Олег БЛОХИН Вечер в Монреале

Олимпийский Монреаль. 1976 год. Мы проиграли тогда все, что можно было проиграть. И не только на Олимпиаде, а вообще в первой половине сезона. Настроение — хуже некуда.

Вышли из гостиницы — подальше от гнетущих четырех стен. От гнетущих дум никуда не денешься. Побрели с Леней Буряком по монреальским улицам, заглянули в магазин — купить домашним сувениры. Народ в магазине, вдруг слышим: «Смотри, такое впечатление, будто это живые Блохин с Буряком, а?» Оглянулись злые — не до шуток нам было. Высоцкий с Мариной Влади. Они Володе кожаный пиджак подбирали. От одной его улыбки — широкой, доброй — легче на душе стало.

Мы познакомились с ним годом раньше, когда под флагом сборной СССР выступало все киевское «Динамо». Готовились в подмосковном Новогорске к товарищеской игре с итальянцами (к слову, победили в ней —1:0), и он приехал к нам выступать и, как он сам говорил, «познакомиться с теми, кто навел шороху в Европе»: мы весной 75-го выиграли Кубок кубков. Часа на четыре он заставил нас забыть обо всем на свете, полностью владел нами, пел, лишь изредка беря паузу, чтобы отдышаться. Он не веселил нас и не забавлял, что иногда делают приезжающие к спортсменам артисты. Мы жили каждым его словом, переживали вместе с ним, негодовали, смеялись и грустили. И сейчас, как поет Булат Окуджава, «пусть кружит над Москвою охрипший его баритон, ну, а мы вместе с ним посмеемся и вместе поплачем». Не только над Москвою, над всей страной.

По прошествии многих лет трудно вспомнить, что он пел тогда, я вспоминаю только, когда слушаю его дома «один на один», но — удивительное дело — сохранился в памяти цельный образ исполненных им в новогорский вечер песен. Образ исключительной доброты к людям любящим, рискующим, страдающим и беспощадности — к трусам, равнодушным, амебным.

Я не знаю, за какую футбольную команду он болел, в анкете, датированной 1970 годом, на вопрос «Любимая футбольная команда» он ответил «Нет», но к футболу относился с уважением. «С хоккеистами, — говорил, — все в порядке, можно не беспокоиться, а футболисты — до лучших дней». Не случайно, наверное, в спортивном цикле Высоцкого довольно много песен о футболе, в том числе и посвященная Льву Яшину. Писал он о футболе с уважением к игре, к людям, выходящим на поле, с юмором — тонким и запоминающимся.

Высоцкого, да и не только его, коробил «ореол примитивности», создаваемый вокруг спортсменов незадачливыми репортерами, чему, впрочем, некоторые спортсмены сами в немалой степени содействовали. Набежит такой репортер, с пылу, с жару вопрос, только задумаешься и выговоришь первую фразу, а он: «Понятно», и что-то черкнет в блокноте и следующий вопрос задает. А потом читаешь такое, что волосы дыбом встают, и задумаешься не раз, разговаривать с прессой или нет. Не об этом ли у Высоцкого:

Сейчас кругом корреспонденты бесятся.

«Мне помогли, — им отвечаю я, — Подняться по крутой спортивной лестнице. Мой коллектив, мой тренер и — семья».

…Тогда в Монреале мы вышли все вместе из магазина, посидели немного в близлежащем кафе, вспомнили общих московских знакомых. Высоцкий спросил, можно ли нас украсть на несколько часов. Спустя полчаса мы приехали в симпатичный двухэтажный дом, ключи от которого оставили Марине и Володе, совершавшим поездку по Канаде и США, уехавшие в Париж друзья.

У Лени накануне был день рождения, и мы, смущаясь конечно, попросили записать кассету на память. Высоцкий с большим удовольствием откликнулся на нашу просьбу. Под рукой кассеты не оказалось, он пошел по дому, нашел чистую, вставил ее в магнитофон и стал петь.

У него было прекрасное настроение, он смеялся, шутил. Все, что было им сказано в наш адрес, говорилось от чистого сердца.

Впервые столкнувшись с ним близко в непринужденной обстановке, я понял, что в нем есть какое-то внутреннее обаяние, душевность огромная. В такого человека нельзя не влюбиться.

Мы обменялись адресами и телефонами. И, честно говоря, когда приезжали в Москву играть, стеснялись звонить. Почему? Трудно объяснить. Однажды, когда были в Париже, я позвонил Влади. По-русски мне объяснили, что она улетела на съемки.

Часа два мы провели вместе в Монреале, нам нужно было в 22.30 вернуться, Володя и Марина вышли и посадили нас на такси. Через день мы улетали из Канады — с кассетой на память.