Глава 8 Миссия Шелленберга

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

16 июня 1940 года Адольф Гитлер лично встретился с генералом Вигоном, руководителем Главного военного управления Испании. Фюрер говорил с ним о Виндзорах и настаивал на том, чтобы Вигон подольше задержал их в Испании, для того, чтобы Гитлер еще раз смог встретиться с Эдуардом лично.[324] Отсюда вывод: Гитлер знал, что Эдуард будет в Испании еще за неделю, или даже две, до приезда Виндзоров в Мадрид (23 июня). Это доказывает, что, несмотря на то, что в последние два года нацисты оставили Эдуарда в покое – это была видимость, на самом деле за ним продолжали следить и контролировать каждый шаг. У испанцев был повод бояться немцев: в 1940 году именно в Мадриде базировался самый крупный центр нацистской разведки за пределами Берлина. Нацистская разведка представляет собой очень сложную организацию – потребуется несколько книжных томов глубокого анализа, чтобы понять ее структуру. Если сильно обобщить, то можно сказать, что разведка делилась на два подразделения: собственно военная разведка Вермахта, корни которой уходят еще в Первую мировую войну, – так называемый Абвер[325], под руководством адмирала Вильгельма Франца Канариса с 1935 года; СД, которое являлось отдельной нацистской организацией и было частью СС. СД было под руководством Рейнхарда Гейдриха, а главой СС был Генрих Гиммлер. В 1944 году Абвер переходит под управление СД, и Вальтер Шелленберг становится новым фюрером разведки. До 1944 года Шелленберг был ответственным за разведку, базировавшуюся на иностранных территориях, а именно, в 1940 году он был в Испании.

Именно Шелленберг был ответственным по выполнению операции по похищению Герцога Виндзорского. Для понимания всех тонкостей операции, обратимся непосредственно к отрывку из мемуаров самого Шелленберга «Лабиринт». Кто, как не он сам, сможет поведать, что же действительно тогда происходило:

«Был июль 1940 года, я только что разобрал утреннюю почту; когда мне позвонил один из моих друзей из министерства иностранных дел и сказал: «Мой старик давно хочет поговорить с вами, я думаю, он через несколько минут позвонит вам. Я не знаю, чего он хочет, но, по всей видимости, речь идет о каком-то срочном деле».

Вскоре после этого в телефонной трубке раздался звучный голос Риббентропа: «Скажите, мой дорогой, не могли бы вы срочно прибыть ко мне?» «Разумеется, – ответил я. – Мне только хотелось бы знать, в чем дело, чтобы захватить с собой нужные документы». «Нет, нет, – быстро возразил Риббентроп, – по телефону об этом нельзя говорить»…

