Глава тридцать шестая Зееловские высоты

«Эти маршалы и генералы в среднем исключительно молоды…»

В начале 1945 года Геббельс записал в своём дневнике: «Генштаб представляет мне книгу с биографическими данными и портретами советских генералов и маршалов. Из этой книги нетрудно почерпнуть различные сведения о том, какие ошибки мы совершили в прошедшие годы. Эти маршалы и генералы в среднем исключительно молоды, почти никто из них не старше 50 лет. Они имеют богатый опыт революционно-политической деятельности, являются убеждёнными большевиками, чрезвычайно энергичными людьми, а на их лицах можно прочесть, что они имеют хорошую народную закваску.

Я сообщаю фюреру о представленной мне для просмотра книге генштаба о советских маршалах и генералах, добавляя, что у меня сложилось впечатление, будто мы вообще не в состоянии конкурировать с такими руководителями. Фюрер полностью разделяет моё мнение. Наш генералитет слишком стар, изжил себя».

Сталин же в этот период был уже больше обеспокоен послевоенным устройством страны. Военным в том скором будущем отводилась весьма скромная роль. Та власть, которую он им постепенно отдал и которую маршалы сами забирали в свои руки так же постепенно, от битвы к битве, всё больше и больше, тем не менее имела очень чётко обозначенный предел, и Сталин постоянно следил, чтобы никто не посмел его нарушить. Победа была близка, и она положит конец чрезмерной, как казалось Сталину и его окружению, власти военных. Войска Жукова стояли на расстоянии одного броска от финала великой трагедии XX века. Сценарий финальных сцен лежал на кремлёвском столе у Верховного.

Двадцать девятого марта Жукова вызвали в Ставку. Полетел самолётом. Но погода была такой, что пилот дальше Минска лететь не осмелился. Из Минска в Москву Жуков ехал поездом.

Вечером ему позвонил Сталин и попросил зайти.

В кабинете Верховный был один. Усталый после только что закончившегося совещания ГКО, он молча подал руку и сказал:

— Немецкий фронт на западе окончательно рухнул, и, видимо, гитлеровцы не хотят принимать мер, чтобы остановить продвижение союзных войск. Между тем на всех важнейших направлениях против нас они усиливают свои группировки. Вот карта, смотрите, последние данные о немецких войсках.

Жуков понял, что Сталин снова разговаривает с ним не как с комфронта. Он хочет знать его видение общей картины, всего поля боя, в том числе и на фронтах союзников.

Сталин слушал внимательно, не перебивал, не переспрашивал. Казалось, доклад маршала подтверждал некие его собственные размышления и планы. Он разорвал две папиросы «Герцеговины флор», набил трубку и раскурил. Когда Жуков закончил доклад, сказал:

— Думаю, что драка предстоит серьёзная…

Жуков молчал.

— А как вы расцениваете своего противника? — И Верховный, сужая тему и уточняя задачу своего собеседника, ткнул чубуком трубки в сектор Берлина. — Того, который находится на берлинском направлении?

Жуков разложил свою фронтовую карту с нанесёнными последними разведданными, с построением порядков оперативно-стратегической группировки немецких войск перед линиями 1-го Белорусского фронта и соседями справа и слева. Пояснил, что, по данным разведки, противник здесь, непосредственно в районе Берлина, имеет четыре армии, в составе около девяноста дивизий, 14 из которых танковые и моторизованные, а также 37 отдельных полков и 98 отдельных батальонов.

Последние исследования и публикация ранее неизвестных документов свидетельствуют о том, что Берлин на самом деле прикрывала группировка несколько иного состава и довольно малочисленная. Но достаточно сильная. Гитлер поставил перед ней задачу устроить русским здесь, у стен последней германской крепости второй Ржев. «Я требую, чтобы вся группа армий, — приказывал Гитлер 30 марта 1945 года, на следующий день после разговора Жукова со Сталиным, — от командующего до последнего солдата, понимала, что успех в грядущей битве может быть обеспечен духом энергичной обороны и фанатичным упорством. Сражение за Берлин обязано и будет решающей победой в обороне». Ассоциации с неприступным Ржевом усиливало то обстоятельство, что на пути русских войск перед Берлином на Зееловских высотах стояла 9-я армия. Как впоследствии оказалось, эти ассоциации были призрачными. Ни той 9-й полевой армии, которая стояла в 1942–1943 годах в русских полях подо Ржевом и которой в то время командовал «гений обороны» генерал Модель, ни тех возможностей и резервов, ни широты манёвра, — ничего этого Гитлер уже не имел. Да и 9-я армия была уже другой, сформированной из остатков великого похода, обернувшегося для германского рейха катастрофой.

