Суд

Первый судебный опыт я получил еще до начала процесса: мы пытались оспорить постановление СК, которое запрещало использовать услуги определенного адвоката. Дело было в Мосгорсуде. Я был потрясен размерами здания, его величественностью и абсолютнейшим организационным хаосом. Думаю, приблизительно ни одно заседание не начинается там вовремя. Планировка суда, скорее всего, была взята из фильма «Чародеи». Помните отчаяние героя Фарады: «Ну кто так строит?!»

Всюду шныряют судьи. В мантиях. Прямо Хогвартс какой-то. Если вздумаете там плевать в каждого встречного, то каждый второй счастливчик, получивший образец вашей ДНК, будет судьей. Позже, в «Бутырке», я очень удивился, почему зэки ждут судов по полгода. Мне кажется, с таким количеством судей и с учетом того, что приговоры они стряпают с легким пренебрежением к закону, можно за пару часов посадить всю страну.

Ну так вот, в какой-то там денек при большом стечении журналистов и начался наш процесс. Собственно, первое заседание было коротенькое. Нам сказали, в чем нас обвиняют, и проверили наши личности. Мы сказали, что не признаем себя виновными. Естественно.

После этого Бро двинул речь на ступеньках суда, а я тем временем двинул домой. Я слишком косноязычен для речей. На всех следующих заседаниях, кроме последнего и того, где прокурор назвал запрашиваемый срок, журналистов было совсем немного. Ничего удивительного. Это было самое скучное мероприятие из тех, что мне довелось посещать. Даже вечеринка ботанов-семиклассников с обменом коллекционируемыми спичечными коробками и то интереснее.

Мои прокуроры — это Недовольная и Эллочка. Иначе их и не назовешь.

Я даже не буду возмущаться беспринципностью людей, которым народ Российской Федерации платит за надзор за законностью и в звании которых присутствует слово «юстиция». Ведь фактически нас обвиняли капитан Справедливость и майор Справедливость. Но меня потряс их непрофессионализм. Они вообще не изучали дело, а просто бездумно читали вслух какие-то места, подчеркнутые следователями. За них было стыдно. Мы часто коротали время, подтрунивая над ними. Они не могли ответить.

Вот один пример. Когда я уволился из своего последнего филиала «Почты», начальником там был новый, зачем-то присланный бывший начальник «Почты» Карачаево-Черкесии. Эффективность его работы была весьма спорная. Достаточно сказать, что на сайте УФПС Карачаево-Черкесии была информация, что они активно используют гужевой транспорт, а сам он очень сетовал на то, что в Москве ему трудно, так как негде походить босыми ногами по земле. Ну и вообще, он профессор философии и чемпион по какой-то там борьбе одновременно. Но бюрократ опытный. Поэтому, когда из СК уже после моего увольнения пришел запрос на мою характеристику, он решил подстраховаться. Прежнее, лояльное ко мне руководство уже сняли, отношение нового было неизвестно. Поэтому он дал такую характеристику, после которой сразу становилось ясно, из-за кого именно «Почта» у нас в стране работает плохо.

Я с ужасом ждал, когда прокуроры будут читать ее на суде. Про любителя сырой земли из КЧР никому не объяснить, а перед людьми было бы неудобно.

Читает Недовольная. Начинает: «Такого-то устроен, работал тем-то тем-то, — потом зевает и говорит: — Ну, короче, рекомендуется положительно».

У нас с адвокатом чуть челюсти не упали. Радостно улыбающиеся. Так потом в приговоре и написали: «На работе рекомендуется положительно». Если кому-то кажется, что это пустяк, то нет, личностная характеристика служит основой для определения степени социальной опасности и назначения размера наказания.

В начале процесса прокуроры и судья, видимо, не получили команду, когда нас сажать, поэтому процесс шел о-о-очень медленно. Недовольная открывала том и начинала: «Том 15. Обозреваются транспортные накладные: накладные номер такой-то, грузоотправитель такой-то, грузополучатель такой-то, груз такой-то, вес такой-то, столько-то мест, отправлено тогда-то, получено тогда-то». Можно было сойти с ума. С журналистами в зале примерно это и происходило.