Риббентроп принял Шелленберга с серьезным выражением лица, предложил сесть и после нескольких обычных вежливых фраз с унтерстатс-секретарем Лютером спросил, пользуется ли он, вступив в должность руководителя контрразведки, достаточной поддержкой со стороны министерства иностранных дел в области использования дипкурьеров. Затем Риббентроп осторожно направил разговор на предмет, ради которого, собственно, и вызвал Шелленберга, а именно, он осведомился о его связях в Испании и Португалии, после чего спросил, нет ли у него контактов и с полицией этих стран. Однако Шелленберг не знал, куда клонит министр иностранных дел, и несколько помедлил с ответом, после чего Риббентроп прямо спросил: «Не помните Герцога Виндзорского? Вас представляли ему во время его последнего визита в Германию?». После отрицательного ответа Шелленберга, он задал еще ряд дальнейших вопросов, касающихся личности английского Герцога, затронув причины его отречения от престола. Герцог Виндзорский, по мнению Риббентропа, среди всех выдающихся английских политических деятелей являлся человеком, в наибольшей степени мыслящим социальными и правовыми категориями; это пришлось не по вкусу, как вспоминает Шелленберг, правящей клике в Лондоне, и вся история с браком, сказал Риббентроп, послужила лишь удобным поводом при помощи устаревшего церемониала добиться падения этого искреннего и настоящего друга Германии. «Фюрер и я, – продолжал он, – сразу разгадали эти махинации, и наше убеждение с того времени только окрепло». «После своего отречения— с жаром добавил Риббентроп, – Герцог находится под строгим наблюдением Сикрет Сервис[326]. Мы знаем, что он чувствует себя на положении арестованного и постоянно пытается сбросить с себя эти оковы, но, к сожалению, безуспешно». Здесь он замолк и значительно посмотрел на Шелленберга. «Мы располагаем сведениями, согласно которым Герцог намеревается освободиться от этого изматывающего нервы давления, нам сообщают также, что Герцог по-прежнему сохранил свои симпатии по отношению к Германии. Известно его высказанное в узком кругу друзей намерение навсегда поселиться в Испании, а также желание возобновить свои старые дружественные связи с Германией. Фюрер придает этим сообщениям большое значение, и мы подумали о том, как установить контакты с Герцогом». Риббентроп скрестил руки на груди и прошелся несколько раз взад и вперед по комнате в раздумье. Затем он сказал: «Мне кажется, что для этого дела подходите вы! [Шелленберг. – Прим.]». Прежде чем тот успел опомниться от изумления, Риббентроп энергично продолжал: «Фюрер считает, что в данном случае Герцогу можно сделать предложение – например, выразить готовность назначить ему дотацию сроком на двадцать лет в размере пятидесяти миллионов швейцарских франков. Разумеется, только в том случае, – добавил он торопливо, – если он согласится официально отмежеваться от махинаций британского королевского дома. Он мог бы выбрать себе для жительства какую-нибудь нейтральную страну, например, Швейцарию. Во всяком случае, это должна быть страна, на которую Гитлер, при случае, в состоянии оказать политическое или экономическое давление. Если Герцог решится на это, но Сикрет Сервис попытается воспрепятствовать такому намерению, фюрер в этом случае требует, если это окажется необходимым, применить силу по отношению к английской разведке. Если Герцог проявит колебания, было бы целесообразно несколько помочь ему, если понадобится, и насильно заставить. Разумеется, при этом ему и его жене не должно быть нанесено никакого ущерба». Риббентроп остановился перед Шелленбергом с серьезным выражением лица. «Я передаю вам приказ от имени фюрера – срочно выполнить это задание». На мгновение он замолчал, чтобы понаблюдать за выражением лица Шелленберга под влиянием его слов, и затем прибавил: «Герцог в ближайшем будущем намеревается последовать приглашению поохотиться на испанской границе. Пожалуй, вы могли бы использовать этот случай, чтобы через ваших испанских друзей установить с ним первый контакт. Для проведения дальнейших мероприятий в вашем распоряжении все вспомогательные средства; в остальном вы можете действовать по своему усмотрению».

Как вспоминает Шелленберг, после этих слов у него буквально перехватило дыхание, и он изо всех сил пытался найти возражения, и, наконец, спросил, может ли он просить о некоторых разъяснениях. Риббентроп на это ответил: «Спрашивайте, только покороче». Шелленберг хотел осведомиться о надежности разведывательной информации, но Риббентроп оборвал его: «В высшей степени надежная информация из испанских кругов. Подробности вас не должны интересовать». Шелленберг сделал еще одну попытку и спросил: «Должен ли я, судя по обстоятельствам, доставить Герцога в другую страну, если он не согласится на наше предложение? Вся операция, мне кажется, будет иметь шансы на успех только в том случае; если мы заручимся согласием Герцога». «Разумеется, применять силу следует в первую очередь против Сикрет Сервис, – ответил недовольно Риббентроп, – против Герцога только тогда, когда он, не обладая достаточной решимостью, охваченный сомнениями, будет нуждаться в решительной помощи. Как только он окажется на нейтральной территории и почувствует себя свободным человеком, он будет благодарен нам за это». Свою реакцию на это Шелленберг охарактеризовал так: «Свободным человеком», – подумал я, – в какой нейтральной стране нет агентов английской разведки?»

«Я сообщу фюреру, что вы приняли задание», – раздался, звучный голос Риббентропа. Шелленберг кивнул и поднялся. «Минуточку, Шелленберг!» Риббентроп снял телефонную трубку и попросил соединить с Гитлером. Великодушным жестом он предложил Шелленбергу взять параллельную трубку, чтобы тот мог слышать их разговор. По голосу Гитлера было ясно слышно, что ему неприятен весь этот разговор. В конце беседы он сказал: «Шелленберг должен, прежде всего, узнать о позиции жены Герцога; известно, что она имеет на него большое влияние». Риббентроп встал, поклонился телефону и сказал: «Это все, благодарю вас, мой фюрер». После этого министр иностранных дел и фюрер разведки еще некоторое время обсуждали вопрос о передаче информации. Риббентроп настаивал, чтобы сведения передавались через представительства министерства иностранных дел в Мадриде и Лиссабоне.

