже по нашим, европейским, меркам. Рубленые дома. Запах разъезженных песчаных дорог и соснового леса. Тишина над крышами, усеянными телевизионными антеннами. Люди здесь спокойные, словно свою степенность они черпают из манящей шири родного края.
В Солотче у Александра Исаевича дача, где его никто не смел беспокоить. В 1966—1968 годах он снимал дом у Аграфены Ивановны Фоломкиной. Наталия Алексеевна рассказывает, как однажды к своему обожаемому гению сюда приехал — без предварительного уведомления — Жорес Медведев (один из братьев, которых Солженицын назвал трусами и предателями). Жорес ехал из Обнинска. Чтобы только увидеть «маэстро», он отказывался от удобной поездки в Москву поездом и предпочитал добираться на попутных машинах, чтобы ехать мимо солженицынской дачи с обязательной остановкой у Александра Исаевича. Увы, его усердие не было оценено. Супругам Солженицыным визит Жореса был ни к чему, и они попросту выгнали его. Зная темперамент Александра Исаевича и Наталии Алексеевны, я могу себе представить, что бедняга Жорес бежал из Солотчи быстрее, чем Наполеон из Москвы.
В этом, в общем, нет ничего худого. Отшельник и пророк экономит свое время и зачастую не разбирается в средствах, охраняя свое затворничество.
Но для чего?.. «Ведь ни один человек в городе не должен ничего знать, даже подозревать об истинной жизни моего мужа, о его творчестве»[116], — говорит Наталия Алексеевна.
В связи с этим бывшие соседи рассказали мне, что однажды они сидели вокруг стола, который собственноручно смастерил Александр Исаевич во дворе в период «тихого житья» в Рязани. Внезапно выскочил его владелец, вырвал стол из земли и с криком: «Он мой!» — понес к себе домой. Кто хоть немного знаком с русским образом жизни, знает, что подобные столы во дворах многоквартирных домов — своего рода общественная собственность. Здесь собираются потолковать старички и старушки. Отнять у них стол — все равно что закрыть парижанину его бистро, венцу — кафе, а мюнхенцу сжечь его пивную. (Разве не написано в Библии: «Возлюби ближнего своего…»?)
Аграфена Ивановна Фоломкина рассказывала о своем постояльце. О его скопидомстве… доходившем до того, что он даже воровал у нее картофель. Аграфена Ивановна рассказала и о том, что в те дни, когда Наталия Решетовская уезжала в Рязань, к нему постоянно приезжала Лена Ф. Упавший камушек вызвал лавину[117].
В период, о котором идет речь, Лена была ученицей Александра Исаевича Солженицына, учащейся средней школы. Она была его любовницей. (И под крышей «тихой» обители нередко разыгрывались скандалы.) По советским законам она считалась несовершеннолетней, и Солженицын должен был опасаться законного наказания не за политические убеждения, а за половую связь с несовершеннолетней девочкой. Эти отношения он, естественно, сохранял в тайне. В то время Солженицын в глазах некоторых людей был «великаном», а великим многое прощается. Поэтому незаконную интимную связь Александра Исаевича покрывали и родители несчастной Лены. «Несчастной»? Ведь он ее щедро отблагодарил! Отправил в Москву. А вскоре у него появилась новая подруга. Ее фамилия Ч. Она и дочь восхищались Солженицыным, его произведениями, его талантом. Дочь печатала труды Солженицына на машинке, а также взяла на себя обязанности «секретаря» вместо Н. А. Решетовской. А мать? Мать помогла Лене Ф. поступить в один из вузов Москвы.
Александр Солженицын был поистине увлекающимся мужчиной. Пожалуй, список его любовниц со дня опубликования повести «Один день Ивана Денисовича» до его выдворения из СССР составит целый телефонный справочник. Но не будем обывателями. Кто никогда не изменял своей жене, пусть бросит камень в Солженицына.
Безусловно, некрасиво рыться в чужом бумажнике и заглядывать через замочную скважину в чужую спальню. Но когда мы имеем дело с человеком грязным и непорядочным, выдающим себя за «Человека Божьего» и «справедливого», вещи следует называть своими именами. А мы имеем дело с Александром Солженицыным: с одной стороны — с его заявлениями о «нравственности», «покаянии», «чистоте», жертвах, боге, а с другой — с обычной низостью…
Жила-была в Рязани Наталия Р. — ученица Наталии Алексеевны Решетовской, весьма привлекательная, живая и интеллигентная девушка, которая вскоре стала подругой своей преподавательницы и… любовницей ее мужа. В целях конспирации он дал ей прозвище Радужка. Она не знала, что кодовое обозначение имеет не она одна. Ч. получила клички Царевна и Люша. Любовница Мира удостоилась только одного слога Ми. Это та самая Мира, которая знает одну из сокровенных тайн Александра Исаевича. Солженицын, насколько мне известно, ей одной рассказывал, что дважды чуть было не стал «ортодоксальным» коммунистом: первый раз — когда получил Сталинскую стипендию в Ростовском университете, а второй — после того, как почувствовал «внимание со стороны Н. С. Хрущева».
