Баня

Безусловно, баня — самый мощный тюремный культ. В каждой книжке про зэков вы найдете хотя бы пару слов о ней.

Когда попадаешь в тюрьму, первым делом тебя ведут в баню (aka санобработка). В 8 утра я помылся, в 10:30 меня осудили, в 11:00 я поступил в карантин, где меня спросили, буду ли я мыться. Точно не понимая, когда снова представится такая возможность, я охотно согласился, взял полотенце и «мыльно-рыльное» (емкое тюремное название любых средств гигиены) и отправился в баню. Сам карантин тогда в «Бутырке» был свежеотремонтированный, а баня — нет, и смотрелась она на общем фоне примерно как гнилой передний зуб на улыбке Анджелины Джоли. Ничего сверхмерзкого, просто не отремонтировано.

Плитка — ржаво-желтая, то ли от времени, то ли по задумке. По ней хаотично раскидана хамелеоном сеточка водопроводных труб. Почему хамелеоном? Потому что колер загнутых крюками труб был идентичен цвету стен, даже в тех местах, где плитка была сколота или просто отсутствовала. Вода, которая льется из трубы, слегка красноватая, как бы призванная напоминать о коммунистическом прошлом.

Вообще, почему баня, а не душевая? Это, скорее всего, отсылка к богатой каторжно-лагерной истории страны. Загляните в описание бани в «Записках из Мертвого дома». Вот это жесткач. Уверен, что если Страшный суд существует, то прокладчикам водопровода в тюрьмы там многое прощается.

Банями меряют срок тактически: в короткой перспективе. «Не успел оглянуться — снова баня». Это значит — очень быстро идет время. Впрочем, это ложь, что баня так незаметно подкрадывается: чистым ты бываешь раз в неделю, в остальные дни — все более и более грязным.

По нормативам баня должна быть не менее одного раза в неделю, продолжительностью не менее пятнадцати минут. По идее, если есть возможность, банных дней можно было бы сделать больше, а сами помывки — дольше. Но нет: раз в неделю, пятнадцать минут. Как-нибудь попробуйте. Не забудьте, что надо не только помыться, а еще постирать скудный, но все же гардероб.

К счастью, тупость закона разбивается о мелкую коррупцию, и за пачку сигарет на «Бутырке» можно было мыться хоть час (минимальная необходимая продолжительность). Так что ограничиваться пятнадцатью минутами мне приходилось нечасто — в основном в карцерах, если было много народу, и в лоботомическом СИЗО г. Орел.

Бани в «Бутырке» были разные. Одна — просто омерзительная. Абсолютно убитое пространство метров двадцать площадью, разделенное на три секции: предбанник, душевая и темный тамбур непонятного назначения, пол которого был по щиколотку залит мыльной водой с плавающей волосней и одноразовыми станками. Естественно, перешагнуть этот «милый» водоем нельзя, путь только напрямик. В самой душевой вода почти не льется, но то, что льется, — крутой кипяток.

Остальные бани в крыле были элитные, светлые, с новыми душевыми лейками, только отремонтированные. Еще одна пачка сигарет — и больше в плохую баню я не ходил. Довольно экзотики.

На самом деле в СИЗО можно было мыться чаще, чем раз в неделю. Но для этого нужно было записаться в спортзал, где была душевая. Сделать это у меня не получилось: тогда в «Бутырке» сидел Александр Емельяненко, и, по словам администрации, он букировал спортзал фултайм. Очень демократично.

При этом еще в СИЗО у сиделого сокамерника я уточнил, как обстоят дела с баней в лагере, и получил инфу, что тем же инструментом (пачка сигарет) можно увеличить количество банных дней. Это была хорошая новость. Мыться раз в неделю — это то, к чему я так и не смог привыкнуть.

Надо сказать, что, когда я уже приехал в лагерь, ИК-5 «Нарышкино», тамошняя реальность в разы превзошла всякие ожидания. В отряде была не просто душевая — там был установлен бойлер (водопроводная вода, понятное дело, только холодная). Это потрясло мое воображение. Стереотипная картина лагеря такого совершенно не предполагала.

Как и в любом неравноправном обществе, уникальный ресурс экспроприировался доминирующим классом. В отрядах, где рулили козлы, — завхозами, в отрядах, где рулили блатные, — братвой. Те, кому не везло входить в доминантную группу, мылись раз в неделю в бане и на работе, если специальность предполагала помывку. В этом смысле особенно везло баландерам и банщикам: душевые кабины у них были поистине шикарные, как в лучших домах Филадельфии.

На промзону я там не попал, но мне картинно описали групповой душ швейщиков после смены. Примерно так я себе представлял санобработку прибывающих в Аушвиц.