После того как встреча подошла к концу, Шелленберг отправился к Гейдриху. Тот выслушал его и сказал: «Не нравится мне вся эта затея. Но если на этом настаивает Гитлер, трудно будет отговорить его. Вообще-то, будь я шефом Сикрет Сервис, насыпал бы я вам соли на хвост». Шелленберг считает, что сарказм Гейдриха был вызван отнюдь не желанием подстегнуть его и без того слабое воодушевление перед предстоящей операцией. Разведчику было ясно, что все это было плодом фантазии Риббентропа на почве его ненависти к англичанам. Но, в конце концов, министру удалось заручиться для осуществления своих планов личным приказом Гитлера.

Следующий день Шелленберг посвятил подготовке к поездке. Риббентроп вызвал его еще раз и поинтересовался, разработал ли он уже план действий. Министр вновь подчеркнул, свойственным ему «деланно-важным» тоном, что фюрер покарает малейшее нарушение секретности…

После короткого отдыха на одной из квартир разведки (уже в Мадриде), Шелленберг окольными путями поехал к германскому посольству, где имел беседу с тогдашним послом Германии в Мадриде фон Шторером. Посол заявил ему, что часть информации, о которой упоминал Риббентроп, ему известна, однако, он имеет, кроме того, сведения, что Герцог Виндзорский во время небольшого ужина в узком кругу своих португальских друзей довольно резко отозвался о постоянном наблюдении со стороны Сикрет Сервис, а также не скрывал своего недовольства по поводу своего назначения в качестве губернатора Багамских островов. Им было очевидно, что Герцог будет обрадован возможностью спокойно жить со своей женой – видимо, длительное пребывание у своих испанских друзей-охотников продиктовано этими соображениями.

Кроме того, до Шторера дошли также слухи, что Герцог принял одно из приглашений на охоту, но тот якобы еще не определил срока этой поездки. Предполагаемый район охоты – недалеко от испано-португальской границы. Как утверждает Шелленберг, во всем этом для него не было ничего принципиально нового.

В тот же день фюрер разведки связался с германским полицейским атташе в Мадриде (официально он был аккредитован как сотрудник германского посольства). Наряду с поддержанием связей с испанской полицией, тот, разумеется, выполнял и тайные поручения. В то время Мадрид был одним из важнейших полей деятельности немецкой разведки. Так, военный сектор, кроме оперативной разведывательной работы и контрразведки, включал около сотни служащих, которые размещались в здании германского посольства и вели широкую деятельность по радиоперехватам и дешифровке, образуя одно из самых крупных подразделений нацистской службы разведки за границей. К этому разведывательному центру примыкала также метеорологическая станция с базами в Португалии, на Канарских островах, а также в Северной и Южной Африке; она имела решающее значение для использования германских военно-воздушных и военно-морских сил, действовавших в Бискайском заливе и в западной части Средиземного моря.

Вечером того же дня Шелленберг был в гостях у немецкого посла, с которым они беседовали об истинной цели визита. Фон Шторер предложил устроить Шелленбергу приглашение в те круги испанского общества, где он мог бы иметь возможность составить собственное мнение обо всех слухах вокруг Герцога Виндзорского. Посол явно почувствовал облегчение, когда тот сообщил ему, что считает в данной обстановке неприемлемым применение насилия по отношению к Герцогу, хотя Шелленберг и заявил о готовности силой воспрепятствовать любым проискам английской разведки – но не более того.

На тот момент из Лиссабона еще так и не поступило для Шелленберга никаких сообщений. Казалось, будто Герцог Виндзорский не очень-то спешит отправиться на охоту. «Я сам уже подумывал о том, что вся затея провалилась», – напишет разведчик. Однако, прежде чем принять соответствующее решение, он должен был убедиться в этом лично на месте. После того, как его испанские друзья обеспечили прикрытие на случай возможных затруднений при переходе границы, Шелленберг выехал в Португалию.