Перед защитниками Берлина стояла тоже другая армия, и остановить её могло только немыслимое.

— Когда наши войска могут начать наступление? — спросил Сталин, выслушав доклад Жукова.

— 1-й Белорусский фронт может начать наступление не позже чем через две недели. 1-й Украинский фронт, видимо, также будет готов к этому сроку. 2-й Белорусский фронт, по всем данным, задержится с окончательной ликвидацией противника в районе Данцига и Гдыни до середины апреля и не сможет начать наступление с Одера одновременно с 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами.

— Ну что ж, — сказал Сталин, — придётся начать операцию, не дожидаясь действий фронта Рокоссовского. Если он запоздает на несколько дней — не беда.

Сталин подошёл к письменному столу и из стопки бумаг достал письмо:

— Вот, прочтите.

Из «Воспоминаний и размышлений»: «Письмо было от одного из иностранных доброжелателей. В нём сообщалось о закулисных переговорах гитлеровских агентов с официальными представителями союзников, из которых становилось ясно, что немцы предлагали союзникам прекратить борьбу против них, если они согласятся на сепаратный мир на любых условиях. В этом сообщении говорилось также, что союзники якобы отклонили домогательства немцев. Но всё же не исключалась возможность открытия немцами путей союзным войскам на Берлин.

— Ну что вы об этом скажете? — спросил И. В. Сталин. И, не дожидаясь ответа, тут же заметил: — Думаю, Рузвельт не нарушит ялтинской договорённости, но вот Черчилль, этот может пойти на всё».

После Ялтинской конференции в феврале 1945 года, где Сталин, Черчилль и Рузвельт обсуждали проблемы завершающего этапа войны и послевоенного раздела мира и Германии, усилились сепаратные переговоры между Германией и Англией. Известно, что Гиммлер действовал через руководителя шведского Красного Креста графа Бернадота. А тот переправлял послания через пролив. Черчилль до последнего не оставлял мысли ударить по Красной армии объединёнными силами союзников.

В эти дни британский фельдмаршал Монтгомери, командующий 21-й группой армий союзников, телеграфировал командующему союзническими войсками американскому генералу Эйзенхауэру, прося выделить ему десять дивизий для рывка на Берлин. Осторожный американец написал письмо Сталину. Делясь впечатлениями о ходе успешных действий его войск в Рурском бассейне, Эйзенхауэр сообщал: «Я рассчитываю, что эта фаза операции завершится в конце апреля, а может быть, и раньше, и моя следующая задача будет состоять в рассечении войск противника посредством соединения с Вашими армиями». Сталин тотчас же ответил американцу: «Ваш план рассечения немецких сил путём соединения советских войск с вашими войсками вполне совпадает с планом Советского Главнокомандования». В письме Сталина была и такая фраза: «Берлин потерял своё прежнее стратегическое значение. Поэтому Советское Главнокомандование думает выделить в сторону Берлина второстепенные силы».

Как бы не так! Именно на берлинском направлении Ставка сконцентрировала свою ударную группировку в виде трёх фронтов. И этими фронтами командовали самые лучшие маршалы Сталина.

Тридцатого марта был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР: за умелое выполнение заданий Верховного главнокомандования по руководству боевыми операциями большого масштаба командующий войсками 1-го Белорусского фронта маршал Г. К. Жуков награждается вторым орденом «Победа». Орден Жукову вручат почти через два месяца, уже после Победы, 25 мая 1945 года в Кремле.

Первого апреля 1945 года в Ставке обсуждали план Берлинской операции.

На заседание был вызван и Конев. Рокоссовского, чей фронт основательно увяз в упорных боях в Восточной и Западной Пруссии у Данцига, Сталин решил не беспокоить.

У Конева появился шанс тоже ударить по Берлину. После февральских боёв на дрезденском направлении правый фланг 1-го Украинского фронта близко придвинулся к Берлину и был развёрнут на северо-запад. Правда, для рывка к южным пригородам Берлина Коневу необходимо было перегруппировать свои ударные силы — две танковые армии — с силезского направления на берлинское. Предстоял большой изнурительный марш. Но Конев знал возможности своих танковых командиров и, как покажут дальнейшие события, в ходе битвы довольно успешно воспользуется ими.

Во время заседания Конев, докладывавший первым, неожиданно заявил:

— Товарищ Сталин, наши войска тоже хотят участвовать в штурме Берлина, а разграничительная линия между нами и фронтом Жукова не позволяет сделать этого.

