Жди меня

В двери самолета один за другим исчезали партизаны. Пишта вошел в самолет последним, оглянулся, помахал мне рукой и что-то крикнул по-русски. Моторы уже работали, и я не столько услышала, сколько по движению его губ поняла, что он сказал:

— Жди меня!

Расставаясь даже ненадолго, мы всегда говорили друг другу эти два слова: «Жди меня!», говорили с тех пор, как прочли ставшее таким популярным стихотворение Константина Симонова.

Дверь захлопнулась, моторы взревели, и самолет, пробежав по земле, плавно взмыл в воздух.

Оставшиеся члены группы и провожающие с печалью смотрели вслед быстро уменьшающемуся самолету. Каждый невольно думал о том, что ждет там ребят и придет ли от них завтра радиограмма.

Обратно в партизанскую школу ехали молча. Всю ночь я почти не спала, часто выходила во двор и смотрела на звездное небо.

«Погода хорошая, — думала я, — быть может, они приземлятся благополучно».

Утром оставшиеся ребята из группы первыми вышли во двор, чтобы увидеть товарища Ногради и узнать от него новости.

Товарищ Ногради приехал из Киева только в полдень, и по выражению его лица мы поняли, что ничего хорошего он нам сообщить не может.

— Пока ничего нет, — сказал он, — но носа не вешать!

Нам ничего не оставалось, как ждать. И мы ждали, однако никаких известий от группы Пишты не было ни на следующий день, ни на третий, ни на четвертый.

Каждый второй день я ездила в Киев в штаб, где вместе со знакомыми радистами прослушивала эфир. Пишта молчал.

Меня успокаивали, как могли, говорили, что если за неделю Пишта не выйдет на связь, то туда пошлют разведывательный самолет с двумя радистами и рацией, так как вполне возможно, что у них просто вышла из строя рация, а в таких случаях в группу забрасывают новых радистов.

Два раза в район выброски группы Пишты вылетал специальный самолет, но возвращался ни с чем.

Не было никаких известий и от группы Сёни. Группа Усты установила с Центром регулярную связь. Они уже действовали, хотя их постоянно преследовали жандармы. Однако, несмотря на это, им удалось создать базу, и они ждали выброса других парашютистов. Поскольку это была единственная группа, которая могла принять самолет, командование решило забросить на ее базу вместе с оставшимися от группы партизанами еще одну группу, которую возглавлял советский партизан Прищепа. В ее составе насчитывалось двадцать два советских и венгерских партизана.

Вылет назначили на 25 августа. Летели сразу три самолета. На одном самолете — группа Шандора Хорвата, на двух других — партизаны Прищепы и снаряжение. У Прищепы политкомиссаром был назначен Балаж Борхеди, а помощником по разведке — Анатолий Сейфулин. В эту группу входили венгры Иштван Шаламон, Ласло Борку, Золтан Уличини, Имре Хас, Ференц Шуйер и Йожеф Сабо.

Группе Прищепы было приказано сесть на базе Усты, а затем двигаться в Трансильванию.

Пролетая над линией фронта, самолет попал в зону огня зенитной артиллерии противника, однако сумел благополучно выйти из нее.

Группа Усты обозначила район выброски партизан кострами и зелеными ракетами. Самолеты летели один за другим. Были выброшены две группы. В ту ночь дул сильный ветер, и многие партизаны повисли на деревьях.

Прищепа и сам повис на дереве. Неожиданно он услышал звук взрыва и выстрелы. Решив, что они попали в засаду, он, не долго думая, обрезал стропы и упал на землю, однако расстояние до земли оказалось большим, и он сломал себе несколько ребер. Подобные увечья получили еще несколько человек.

Третий самолет упал на землю примерно в километре от места высадки, взорвался и сгорел. Произошло это на горе Мартинский Камень у отметки 697.

Из группы Прищепы в живых осталось девять человек, остальные погибли при аварии.

Комиссар Шандор Хорват тоже повис на дереве, но сумел благополучно спуститься. Ребята сразу же позаботились о Прищепе, радистка Маруся перевязала командира. Советский партизан по имени Петр, ранее служивший матросом на флоте, вызвался носить командира на спине до тех пор, пока тот не выздоровеет. Остальные ребята запротестовали, так как командир был не из легких, и предложили нести его по очереди.

Вскоре группа собралась в условленном месте, но многих не хватало. Услышав сильный взрыв, партизаны поняли, что это взорвался один из их самолетов, и немедленно отправились на его поиски. Прошло несколько дней, прежде чем они отыскали обломки самолета. Постояли на том месте, низко опустив головы, и пошли дальше.

26 августа 1944 года в Центре была получена радиограмма:

«Самолет прибыл в пункт назначения на час раньше положенного времени. Люди и грузы сброшены на лес. Еще не все отыскались. Поиски продолжаем».

А 27 августа 1944 года Уста послал в Центр радиограмму следующего содержания:

«Из группы Прищепы ранен при приземлении Легуцкий, из группы Усты — Кёвечеш, Секеи и Орос. На их выздоровление потребуется две-три недели. Потерялись радист Костельников и рядовой Гладченко. Из группы Усты отсутствует Лацко. Люди и грузы сброшены на лес».

К сожалению, эта неудачная высадка создала серьезные осложнения. Большая часть партизан из группы Прищепы летела в самолете, который и разбился. Поэтому о рейде в Трансильванию не могло быть и речи. Остаток группы Прищепы влился в группу Усты.

31 августа группа Усты послала в Центр следующую радиограмму:

«Самолет потерпел катастрофу, разбились четырнадцать человек. Все сгорело. Взрывчатка взорвалась вместе с самолетом. Всего нами найдено и подобрано семь мешков с оружием и боеприпасами. Двое партизан тяжело ранены, жизнь их в опасности. Наша группа состоит из двадцати шести человек».