По словам Шелленберга, прежде чем вечером отправиться в немецкое посольство, он разыскал своего японского друга, который оказал ему немалую помощь во время его первой разведывательной операции в Дакаре. Японец сразу же пообещал ему раздобыть точный план дома Герцога в Эсториле с указанием количества входов и выходов, с различными подробностями относительно прислуги, а также о том, какие этажи заняты под жилье и как обстоит дело с охраной. Спустя некоторое время Шелленберг вновь встретился со своим японским сотрудником. Тот уже проделал большую работу – разведчик получил обещанный чертеж и сведения о распорядке дня в доме Герцога, а также об охране, состоявшей из португальцев и англичан, после чего Шелленберг сделал вывод, что начинать нужно с португальской охраны, и в этом ему могли помочь только его друзья среди местных жителей и деньги.

Спустя много лет Шелленберг напишет: «Уже через два дня удалось заменить португальских полицейских некоторыми надежными людьми и установить плотную информационную сеть вокруг квартиры Герцога. Удалось также переманить на свою сторону часть прислуги. Вскоре в доме Герцога не происходило события и не произносилось слова, о котором мне вечером не становилось известно после просмотра сообщений моих агентов. В качестве дополнительного контроля я обзавелся еще одним источником, который находился в высшем португальском обществе. Из него я тоже черпал информацию о высказываниях Герцога. В результате у меня сложилась такая общая картина…».

Фюрер разведки считал, что Герцог на самом деле отказался от запланированной охоты. Вместо этого Эдуард постоянно выражал свое недовольство наблюдением, которому он подвергался, и поговаривал, что пребыванию в Европе он уже предпочел бы назначение на пост губернатора Багамских островов. Однако не было и речи о намерении с его стороны отправиться в другую страну без согласия английского правительства. Наоборот, в один голос получаемые Шелленбергом сообщения свидетельствовали о слабом состоянии здоровья Герцога. Немец видел в этом возможность разжечь его возмущение контролем со стороны Сикрет Сервис. Как считает сам Шелленберг, он должен был что-то, в конце концов, предпринять, чтобы сохранить свою репутацию в Берлине.

Тем временем прошло больше недели. Японский друг Шелленберга рекомендовал ему соблюдать величайшую осторожность. «Сикрет Сервис, – сказал он, – почуяло, откуда ветер дует». Вероятно, он был прав. Однажды Шелленберг заметил, что за ним по пятам спешат два английских агента, и ему потребовалось почти два часа, чтобы отделаться от своих преследователей.

Через неделю Шелленберг получил телеграмму с подписью Риббентропа: «Фюрер приказывает готовить операцию похищения». Приближался срок отъезда Герцога на Багамские острова. Из Лондона уже прибыл один из руководящих работников Сикрет Сервис, сэр Уолтер Монктон, якобы для того, чтобы ускорить отъезд Герцога. Шелленберг использовал это обстоятельство и сообщил в Берлин о том, что один английский агент намекнул ему о возникших вроде бы напряженных отношениях между Герцогом и английской разведкой, причиной которых является отъезд Герцога в Вест-Индию (так по-старинке называли Латинскую Америку). После этого Шелленберг сообщил, что Сикрет Сервис создало для Герцога невыносимую обстановку, предупредив его, что в Португалии ему грозит величайшая опасность со стороны иностранных разведок. Хотя сам фюрер разведки в это время уже распустил слух о том, что за несколько часов до твердо установленного времени отплытия на корабле, предоставленном Герцогу, взорвется бомба с часовым механизмом. Португальская полиция сразу же ухватилась за этот слух, с помощью которого Шелленберг способствовал отъезду Герцога, как этого желала английская разведка, и начала лихорадочно обыскивать судно, стремясь найти столь опасный предмет. На Герцога и его супругу все это, казалось, не произвело никакого впечатления. Шелленберг пишет, что «…из окон немецкой миссии я через бинокль наблюдал за стоявшим в гавани на якоре кораблем и видел, как герцогская чета в сопровождении сэра Монктона точно в назначенный срок спокойно взошла на борт судна…».[327]

Миссия Шелленберга провалилась весьма глупым, позорным и досадным образом. 1 августа 1940 года Уоллис и Эдуард покинули Лиссабон на пассажирском корабле Экскалибур[328] Гитлер так и не смог заполучить Эдуарда. Когда ему доложили о провале операции, он, несвойственно для себя, довольно спокойно выслушал новость и оставил идею использования Виндзоров раз и навсегда. Почему план не удался? Бездарность Шелленберга, наивность Эдуарда, проницательность британской разведки, или просто веление судьбы, – кто знает? Британия не захотела полюбовно разрешить ситуацию. Теперь у Гитлера оставался лишь один способ воздействия на страну – агрессия.