Сталин, выдержав паузу, отреагировал тоже совершенно неожиданно:

— Хорошо. В случае упорного сопротивления противника на восточных подступах к Берлину, что наверняка произойдёт, и возможной задержки наступления 1-го Белорусского фронта 1-му Украинскому фронту быть готовым нанести удар танковыми армиями с юга на Берлин.

Вторым докладывал Жуков. В Москву он прибыл с двумя вариантами плана удара по Берлину.

В марте 1945 года совместными ударами в Верхней и Нижней Силезии фронты Жукова и Конева нанесли поражение главным силам группы армий «Висла». Группой армий командовал давний соперник Жукова генерал Хейнрици. Это он, в ту пору командующий 4-й полевой армией группы армий «Центр», искусно притормаживал наступление армий Западного фронта зимой 1942 года под Медынью, Юхновом и на Варшавском шоссе. Из его рук Жуков так и не смог выхватить Западную группировку 33-й армии и части десантных бригад. Весной 1945 года левое крыло фронта маршала Жукова и правое крыло фронта маршала Конева нанесли серьёзное поражение 3-й и 2-й танковым армиям группы армий «Висла». Восточная Померания была очищена от противника.

Тем временем армии, стоявшие на Одере, энергично расширяли захваченные плацдармы. Главным из них был Кюстринский. Его ширина позволяла сосредоточить на западном берегу крупную группировку. Именно с него в середине апреля на Берлин хлынут четыре полевые армии и 11-й танковый корпус — ударные силы первого эшелона фронта.

На юге в районе Франкфурта-на-Одере части 33-й и 69-й армий захватили небольшие плацдармы и надёжно удерживали их. На 3 апреля Жуков планировал проведение частной операции по объединению и расширению плацдармов и ликвидации франкфуртской группировки противника. Именно там, на южном плацдарме, он планировал разместить основную ударную группировку: 8-ю гвардейскую, 33-ю и 69-ю общевойсковые армии, а за ними во втором эшелоне — 1-ю и 2-ю гвардейские танковые армии. Таким образом, главный удар намечался с юга на северо-запад и запад, в обход Зееловских высот и каналов, которые закрывали путь на Берлин группировке, расположенной на Кюстринском плацдарме. Этот вариант удара значился как план «Б».

Но на совещании, когда определилась угроза опережающей атаки союзников, была поставлена задача покончить с берлинской группировкой и захватить Берлин как можно скорее, план «Б» не годился. Оставался план «А». Жуков знал, что его реализация потребует огромных усилий и жертв.

О плане «Б» Жуков во время встречи с Верховным и на заседании Ставки попросту промолчал.

Второго апреля 1945 года план наступления 1-го Белорусского фронта был окончательно одобрен с доработками и корректировками. Жуков позвонил генералу Малинину:

— Всё утверждено без особых изменений. Времени у нас мало. Принимайте меры. Вылетаю завтра.

Фраза: «Времени у нас мало» — по всей вероятности, была контрольной и означала, что работать надо по варианту «А».

На Кюстринском плацдарме сразу закипела работа.

Что касается разграничительной линии, то стоит заглянуть в воспоминания генерала Штеменко[185], в ту пору начальника оперативного отдела Генштаба: «Сталин пошёл на компромисс: он не отказался полностью от своей идеи, но и не отверг начисто соображений И. С. Конева, поддержанных Генштабом. На карте, отражавшей замысел операции, Верховный молча зачеркнул ту часть разгранлинии, которая отрезала 1-й Украинский фронт от Берлина, довёл её до населённого пункта Люббен (в 60 километрах к юго-востоку от столицы) и оборвал.

— Кто первый ворвётся, тот пусть и берёт Берлин, — заявил он нам потом».

Эта история не лишена драматизма.

Шестнадцатого апреля 1945 года к 5.25 артиллерийская подготовка на участке прорыва достигла наивысшей мощи. Огонь вёлся по заранее разведанным целям. «Внакладку» на огонь ствольной артиллерии работали дивизионы «катюш». Они били по опорным пунктам и узлам сопротивления первой и второй линий немецкой обороны. Артподготовка длилась около получаса. Затем огненный вал стал медленно перемещаться в глубину немецкой обороны. Пленные немцы потом говорили, что артподготовка длилась несколько часов.

Прожекторы, о которых часто пишут журналисты, в ту ночь во время первой атаки действительно применялись, но того эффекта, который от них ожидали, не произвели.

Самым трудным препятствием в начале боя ещё до подхода к Зееловским высотам стали многочисленные каналы. Их пришлось преодолевать 5-й ударной армии генерала Берзарина.