Наталия Р., то есть Радужка, не знала, что она не единственная избранница. У нее были серьезные соперницы. Например, Зоя Б., молодой ассистент врача, лечившего Александра Исаевича. Однажды произошел случай, который предприимчивый Санечка запомнил на всю жизнь: муж Зои Б., мужчина с горячим темпераментом, узнав, что «в игре участвует другой», набросился на Солженицына и хотел убить его. Этот скандальный случай, по собственному же признанию Солженицына, немало напугал его. Но вскоре он утешился. Ему необходимо было отвлечься, рассеяться. И он находит еще одну девушку по имени Зоя… Так как Рязань небольшой и тихий городок, где все как под стеклянным колпаком (а Александр Исаевич активный мужчина), вскоре его похождения становятся притчей во языцех. Ему пришлось подыскать для любовных развлечений другое место. Москву. Ленинград. Но в Ленинграде кончаются забавы Гришки Распутина и наступает иной этап любовных развлечений и привязанностей.
Л. Самутин сказал мне:
«— Я был знаком с приятельницей Солженицына, от нее я и получил рукопись книги «Архипелаг ГУЛаг» с просьбой спрятать ее. Я хранил ее у себя четыре года. Потом пришли представители органов КГБ и конфисковали рукопись. Офицеры КГБ точно знали, что она у меня не дома, а на даче.
— Вы были арестованы?
— Нет.
— Вас допрашивали?
— Нет. Со мной провели беседу, старались убедить меня, что я сделал ошибку»[118].
Как связана эта история с любовными похождениями неутомимого Солженицына (Арамиса)? Тесно. С самого детства вокруг Солженицына были не друзья, а целое общество помощников. Их состав с годами менялся, но функции оставались прежними. На свою беду, в одну из таких групп попала В. Это случилось тогда, когда «…сестра (Симоняна. — Т. Р.) считала, что Солженицын находится под влиянием сил, которые эксплуатируют его в своих интересах, и что наша задача — вызволить его скорей, потому что если этого не сделаем мы, друзья его детства и юности, то кто это сделает?»[119]
Солженицыну уже нельзя было помочь. Он хотел, чтобы его «эксплуатировали», сам напрашивался. Он знал, что на этом можно заработать. В. писала ему восторженные письма и повторяла, что «сердиться на того, кому молишься, нельзя, что она не в силах оторвать свой взор от портрета Солженицына…»
Но вскоре и она оказалась обманутой своим кумиром.
Здесь уже расплываются границы одноактной «commedia dell’arte», разыгрываемой Гришкой Распутиным — Солженицыным.
А сколько «всяких» и «невсяких» было! Женщина-профессор Л. из Ленинграда.
«…Неужто?..
— Она… влюбилась в тебя? Ты с нею близок?..
— Да.
Я почему-то улыбнулась. Ученая женщина-профессор влюбилась в моего мужа…
— Ты помогла мне создать один роман. Разреши, чтобы она помогла мне создать другой! — услышала я»[120].
«Солженицын не только мучил меня. Он, — пишет Наталия Алексеевна, — еще и… наблюдал. Уж не как муж — как писатель попросил меня заносить в дневник все, что я чувствую»[121].
Так как Солженицын боялся перемен (это могло отразиться на его творчестве), он шесть лет спустя признается Наталии Алексеевне (от которой ловко скрывал свои любовные похождения), что она (профессор) не годится ему в подруги жизни. И женщина-ученая оказалась в пиковом положении. Таков Солженицын. Таково его отношение к женщине.
Но не удался «фантастический план мужа возродить на русской земле полигамию по творческим соображениям»[122].
В 1970 году городской суд Рязани расторг брак Наталии Алексеевны Решетовской и Александра Исаевича Солженицына. Решетовская произнесла перед судом речь, которая, по мнению профессора Симоняна, является интересным психологическим документом. Солженицын, как я уже говорил, использовал это обстоятельство, чтобы устроить шум в западной прессе и истолковать это так, что, мол, даже Верховный Суд СССР не принимает во внимание его прав.
Однако путь последующим любовным похождениям был открыт.
Но почему Солженицын разошелся с женой, которой в 1957 году писал, что «единственной твоей соперницей является мое творчество»?
Он оскорблял ее, называл «чеховской душечкой» и рассказывал ей, как еще в Кок-Тереке он сделал фотокопии толстовского послесловия к «Душечке» и давал их читать или посылал «многим своим предполагаемым невестам», но «лишь Н., проживающая в поселке Торфопродукт, прочтя, согласилась тотчас полностью». Рассказывая подобное жене, он меньше всего думал о том, что это бестактно и жестоко. У него была манера унижать ее. Когда Солженицын подружился с известным советским виолончелистом Мстиславом Ростроповичем, он запрещал ей в его присутствии играть на рояле. «Не срамись! Ты же не великий музыкант», — говорил тот, кому, по словам К. С. Симоняна, «слон на ухо наступил». Но однажды Ростропович, стоя за дверью их рязанской квартиры, услышал, как кто-то играет на рояле. «Кто это так прекрасно играет?» — спросил он. И Солженицын сразу возгордился искусством своей жены.