Вероятно, что, когда Эдуард и Уоллис прибыли в Мадрид, они еще выполняли часть нацистского плана по возвращению в Британию и реставрации. Однако, под давлением обстоятельств, они были вынуждены изменить свои взгляды и решение, ведь противостоять британскому королевскому дому им оказалось сложнее, чем нацистам. Эдуард понял, что если он сейчас не откажется от нацистской поддержки, в Британию ему уже не вернуться никогда – он не только станет самой главной персоной non grata, но и самым черным пятном в британской истории – предателем. Герцог решил все же уехать на Багамы и занять нейтральную позицию. Это позволило бы ему в дальнейшем перейти на сторону победителя – будь то Британия, или Германия.

Несмотря на повествование Шелленберга от первого лица, он опустил некоторые подробности. Во-первых, операция по похищению Эдуарда называлась «Голубь».[329] А во всех нацистских отчетах Эдуард фигурировал под именем «Вилли», поэтому многие исследователи, в том числе английский адвокат Михаил Блох, называют план по захвату Герцога, «операция Вилли». Во-вторых, Шелленберг ни разу не упомянул, что в этой операции непосредственную роль принимал Рудольф Гесс, фигурировавший под псевдонимом «Виктор».[330] 28 июля 1940 года произошла встреча Эдуарда и Рудольфа Гесса на которой обсуждался «План семи пунктов». Что бы ни было предложено Эдуарду, он взял 48 часов для раздумий. После разговора с Герцогом, Гесс сразу же уехал, оставив Гейдриха и Шелленберга дожидаться ответа. Вскоре Шелленберг доложил на собрании, что Виндзоры внезапно решили съехать с виллы банкира и переместиться в отель Avis в центре Лиссабона. Вероятно, Эдуард и сам понял, как далеко зашел в общении с нацистами. Предложение Гесса состояло в том, чтобы Эдуард в самое короткое время вернулся в Испанию. Если бы он это сделал, все бы, наконец, увидели, что он поддержал фашистов, и обратного пути бы уже не было никогда. Эдуарду было легко прятаться за спиной Шарля Бидо и прочих своих пронацистски настроенных друзей. Но здесь ему впервые пришлось бы в открытую заявить о своих пристрастиях. Кроме того, Эдуард не знал, что же все-таки задумал Черчилль, а с этим человеком ссориться было нельзя. В последнюю неделю июля к Виндзорам приехал Монктон, и агитировать Эдуарда стало куда сложнее. У него была важная миссия – максимально оградить Виндзоров от нацистских шпионов, а также выведать, что они предлагали Эдуарду. Сам ли Эдуард, или Монктон сообщили Черчиллю о «Плане семи пунктов», но ясно одно, что премьер-министр вновь был в курсе всего происходящего, и порой даже знал больше, чем фюрер со своей хваленой разведкой.

Однако, несмотря ни на что, Герцог продолжал встречаться с нацистами. 29 июля в рапорте Шелленберга значилось «Вилли не хочет ехать на Багамы».[331] Мало того, что Эдуард поддерживал с нацистами связь, так еще и сообщал им о своих планах.

Таким образом, из всего вышесказанного напрашивается несколько выводов: 1. Эдуарду было все равно, на чьей стороне быть, – главное, чтобы это было выгодно ему, поэтому он до последнего занимал позицию «и нашим, и вашим»; 2. Шелленберг намеренно провалил операцию – практика показывает, что нацисты всегда очень педантично и фанатично выполняли все указы, поступавшие «сверху», но в данном случае миссия была сорвана намеренно; 3. как крайне импульсивный и эмоциональный человек, Гитлер просто не мог спокойно отреагировать на провал столь важной операции, и даже никак не наказать безалаберного нациста – это просто нонсенс. Если бы ему Эдуард был так важен, он бы заполучил его еще в 1937 году. Герцог сделал все, чтобы получить репутацию человека, приносящего всем одни лишь неприятности и осложнения. Возможно, Гитлер просто решил не связываться со столь сомнительным союзником. Эдуард был готов предать родину ради собственной выгоды, так зачем фюреру нужен был такой человек? Если уж он и ставил где-то своих наместников, то был уверен в них до последней капли (их) крови.

Спустя несколько недель после отъезда Эдуарда на Багамы он пошлет запрос нацистам о восстановлении их связи, но они больше ему не ответят[332] – Гитлер уже принял решение сломить Британию.