Это была мощная армия — четыре корпуса: два стрелковых, один гвардейский стрелковый и один танковый. Корпуса полные, трёхсоставные.

Военный историк Алексей Исаев в книге «Битва за Берлин» приводит данные о потерях 5-й ударной армии за первый день атаки Зееловских высот: «Только на одном мосту через канал Гаупт Грабен (1 км западнее Лечина) при восстановлении переправы было потеряно убитыми и ранеными 80 человек»; потери бронетехники — «4 Т-34, 1 ИС-2, 1 СУ-76 сгоревшими, 8 Т-34 и 16 ИС-2 подбитыми».

Уже в первый день наступления Жуков почувствовал, что артподготовка и налёты бомбардировочной авиации лишь повредили немецкую оборону, существенно не нарушив её. Небольшие вклинения не обещали необходимого прорыва. На плацдарме сосредоточились для рывка вперёд обе танковые армии. Но прорыва пока не намечалось, армии прогрызали оборону противника, насыщенную огневыми средствами, в том числе противотанковыми орудиями. И тогда Жуков, не дожидаясь прорыва, бросил в бой танковые армии. Они-то и прорвали немецкие порядки, начали кромсать и свёртывать фланги.

Советские штурмовые и бомбардировочные полки, действуя большими группами, в первые же дни нарушили коммуникации противника. Взлетели на воздух составы с боеприпасами и склады с горючим, с которых питались артиллерия оборонявшихся, танковые подразделения, пехота. Активность немецкой истребительной авиации, вопреки утверждениям некоторых исследователей, в первые дни битвы за Берлин была довольно высокой. В бой вступили новейшие истребители-бомбардировщики FW-190d-9 и реактивные «мессершмитты». Это было действительно новое оружие Гитлера, но переломить ход событий эти сверхновые самолёты уже не могли.

На земле противник тоже контратаковал. Из донесения штаба группы армий «Висла» в ОКХ[186]: «На направлении главного удара противника по обеим сторонам от шоссе Кюстрин — Мюнхеберг сильные вражеские части, поддержанные двумя группами танков, смогли оттеснить наши войска на несколько километров и закрепиться у Зееловских высот. Контрудар танковой дивизии “Курмарк” пока не принёс успеха. <…> На северном участке главного удара противника к востоку от Врицена враг сумел добиться вклинения глубиной 5 км. Из района вклинения его крупные подразделения, поддержанные танками, начали наступление в Северном и Южном направлениях с целью охвата оставшихся на линии фронта по обеим сторонам прорыва частей. Положение в этом районе в данный момент неясно».

Вечером 16 апреля Жуков докладывал Верховному: сказал о затруднениях, возникших в ходе наступления, и о том, что рубеж Зееловских высот раньше завтрашнего дня взять не удастся. Сталин ответил раздражённо:

— Вы напрасно ввели в дело 1-ю гвардейскую танковую армию на участке 8-й гвардейской армии, а не там, где требовала Ставка. — И, выдержав тяжёлую паузу, спросил: — Есть ли у вас уверенность, что завтра возьмёте зееловский рубеж?

— Завтра, 17 апреля, к исходу дня оборона на зееловском рубеже будет прорвана, — ответил Жуков. — Считаю, что чем больше противник будет бросать своих войск навстречу нашим войскам здесь, тем легче и быстрее мы возьмём затем Берлин, так как войска противника легче разбить в открытом поле, чем в укреплённом городе.

Будто не слыша Жукова, Верховный сказал:

— Мы думаем приказать Коневу двинуть танковые армии Рыбалко и Лелюшенко на Берлин с юга, а Рокоссовскому ускорить форсирование и тоже ударить в обход Берлина с севера.

Жуков чувствовал, что разговор будет непростым. Выдержав паузу, он сказал:

— Танковые армии Конева имеют полную возможность быстро продвигаться, и их следует направить на Берлин, а Рокоссовский не сможет начать наступление ранее 23 апреля, так как задержится с форсированием Одера.

Возможно, именно в те минуты Жуков особенно пожалел, что не представил Ставке план «Б». На Зееловских высотах немцы выстроили мощнейшую оборону. Теперь приходится прогрызать её массированным огнём артиллерии большой мощности и танками. И всё это оплачивать кровью пехотинцев, танкистов и самоходчиков.

— До свидания, — сухо ответил Сталин, никак не отреагировав на слова Жукова.

Семнадцатого апреля над Зееловскими высотами поднялся смерч огня и железа и не опадал целые сутки. Это было грандиозное и яростное сражение. Одни одолевали, но никак не могли прикончить врага. А другим уже нечего было терять, и они мужественно умирали в своих последних окопах.