Я же работал на ноутбуке, или читал Википедию (статья «Африка» о-о-очень интересная), или играл в Napoleon: Total War. На заседаниях суда прошел ее всю. Когда случайно включался звук, было неудобно.

Помимо журналистов в суде были завсегдатаи политпроцессов. Во время каждого заседания на улице стоял одиночный пикетчик. Классный дядька, я даже с ним селфи сделал. Периодически он очень громко кричал какой-нибудь лозунг. Наш зал был на третьем этаже и окнами выходил на противоположную от пикетчика улицу, но все равно было классно, когда судья что-то говорит, и тут с улицы: «ПУТИН УМРЕТ! РОССИЯ БУДЕТ СВОБОДНОЙ!» Обожаю такое.

Потом кто-то решил подстегнуть процесс, и прокурорки стали читать тома быстрее. Примерно так: «Том № 76. Накладные». Все. За пару заседаний они дочитали все, что надо, и приступили к допросу свидетелей. Практически все они были свидетелями обвинения. Из всех допрошенных один сказал, что мы в чем-то виноваты. Это был г-н Нестеров.

Г-н Нестеров возглавлял следственную группу по нашему делу. И мы с Бро его изрядно размазали. Небольшой пример.

Бро. Я последовательно доказываю, что дела против меня сфабрикованы и политически мотивированы. В СК есть группа, которая ведет эти дела, в том числе о картине (это когда во Владимире украли уличную картину пенсионера Сергея Сотова «Плохой и хороший человек», там в деле участвовали генпрокурор Чайка и глава СК Бастрыкин). Почему заурядные дела преступника Навального расследует СК?

Г-н Нестеров. Вы уникальный случай, вы столько всего насовершали.

Бро. Значит, я один из лидеров преступного мира в России?

Этого г-н Нестеров утверждать не мог. Но продолжал что-то говорить об уникальности.

Вообще забавно: 139 томов говорят, что невиновны, 100 свидетелей говорят, что невиновны, только г-н Нестеров говорит по-другому, и я еду в тюрьму. Такие дела.

Впрочем, один из потерпевших предъявил нам иск, но было это так. Примерно привожу допрос потерпевшего.

Я. Как вы считаете, я обманул вашу компанию?

Потерпевший. Не знаю, мы получили письмо от СК, в котором сказано, что обманули.

Я. Зачем вы выставляете иск?

Потерпевший. Мы получили письмо от СК, где они сказали, чтобы мы выставили иск.

Я. Как вы посчитали сумму ущерба?

Потерпевший. Мы не считали, ее посчитал СК.

Не то чтобы я совсем наплевал на дело. Наоборот. Я переработал адский массив документов и, основываясь на документах СК, сделал мощную аналитическую записку, доказывающую, что сотрудничество с «Главподпиской» было выгодным. Я опроверг основные тезисы обвинения цифрами. Но, во-первых, это ничего не значило с той точки зрения, что решение все равно принималось не в этом суде, а во-вторых, у меня было стойкое ощущение, что в этом нескончаемом потоке аббревиатур почтовых подразделений — АСЦ, МСЦ, АОПМ, УФПЦ, ГУМПЛ, ДВПО — никто толком ничего не понимал. Уверен только, что разобрался мой адвокат, и временами казалось, что разбирается судья Коробченко, когда она скучающим взглядом не смотрела в окно. Ну, ее можно понять. Вроде как после процесса она ушла в декрет (не связанные события), то есть, пока судила нас, была беременной. А как говорит Вико, во время беременности женщина тупеет.

Ну вот, значит, отгремели мы последними словами. Мое, конечно, так себе. Бро опять удивил. Сколько раз его слушал, все поражаюсь. Судили его сто раз — что еще сказать можно? А все равно очень сильно сказал.