«Бинарные множества» Н. А. Решетовской, вплотную подводящие к кибернетике, огромный музыкальный талант и литературное дарование — для Александра Исаевича Солженицына это было слишком. Так уж повелось в мире: настоящий мужчина всегда гордится, если у него умная жена. Солженицына же втайне распирала злоба, когда хвалили его жену. В беседах с друзьями он любил подчеркивать, что жена не должна быть умнее мужа. Не следует забывать: его жизнью управлял комплекс неполноценности, который зачастую приводил к агрессивности. Поэтому он должен был унизить свою жену, сделать из нее «душечку», использовать ее преданность, отвлечь от науки и музыки, превратить ее в «личную секретаршу».
«В образованной женщине иногда больше от простой бабы, чем в мещанке», — написала Н. А. Решетовская. А перед этим самоанализом нельзя не склонить голову.
Сослужила службу — теперь уходи.
Ушла Наташа I — пришла Наташа II (Светлова). Как мы уже знаем, она была из еврейской семьи. Однако Солженицыну, который некогда в Ростове-на-Дону обозвал А. Кагана «жидом пархатым», ничуть это не помешало. Он уговорил Наташу II принять христианскую веру, крестил ее и был ее крестным отцом. И тотчас переехал к ней в Москву, ухитрившись даже из такого обычного дела, как прописка, устроить политический скандал. Он женился, допустив с точки зрения церковных законов кровосмешение, а вскоре разрешил и «проблему детей».
Так же как Наталия Светлова не была первой женщиной в жизни Александра Исаевича, так и лауреат Нобелевской премии в области литературы Солженицын не был ее первым мужчиной. Его предшественником был Андрей Тюрин. Он жил со своей женой до той поры, пока не узнал горькую правду: его подруга, учась в университете, вела себя, мягко выражаясь, достаточно вольно. Вот это тандем! Дай бог им счастья! Но «счастливые, — как говорил Теодор Фонтане, — не должны стремиться быть еще более счастливыми». Однако Александр Солженицын неугомонен.
В то время, когда Наталия Светлова носила под сердцем первого ребенка, Александр Исаевич, не пожелав с этим мириться, нашел уже себе новую возлюбленную. Ее звали Елизавета Ш. Она дочь священника, отца Виктора. Солженицын с ней познакомился, когда ходил к ним в дом и в церковь. И как это ни странно, ее брат Алексей был первым человеком, которому Л. Самутин сказал, что сотрудники КГБ конфисковали у него рукопись книги Солженицына «Архипелаг ГУЛаг». Вот какая взаимосвязь событий!
А Солженицын, прикидываясь набожным и честным, обиженным и несчастным, продолжает провозглашать высокопарные девизы и стремится ввести в заблуждение общественное мнение.
«Одно слово правды перетянет весь мир».
«На таком же вроде бы фантастическом нарушении закона сохранения вещества и энергии покоятся и моя собственная деятельность, и мой призыв к писателям всего мира», — заявил Александр Исаевич Солженицын в выступлении в связи с присуждением ему Нобелевской премии.
Однако нет смысла уличать его новыми свидетельствами. Он сам это делает превосходно:
«Наисвятейший Владыко! В рождественскую ночь я услышал Ваше послание. Защемило то место, где Вы сказали, наконец, о детях… чтобы наряду с любовью к Отчизне родители прививали бы своим детям любовь к Церкви. Мы обкрадываем наших детей, лишаем их неповторимого, чисто ангельского восприятия богослужения, которого в зрелом возрасте уже не наверстать, и даже не узнать, что потеряно…
Я услышал это — и мне явилось мое раннее детство, которое я провел на многочисленных богослужениях, и необычайно свежие и чистые первопечальные впечатления, которые потом не смогли стереть никакие жернова и никакие умственные теории»[123].
А комсомольские стенгазеты?
А Сталинская стипендия?
Желание получить Ленинскую премию?
«Каждый, кто провозгласил насилие своим методом, с необходимостью должен возвести в свой принцип ложь», — написал А. И. Солженицын в своем выступлении по поводу получения Нобелевской премии. А попытка самоубийства Наталии Алексеевны Решетовской?
На эти вопросы Александр Исаевич Солженицын ответил своей жизнью.
Религия, православная вера — это только конъюнктурная ложь, от которой обе стороны получают выгоду: Солженицын — мировую популярность и деньги; идеологическая диверсия — политический капитал.
Модель «Пророк» распалась. Но остались факты, которые нельзя отрицать: мировая известность Александра Солженицына и его изгнание из СССР. Сказать кому-нибудь: «Оставь свою родину, тебе нечего здесь делать», — действительно серьезное вмешательство властей в жизнь индивидуума.