Восемнадцатого утром рубеж кровавых Зееловских высот был, наконец, преодолён.

На военно-научной конференции в Группе советских войск в Германии, где подробно разбирались успехи и просчёты битвы за Берлин, командующий 1-й гвардейской танковой армией генерал Катуков сказал: «У меня под Зееловом обход обозначился на правом фланге, и я принял на себя тяжёлую ответственность: снял 11-й гвардейский танковый корпус и 8-й гвардейский механизированный корпус, прикрылся истребительной артиллерией, оставил две бригады у товарища Чуйкова, а ему сказал: “Я пошёл, если удачно — за мной”».

За 17 апреля танковые корпуса Катукова потеряли 19 единиц бронетехники сгоревшими и 27 подбитыми. В основном это были танки Т-34.

В одном из поздних интервью Катуков признавался: «Все, кто высунулся вперёд, моментально сгорели, потому что на высотах стоял целый артиллерийский корпус противника, а оборона немцев на Зееловских высотах сломлена не была».

Семнадцатого апреля Конев получил разрешение Ставки повернуть танки своих армий на север и атаковать южный обвод обороны Берлина.

Так началась гонка авангардов двух фронтов. «Кто первый ворвётся, тот пусть и берёт Берлин…» Эта фраза теперь набатом гудела в ушах и Жукова, и Конева.

Тем временем 61-я армия 1-го Белорусского фронта форсировала Одер. Армией с 1942 года командовал генерал Белов. Тот самый кавалерист Павел Алексеевич Белов, который постоянно выручал Западный фронт под Москвой, а потом завяз в окружении под Вязьмой, но успешно вышел оттуда, прорвав немецкие линии на Варшавском шоссе. Теперь дивизии генерала Белова энергично расширяли плацдарм на западном берегу Одера. Какой мучительно долгой оказалась дорога этой армии к Победе!

Двадцатого апреля Жуков телеграфировал командующему 2-й гвардейской танковой армией генералу Богданову: «2-й гвардейской танковой армии поручается историческая задача: первой ворваться в Берлин и водрузить Знамя Победы. Лично Вам поручаю исполнение.

Пошлите от каждого корпуса по одной лучшей бригаде в Берлин и поставьте им задачу: не позднее 4 часов утра 21 апреля 1945 г. любой ценой прорваться на окраину Берлина и немедля донести для доклада т. Сталину и объявления в прессе».

Командармы зачастую значительно корректировали приказы комфронта. Им на месте было виднее, что и как делать. Откорректировал приказ Жукова и генерал Богданов. 20 апреля его танки при поддержке пехоты 3-й ударной и 47-й армий двигались к пригородам Берлина. Армейская артиллерия уже начала деморализующий обстрел городских кварталов. Но бросать бригады вперёд без предварительной разведки и зачистки от противотанковых засад и фаустников Богданов не решился. «Ворваться» и «водрузить» — это было пока нереально и чревато лишними и неоправданными потерями. Он с этими экипажами воевал с сентября 1943-го, с Днепра, и бросать под огонь своих гвардейцев за день до окончания войны не хотел.

Жукову часто ставят в вину лобовой штурм Зееловских высот. К сожалению, в историографии это стало общим местом, которое почти не оспаривается даже приверженцами Маршала Победы.

Исследователь битвы за Берлин военный историк Алексей Исаев пишет, что под удар во время штурма высот попала в основном 8-я гвардейская армия Чуйкова. «С учётом корпусных частей и средств усиления потери 8-й гв. армии в прорыве одерского рубежа можно оценить в 12–13 тыс. человек. Некоторые дивизии “просели” до численности немногим более 3 тыс. человек». По подсчётам того же исследователя, 8-я гвардейская армия на высотах и обводных каналах потеряла сгоревшими и подбитыми 153 танка и самоходных артиллерийских установки. Общие потери бронетехники в войсках маршала Жукова с 16 по 22 апреля выглядят так: 531 танк и САУ — сгорело; столько же — 531 танк и САУ — было подбито; 94 танка и САУ вышло из строя по техническим причинам.

Именно на этом направлении немцы бросали навстречу огненному валу 1-го Белорусского фронта новые и новые резервные подразделения в надежде сбить темп атаки, погасить надвигающийся вал русских. В бой последовательно были введены танковая гренадерская дивизия «Курмарк», танковая дивизия «Мюнхеберг», 18-я и 25-я танковые гренадерские дивизии и дивизии СС «Нордланд» и «Недерланд». Всё это попало под русский смерч и было частично перемолото во время столкновения, а частично отхлынуло и растеклось по городским кварталам.