В Ровно

Ровно стал для меня городом приятных сюрпризов и счастья. Здесь я снова встретился с Евой, сюда один за другим приехали мои лучшие товарищи по Красногорску — Марци Сёни, Шандор Ихас Ковач и многие другие. Я даже не предполагал, что они, как и мы, тоже станут партизанами.

Несколько позже сюда приехали прямо из антифашистской школы Миклош Рекаи и Янош Маркович.

В городе, как и повсюду, были видны следы войны, особенно в районе железнодорожного вокзала, да и на улицах тоже. Ровно был узлом важных железных и шоссейных дорог. Еще несколько недель назад отсюда гитлеровцы направили на фронт большую часть своих резервов. Здесь, в Ровно, находилась резиденция гаулейтера Украины, кровавого палача Эриха Коха.

Загранбюро партии и Штаб партизанского движения Украины собрали в Ровно всех венгров, которые находились до этого в различных партизанских отрядах. Они прибывали в город небольшими группами одна за другой.

Из партизанского соединения дважды Героя Советского Союза генерал-майора Федорова прибыла группа Шандора Декана, все члены которой, за исключением одного товарища, после окончания Красногорской антифашистской школы ушли в партизаны. Вместе с ними в Ровно приехали Карой Прат, Лайош Шольт, Йожеф Фабри, Ференц Хидвеги и Йожеф Костолич. Группа эта увеличилась еще на одного человека: Золтан Тендаль дезертировал из хортистской армии и перешел на сторону партизан.

Из партизанского отряда, которым командовал польский полковник Становский, в Ровно приехали Янош Ёс Сабо, Мартон Сёни, Шандор Ихас Ковач (их возглавлял Дюла Рац). В этой же группе находились Дюла Уста и Шандор Хорват.

Вместе с группой Дюлы Раца в Ровно приехали доктор Иштван Геллен (врач из Будапешта) и доктор Иштван Ковач (адвокат). Эти товарищи служили в рабочей роте, откуда они дезертировали и перебежали к партизанам.

В партизанском отряде легендарного Ковпака воевал Иштван Габор, который был ранен и приехал в Ровно из киевского госпиталя.

Мы, выпускники Красногорской школы, очень радовались встрече, даже со смехом поговаривали о том, что теперь мы снова можем организовать хор, так как тут собрались лучшие наши певцы.

Командование поселило нас, венгров, в двухэтажной вилле неподалеку от замка. Кухня, канцелярия и склады размещались в замке.

После нелегкой боевой жизни нам казалось, что мы очутились в настоящем раю: отдыхай хоть весь день, гуляй по городу, разговаривай с друзьями.

Хорошо поужинав, мы вспоминали прошлое, рассказывали о том, кто как попал на фронт, а потом к советским партизанам. Особенно много приключений выпало на долю Иштвана Геллена и Иштвана Ковача.

Доктор Геллен в первый раз дезертировал из рабочей роты летом 1942 года и в Брянских лесах присоединился к отряду советских партизан, в котором уже действовала небольшая группа венгров.

Позже, когда гитлеровское командование провело ряд крупных операций против партизан, Геллен попал в плен к немцам, которые передали его венгерскому командованию.

Но в это время советские войска как раз предприняли наступление на венгерском участке фронта, и, воспользовавшись неразберихой при отступлении, Геллен сказал, что он посажен под арест за то, что отстал от своей части. Его направили в рабочую роту.

Доктор Геллен стал ждать удобного момента, чтобы снова дезертировать. Долго ждать ему не пришлось.

И снова ему помогло начавшееся наступление Советской Армии. В селе, где располагалась их рабочая рота, находилась гитлеровская артиллерия, поэтому роте было приказано чинить дороги и пути подъезда, а также оборудовать огневые позиции артиллерии.

Геллен и Ковач решили вечером сбежать из роты. Как решили, так и сделали. Они спрятались в доме украинца, с которым заранее договорились о том, что он спрячет их и сообщит об этом партизанам. Украинец спрятал дезертиров, а через два часа уже пришел с двумя партизанами. Геллен и его коллега очень обрадовались этому, хотя и не рассчитывали на столь быструю помощь.

Партизаны поздоровались с дезертирами, а затем увели их в дом, стоявший на околице. Дезертирам хотелось поскорее уйти из села, где было полно гитлеровских солдат и жандармов, которые могли в любой момент обнаружить их. Однако партизаны, судя по их поведению, нисколько не боялись гитлеровцев и чувствовали себя в селе как дома. А хозяева, к которым они пришли, сразу же начали печь и жарить, чтобы угостить партизан и их венгерских гостей.