В спецотряде, куда прибыл я, мною же была реализована утопическая идея равноправия: доступ к душу был обеспечен всем, кроме обиженных (им можно только в общей бане, в специально отведенных местах). Бойлер небольшой, и, с учетом того, что зэков было сорок человек, мыться в основном приходилось водой скорее теплой, чем горячей. Но после еженедельной процедуры мытье два раза в день казалось счастьем. Нагревательный прибор представлял собой цилиндрическую бочку с тэном внутри. Предохранитель, отвечавший за автоматическое отключение при достижении определенной температуры, не работал, и, когда очаг забывали отключать, вода вскипала, а тэн горел.

Как и почти все достижения быта в исправительно-трудовой колонии, бойлеры и сантехника приобретались зэками разных периодов. Вместо сгоревшего тэна какой-нибудь знакомый или родственник привозил новый (1000 рублей), и он менялся силами сантехников за пачку сигарет. Наш нехозяйственный завхоз очень мучительно добивался разрешения каждый раз, когда требовалось заменить тэн или иной девайс, вышедший из строя. Поэтому периодически на неделю-другую я оставался без душа. Естественно, я предлагал привезти сразу десять тэнов, но когда завхоз ретранслировал эту идею администрации, она была отвергнута — ведь так снижалось количество унижений и заискиваний, а как еще администрации чувствовать свою власть?

Потом поломка тэна совпала с очередной моей конфронтацией с начальствующим составом. Администрация наложила запрет на поставку запчастей, недвусмысленно намекая, кто виноват в бытовых проблемах отряда. Но стратегия, рассчитанная на то, что зэки будут на меня давить, не сработала. Во-первых, из-за моего статуса селебрити. Во-вторых, потому что я невозмутимо продолжал мыться в душе два раза в день под ледяной водой, подавая всем пример стойкости и демонстрируя бессмысленность провокационных действий администрации. В целом должен сказать, что после минуты ледяного душа тело не очень-то понимает, моется оно под кипятком или под водой температурой 13 °C, так что за неделю я вполне привык, к тому же на дворе было лето.

Банный день был в пятницу, и в общую баню я сходил всего один раз за весь срок — скорее из любопытства. Ничего выдающегося. Здоровенная комната с трубами по стенам. Стены — вечно сопровождающего такие места цвета пальцев курильщика. Лейки крайние слева — для обиженных. Вода, понятное дело, горячая, но, чтобы тренировать в себе принципиальность, я отверг идею использовать горячую воду в общей бане на постояннокоррупционной основе и героически продолжил мыться ледяной в отряде.

Так продолжалось примерно все лето. На какой-то комиссии, где на меня накладывали очередное взыскание, у меня поинтересовались, есть ли вопросы, а я поинтересовался, когда починят бойлер в отряде. Начальник колонии ничего не знал о тэновом противостоянии и, видимо, перепугался, что я буду жаловаться куда-то выше. Он дал поручение, и в этот же день в отряде смонтировали невесть откуда взявшегося монстра AEG — на несколько сотен литров и стоимостью несколько сотен тысяч рублей.

Это была победа. Отныне 24/7 вода лилась горячей неисчерпаемой рекой. Бойлер был поставлен мне в личную заслугу.

Впрочем, с переводом меня на специальные условия содержания (СУС) эта чудесная сказка закончилась. Мыться я стал только по субботам, всегда в шесть утра (к счастью, не пятнадцать минут, а около часа). Но этого чертовски, чертовски мало. Позже в правила были внесены изменения, и бань в неделю стало две. Тюрьма становилась не той.

Кстати, вот еще забавное о банях. В каждом лагере есть свои странные или непонятные традиции, которые то ли вытекают из криминальных понятий, то ли являются их неправильными интерпретациями. Так вот, в ИК-5, как оказалось, не принято мыться голым, а надо мыться в трусах (в «Бутырке», например, моются голышом — как посоветовал бы любой специалист по гигиене). Ну, то есть предъявить претензий по этому поводу нельзя, но все будут очень косо смотреть. Такая странная нарышкинская традиция имеет следующие корни: если до зэка дотронуться пенисом, то он автоматически переходит в касту обиженных. Даже случайно! Не уверен, что с таким категоричным подходом согласились бы опытные тюремные теологи, но в ИК-5 это считалось абсолютно несмываемым позором. Чтобы избежать драматичных случайных столкновений, все моются в трусах. Ужасно смешно, что грозные грабители, разбойники и убийцы панически боятся случайного прикосновения такого, в сущности, безобидного предмета.

Стоит ли говорить, что о существовании этой постановы я не знал. Даже ведь в голову не придет такое спрашивать: «А как правильно мыться — в трусах или без?» Когда я впервые пошел в баню вместе с остальными арестантами на СУСе, то был немало удивлен тому, что они сбились в кучу в противоположном углу бани и боятся подходить. Я, конечно, не особо атлетично сложен, но и без явных признаков проказы. Когда выяснилось про ню-табу, я был дико смущен. До конца срока пришлось мыться в трусах. Странновато, но традиции есть традиции.