Начиналась речь так: «Сколько раз в своей жизни человек, который не занимается чем-то криминальным и противозаконным, может произнести последнее слово? Нисколько, ноль раз. Ну, если ему не повезет — один раз. Я же за последние полтора года, два года с учетом апелляций… Это, наверное, мое шестое-седьмое, может быть, десятое последнее слово. Вот эту фразу — «Подсудимый Навальный, вам предоставляется последнее слово» — я уже слышал много раз. Такое впечатление, что с последним словом — для меня, для кого-то, для всех — наступают последние дни. Постоянно от тебя требуют сказать последнее слово. Я говорю это, но, в общем-то, вижу, что последние дни — они не наступают».

А заканчивалась так: «У людей есть законное право на восстание против этой незаконной, коррумпированной власти. Этой хунты, которая украла все — все захапала. Которая триллионы долларов выкачала из нашей страны в виде нефти и газа. И что мы получили с этого? Я в этой части повторяю свое последнее слово по «Кировлесу»: пока ничего не изменилось. Мы позволили им, глядя в стол, нас ограбить. Мы позволили эти деньги ворованные инвестировать куда-то в Европу. Мы позволили им превратить нас в скотов. Что мы приобрели, чем они расплатились с вами — глядящими в стол? Да ничем. Здравоохранение у нас есть? Нет у нас здравоохранения. Образование есть? Нет у нас образования. Дороги вам дали хорошие? Не дали вам хорошие дороги. Судебным приставам? Давайте спросим, какая зарплата у секретаря. Восемь тысяч. Со всеми наценками — может быть, 15 тысяч. Судебные приставы, я очень удивлюсь, если получают больше, чем 35–40 тысяч.

Парадоксальная ситуация — когда десяток жуликов всех нас, вас грабит каждый день, а мы все это терпим. Я это терпеть не буду. Повторюсь, сколько нужно будет стоять: в метре от этой клетки, в метре внутри этой клетки. Я постою — есть вещи более важные.

Хотел бы еще раз сказать: трюк удался. С моей семьей, с моими близкими. Тем не менее нужно помнить, что они меня поддерживают во всем. Но никто из них не собирался становиться политическим активистом. Поэтому нет никакой нужды сажать моего брата на восемь лет или вообще сажать. Он не собирался заниматься политической деятельностью. Уже принесено нашей семье достаточное количество боли и страданий в связи с этим. Нет никакой нужды усугублять это все. Как я уже сказал, взятие заложников меня не остановит. Но тем не менее я не вижу, зачем власти этих заложников нужно убивать сейчас.

Я призываю всех абсолютно (может быть, это наивно звучит, и над этими словами принято иронически смеяться и ухмыляться) жить не по лжи. Другого не остается. В нашей стране сейчас другого рецепта не существует.

Я хочу поблагодарить всех за поддержку. Я хочу призвать всех жить не по лжи. Я хочу сказать, что я уверен абсолютно, что изолируют меня, посадят — на мое место придет другой. Ничего уникального или сложного я не делал. Все, что я делал, может делать любой человек. Я уверен, что и в Фонде борьбы с коррупцией, и где-то еще найдутся люди, которые будут продолжать делать то же самое, вне зависимости от решений этих судов, единственная цель которых — это придание вида законности. Спасибо».

Помню, что после вступительной речи на процессе адвокат шепнул мне: «Если бы Алексей говорил еще пять минут, я бы сам взял топор и пошел свергать режим». Уже сидя в тюрьме, я по переписке познакомился с чуваком, который под впечатлением от речи Бро сделал себе татуировку на колене — «Жить не по лжи». Натурально. Причем это не безумный какой-то человек, а совершенно нормальный. Ну, я о нем еще расскажу.

После финальных речей и запроса восьми лет колонии мне и десяти колонии брату (это было, кстати, суперудивительно, так как ни один свидетель, кроме г-на Нестерова, не сказал, что хотя бы знает его в связи с этим делом), судья объявил перерыв для подготовки и объявления приговора. Было это 19 декабря, почти через два года после возбуждения дела. Перерыв был объявлен до 15 января.

«Класс! — думал я. — На всякий случай надо отремонтировать зубы на новогодних праздниках, ну и вообще подготовиться, и завершить все, что нужно завершить, не говоря уж о том, что можно спокойно праздновать Новый год».