Настроение поднялось настолько, что все даже запели.

Между тем бегство Геллена и Ковача было обнаружено, и жандармы начали разыскивать их. Однако партизан это нисколько не смутило. Когда обильный ужин подошел к концу, партизаны начали собираться в путь. Но тут они вспомнили, что им обязательно нужно достать пулемет, так как их пулемет сломался. Тут же было решено, что они, как только достанут пулемет, сразу же уйдут в лес.

Дезертиров от страха мгновенно прошиб пот. Но, к счастью, все обошлось благополучно: через полчаса они, улыбаясь, вернулись с пулеметом и заявили, что теперь можно и в отряд вернуться. Спустя некоторое время все четверо уже шагали по лесной тропке.

Так венгерские дезертиры попали в отряд к Дяде Пете, в котором насчитывалось несколько тысяч партизан. В отряде партизан приняли хорошо, но все же не без осторожности, хотя Геллен и рассказал о том, что он уже воевал в одном из партизанских отрядов. Партизаны же придерживались мнения, что человек, пришедший издалека, может сказать все, что захочет. Геллену и Ковачу пришлось выдержать испытательный срок. В течение шести недель им не давали оружия.

Группа, в которую они попали, тринадцать раз взрывала железнодорожную линию, идущую на Ковель. Все эти операции явились своеобразными докторскими диссертациями, после защиты которых им выдали по винтовке, а позже, как бы в поощрение, они получили по автомату и стали равноправными партизанами.

Когда же отряд Дяди Пети вышел на территорию, освобожденную частями Советской Армии, Иштвана Геллена направили в Ровно, поручив ему заняться снабжением города медикаментами. Геллен, конечно, обрадовался возможности приобщиться к медицине, но в душе его тянуло к партизанам. Все свое свободное время он проводил среди них, слушал их рассказы, мечтая о том времени, когда он вернется домой, в Венгрию, где, как ему казалось, тоже необходимо организовать и развернуть партизанское движение.

Нам, партизанам из отряда Наумова, было интересно услышать рассказ Шандора Декана.

А он рассказал вот что:

«Приехали мы в прифронтовое село, в котором расположился небольшой партизанский отряд.

Наш сопровождающий представил нас командиру отряда.

Так мы оказались в партизанском отряде, но еще по эту сторону фронта. Наши новые товарищи приняли нас по-дружески, они побеспокоились, чтобы мы ни в чем не нуждались.

На следующий день я, собрав весь свой запас русских слов, спросил у одного из партизан:

— А как мы перейдем через линию фронта?

— Очень просто. Сядем на телеги, запряженные волами, и переедем. Так мы и сюда попали с той стороны, — спокойно ответил нам партизан.

Мы недоуменно переглянулись, не поверив собственным ушам. На телегах с волами? Через линию фронта? Возможно ли такое?

Потом мы решили, что партизан просто-напросто подшутил над нами, а про себя подумали: «Не считайте, что мы такие желторотые и сразу же поверили вашим словам…»

Однако уже на следующий день мы убедились в том, что партизан и не собирался шутить. Во дворах действительно появились повозки, груженные боеприпасами, а в хлевах мычали волы.

Этот отряд привез на Большую землю больных и раненых и теперь собирался в обратный путь. Партизанская база находилась приблизительно в ста пятидесяти километрах за линией фронта, в тылу у гитлеровцев.

Через несколько дней мы тронулись в путь. Наш марш оказался совсем не таким, каким мы себе его представляли. Хлопали кнуты, скрипели повозки, медленно тащились волы. Так в пух и прах было развеяно мое представление о перелете линии фронта на самолетах, о прыжках с парашютом в тыл врага.

Мы двигались на запад по пустынной болотистой местности. Сплошной линии фронта здесь не было и в помине из-за непроходимой местности, во-первых, и из-за страха гитлеровцев перед партизанами, во-вторых. Огромные леса в тех местах контролировались партизанами, лишь кое-где имелись небольшие гитлеровские гарнизоны, охранявшие дороги или более или менее важные стратегические пункты. Располагались они, как правило, на опушках леса, так как углубляться в лес гитлеровцы не осмеливались. На это у фашистов не хватало сил уже в 1942 году, хотя Гитлер неоднократно приказывал им очистить эти места от партизан.

Несмотря на это, наш путь не был безопасным. Порой мы так близко проходили от опорных пунктов противника, что слышали их речь и игру на губной гармошке.

В такие моменты мы шли в полной тишине. Мы берегли боеприпасы, которые несли с собой. Однако двигались мы в постоянной готовности вступить с гитлеровцами в бой.

