Полоса

Началась моя неспешная исправительно-колониальная жизнь. С утра будят, я перебираюсь в телевизионку спать и тусуюсь там до отбоя. Несколько раз в день звоню по телефону, установленному в отряде, домой — брату, жене, матери. Позвонил по разу друзьям, но общаться достаточно сложно: рассказать нечего, а с той стороны веет беспомощным желанием помочь. Хожу в столовую — не есть, а так, пошататься на прилегающей территории. Всякие зэки побойчее подходят познакомиться, так что по чуть-чуть обрастаю знакомыми.

Вот малой из Зелика, севший за угрозу убийства тещи. Вот его семейник Артем с изрезанным лицом и партаками (aka тату) — футбольный фанат, чалится (aka сидит) по 111-й. Вот Димарик со строгого, отсидел уже почти 12 лет. Когда-то сильно отрицал режим и в другой колонии несколько лет отсидел под крышей, а теперь — «красный» на промке. Подогнал мне хорошо сшитый ремень и ватник — безо всякого грева, просто в знак респекта. Кстати, явно исправившийся убийца. Ну и так далее.

Вообще, поскольку подходили знакомиться самые бойкие и их друзья-семейники, получилось, что за довольно короткое время я завел знакомство абсолютно со всеми деловыми (aka блатными) и всеми основными функционерами козлобанды (aka завхозами). Забавно, но практически никого из основной массы мужиков я так и не узнал. Они целыми днями впахивали на швейном производстве, а в рабочую зону я так ни разу и не попал и, соответственно, не попал в Китай и Манхэттен — бараки общего и строгих режимов, куда они возвращались на отдых.

На второй или третий день ХА повел меня знакомиться с работниками БПК. Ну, работники-то на самом деле на фиг были не нужны — нужен был завхоз бани Вова Толстый. Срок у него заканчивается где-то в середине 2020-х годов.

Но интересен он был не своим убийственным прошлым, а тем, что в бане были швейные машинки, на которых можно было ушить робу по размеру.

— Вот, это Олег, очень хороший человек.

— Здорово.

Вот так запросто я открыл для себя доступ в ателье. В принципе, ХА для этого знакомства был на фиг не нужен, поскольку за услуги кройки и шитья я по бартеру расплачивался сигаретами, но так было быстрее. Поначалу ко мне с опаской присматривались: контроль ментов очевидный, и никому не хотелось светиться со мной рядом. На самом деле нет никакого секрета в том, что за блок или полблока сигарет можно перешить костюм х/б или заполучить щедро набитый ватой матрас. Это вполне обычная движуха в любой период истории ГУЛАГА-ФСИНЛАГА. Просто я для всех выглядел инопланетянином. Да и сам себя им чувствовал.

Через неделю случилось вот что. Завел со мной разговор один зэк — Олег, тезка и интересный собеседник. Дело было после ужина, и ранне-весенняя прохлада (на улице лежал лед) заставила нас укрыться в кочегарке, которая топила баню. Три четверти кочегарки занимала печь, оставшуюся четверть занимал Капо. Капо был кочегаром и сидел по 131-й статье УК РФ (для тех, кто не знает наизусть, — это изнасилование).

Были времена, когда статья определяла судьбу человека в тюрьме, и все, кто шел по 131-й и не повесился в СИЗО, заезжали в лагерь на положение опущенного по умолчанию. Сегодня АУЕ-догма изменилась, и сам по себе приговор не может определять судьбы. Происходит понятийное дознание — о человеке узнают все что можно по альтернативным каналам. Впрочем, приговор изучают тоже — из решения суда по 131-й видно многое. Например, в случае с Капо девушка просто хотела раскрутить его слегка на деньги. Самое обидное, как он говорил, в том, что даже полового акта не было — только заявление, на котором и основывался приговор. Но сказать, что приговор никак не влияет на положение зэка, тоже нельзя. Администрация колонии пытается всех насильников определить либо в обиженные, либо в шерстяные, — своими силами или в коллаборации с блатными. Я уж не знаю, как именно это получилось, но Капо стал красным — кочегаром. Олег был ремонтником аварийного оборудования на промке, то есть тоже красным.

Но все это я узнал несколько позже, а пока передо мною были два зэка, с которыми мы чудно болтали. В лагере я находился всего неделю и, конечно, знал кое-какие понятия, но далеко не все. Впрочем, от любезно предложенных ландырей (конфет) и чифира я отказался (хоть и неопытный, я понимал, что абы с кем чифирить не надо). Впрочем, чуваки были вполне нормальные, непорядочные они только с точки зрения воровских понятий, а с общечеловеческой точки зрения — люди как люди.

Сидим, трем, прибегает бантик Пупс:

— Олег, слышь, там тебя ищут менты.

Время — примерно 21:20, то есть после ужина прошло уже полтора часа. И столько же с тех пор, как я должен был оказаться в отряде. До отбоя 40 минут.

Распрощались с собеседниками, я вышел на улицу, стою, курю в гордом одиночестве, соображаю, как мне теперь добраться до барака: локальный участок столовой закрыт.

Из-за угла выбегает вертухай.

— Что вы здесь делаете?

Этот вопрос сопровождается тем, что он беззастенчиво шарит по моим карманам.

— Жду, пока меня отведут в барак.

— Всех уж отвели.

— Ну, видно, не всех, я же тут.

— А это что?

На тот момент у меня был единственный запрещенный предмет — зажигалка, которую мне кто-то подарил днем. Спрятал я ее бездарно — положил в самодельный внутренний карман ватника, откуда ее и извлек сотрудник.

— Не знаю. Это не мое.

— То есть как?

— Вот так.

— Пойдем к дежурному.

— Давайте. Но не тыкайте мне.

— Идемте к дежурному.

— Идемте.

Приводит в кабинет по воспитательной работе. Там сидит дежурный. Помазков Вадим Владимирович. Высокий и со шрамом — то ли заячья губа, то ли еще как-то порван рот.

— Осужденный Навальный, вы где были?

— В столовой.

— А почему не вернулись в отряд со всеми?

— Я думал, это вы меня должны приводить и уводить. Я ел и не видел, что отряд уходит.

— Мы за это тебе можем полосу въебать.

— Полосу?

— Склонен к побегу.

— Ну, попробовать можете. Только я вроде никуда не бежал, ждал в локальном участке столовой, пока уведут в отряд.

— А это что?

Показывает зажигалку.

— Зажигалка. Это очевидно.

— Откуда зажигалка?

— Это не моя.

— Как это не твоя?! Ее инспектор у тебя нашел.

— Нет, он мне ее подбросил.

— Как это?

— Обыск с видеорегистратором проводили?

— Вот я и говорю: подбросил.

Отвели в отряд. Инспектора (вроде бы его звали Максим) подвергли дисциплинарному взысканию и перевели работать на промзону.

На следующий день мне рассказали, что мое исчезновение привело к величайшей панике в дежурной смене. Думали, что я прошел в Китай или на строгий. По корпусам долго бегали инспектора, вопрошая, где Навальный.

Видимо, Вадима изрядно пропесочили, так как он вскоре начал на меня видеорегистраторную охоту.

Хотя, наверное, все началось даже раньше.