Через несколько дней пути мы оказались зажатыми между двумя огромными непроходимыми болотами, которые разделялись узенькой тропкой. По ней с трудом могла проехать повозка.

Слева и справа от тропки виднелись укрепления из бревен и земли. Сначала мы подумали, что это оставленные гитлеровцами бункеры, но вскоре поняли, что прибыли в конечную точку нашего пути, так сказать, к «воротам», которые вели на партизанскую базу.

В каждом дзоте стояло по противотанковой пушке и по пулемету. Нам навстречу вышли партизаны. Километрах в двадцати пяти отсюда располагалась и сама партизанская база.

Сразу же после прибытия на базу мы встретились с генерал-майором Федоровым, который как раз находился на совещании секретарей подпольных райкомов и командиров партизанских отрядов. Федорову сообщили о нашем прибытии, и он в перерыве совещания принял нас. Сначала он прочитал письмо, которое мы привезли ему из Москвы, а затем по очереди представил нас членам парткома и будущим нашим командирам. Мы сразу же поняли, что являемся очевидцами событий, которые надолго останутся в нашей памяти.

Федоров был в форме генерала Советской Армии; я же видел в нем не столько партизанского полководца, сколько крупного партийного работника.

Атмосфера была чем-то похожа на нашу подпольную.

Никогда не забуду, как товарищ Федоров сказал:

— Вы сражаетесь не только за свободу советского народа, но и за свободу собственного народа.

Я ответил Федорову, что каждый член нашей группы гордится тем, что принимает участие в этой борьбе.

Совещание продолжалось, а о нас позаботился командир разведчиков. Он пригласил нас к себе, щедро угостил, а уж потом познакомил с жизнью партизанской базы.

Партизанская база — это целый земляночный город со своими «улицами» и «площадями». Каждое подразделение располагалось в своем, специально отведенном для этого районе. Это были самые настоящие землянки, обшитые тесом, сверху перекрытые бревнами, на которые потом насыпался слой земли. Очень большое внимание обращалось на маскировку, чтобы противник с воздуха не мог заметить ничего подозрительного.

Наш командир провел нас по базе, все показал.

— Вот это — баня, вон там — госпиталь, а вон там, чуть подальше, — ружейная мастерская, левее ее — колбасный завод… — объяснял он, широко улыбаясь.

Во всем городке царили военный порядок и чистота. В районе каждого подразделения висела стенная газета, из которой можно было узнать о жизни подразделения или прочесть последнюю сводку об успешных боях Советской Армии.

Ветераны-партизаны рассказали, что эта партизанская база была одной из первых. Появилась она вскоре после начала войны. Позже возникли и другие базы, но одни из них прекратили свое существование, другие слились вместе, третьи были захвачены гитлеровцами. Однако эту базу фашистам так никогда и не удалось обнаружить, хотя гитлеровские самолеты очень часто кружили над ней. Густой лес строго хранил партизанскую тайну, не выдавали ее ни болота, ни партизаны, с которыми мы встречались. Со временем база еще больше расширилась и превратилась в центр партизанского движения на Черниговщине.

В этом своеобразном миниатюрном советском государстве функционировали партийные и комсомольские организации, регулярно проводились партийные собрания, на которых обсуждались все актуальные вопросы.

Вечером нас ожидал приятный сюрприз. Наши новые друзья — партизаны дали в нашу честь концерт самодеятельности, в программе которого были и песни, и танцы, и музыкальные номера. Раздольные русские песни сменялись певучими и мелодичными украинскими. Мы так расчувствовались, что сразу же вспомнили свой дом, семьи и невольно подумали о том, придется ли нам спеть свои песни в кругу родных и близких.

Партизаны настоятельно просили нас спеть им что-нибудь. Карчи Прат запел свою любимую песню «Журавли». Мы, как могли, подпевали ему. Партизаны внимательно слушали нас, а потом долго аплодировали. И только комиссар заметил, что, по его мнению, эта песня больше похожа на эстрадную, чем на народную, и хорошо, если бы мы спели что-нибудь по-настоящему народное.

Мы смутились и спели несколько народных песен, чтобы исправить впечатление.

Через неделю мы уже познакомились с незамирающей ни на минуту многогранной жизнью партизанской базы. Каждый день одна или несколько бригад отправлялись с базы на выполнение очередного боевого задания, с которого возвращались обычно спустя несколько недель. Оказавшись на отдыхе, партизаны чинили и чистили свое оружие, снаряжение и готовились к новым боям. Мы там научились владеть различными видами партизанского оружия.

А вскоре наша бригада получила первое боевое задание — подорвать железнодорожную линию. И для нас началась обычная партизанская жизнь».