Несмотря на трудности, объединенная группа Усты — Прищепы начала действовать. Часть запасного оружия и боеприпасов была спрятана, а сами партизаны ушли из района высадки, так как его начали прочесывать жандармы и солдаты противника.

По прибытии на новую базу партизаны несколько дней посвятили разведке и подготовке к боевым действиям, во время которых каждому бойцу были разъяснены задачи и цели предстоящей операции.

Особенно ценным при проведении подготовки оказался богатый боевой опыт Прищепы, который доходчиво объяснял бойцам, как им следует действовать.

После двухнедельного пребывания партизан на базе разведка донесла, что гитлеровцы сожгли близлежащее село Чернипоток за то, что его жители якобы скрывали партизан. Партизаны решили напасть на поджигателей и отомстить им за варварство, показав одновременно местным жителям, что они защищают их и от гитлеровцев, и от венгерских фашистов.

Неожиданно напав на гитлеровцев, партизаны принудили их к бегству.

Тем временем численность группы сильно выросла: в конце августа — начале сентября группа уже насчитывала более ста человек. Каждый день из соседних сел в отряд приходили молодые парни, которые, получив призывные повестки, предпочли уйти в партизаны. В отряд вступило много советских солдат, которым удалось бежать из гитлеровского плена. В начале сентября в отряд влилась группа бежавших из немецкого плена грузин и татар.

Первую крупную операцию провела группа партизан, состоявшая из двадцати пяти человек, которая осуществила дерзкое нападение на группу карателей из двухсот человек. Используя фактор внезапности, партизаны перебили многих карателей, а остальных обратили в паническое бегство.

После этого случая группа начала вести более активные действия: постоянные нападения на противника чередовались с минированием железной дороги и других вражеских объектов, с уничтожением военных машин.

Вскоре объединенная группа Усты — Прищепы стала называться партизанским отрядом имени Ракоци. Поскольку отряд был довольно подвижным и появлялся то в одном, то в другом месте, о нем пошли слухи, которые население раздуло настолько, что противник думал, что имеет дело с партизанским соединением в несколько тысяч человек. Гитлеровское командование начало с беспокойством следить за деятельностью отряда имени Ракоци, а затем потребовало от венгерских властей расправиться с ним. Генерал от жандармерии Фараго запланировал проведение карательной операции против партизан, в которой были задействованы почти две тысячи солдат, самолеты и танки. Местность, на которой находились партизаны, была блокирована, чтобы задушить их голодом. Партизанам действительно пришлось поголодать. Однако они так искусно маневрировали, что Фараго так и не удалось настичь их и уничтожить.

Тем временем в партизанской школе были подготовлены новые группы десантников-партизан. 7 сентября в район Айначкё улетела группа под командованием Кузнеца и Молонтаи. Еще три группы ожидали приказа на вылет: группа Яноша Марковича — в район Мишкольца, группа Палашти и Харшани (Хорвата) — в район Озда и группа Йожефа Шоймоши — в район Шальготарьяна. Однако обстановка в ту пору менялась так быстро, что места выброски этих групп тоже пришлось изменить.

Оставшиеся товарищи из группы Иштвана Декана должны были лететь в Венгрию с группой Миклоша Рекаи. Дополненная несколькими советскими партизанами, эта группа стала самостоятельной единицей.

Однажды Шандор Ногради вызвал к себе Яноша Марковича и спросил, нет ли у него желания присоединиться к оставшейся части группы Декана, которая со дня на день должна вылететь в Трансильванию.

Маркович с радостью согласился, но заметил, что его группа должна была вылететь в район Мишкольца.

— Все это верно, — согласился с ним Шандор Ногради, — есть у нас такой план, но пока мы воздерживаемся посылать туда группу. Мы уже забрасывали в горы Бюкк одну группу, но от нее до сих пор нет ни слуху ни духу: возможно, что ее уничтожили. Мы же из этого сделали вывод, что в промышленных районах служба контрразведки у противника поставлена лучше.

Затем Ногради сообщил Марковичу необходимые данные, добавив, что он назначается политкомиссаром группы. Главной задачей является розыск оставшихся товарищей из группы Декана и присоединение к ней. Если же они смогут создать надлежащие условия для приема новой группы с Большой земли, то их усилят и людьми, и оружием, и тогда они будут способны проводить более серьезные операции.

Миклоша Рекаи, командира группы, Маркович знал еще по Красногорску. Однако он очень быстро познакомился и с другими товарищами по группе: с Яношем Поларом, Жигой Папом, Шани Месарошем, Яни Ачем, Яношем Кишем и Дьёрдем Оросом.

Всего в группе было тринадцать человек. Кроме перечисленных выше венгров в нее входили пять советских партизан.

Вылет группы Рекаи был назначен на 20 сентября. Снова прощание, снова шутки:

— Ну теперь-то вы улетите или снова вернетесь в школу?

Я провожала группу на аэродром. Янош Маркович, прежде чем посадить людей в самолет, внимательно осмотрел его изнутри, а затем потребовал гигиенические пакеты. Пакеты ему не дали, поскольку их не было, зато показали, где стоит ведро.

Я долго думала о том, что мне передать Пиште через Рекаи, но так ничего и не придумала. И вдруг решила послать кусочек пенькового шнура: в группе Декана он слыл шутливым символом. Завернув кусок шнура в бумагу и перевязав ее шпагатом, я попросила Рекаи: Отвези это Пиште от меня.

Рекаи положил маленький сверточек в карман и сказал:

— Обязательно передам, а до тех пор он будет нашим талисманом.

Теперь я стала ждать известий от группы Рекаи.

Вот что писал Миклош Рекаи в своем дневнике:

«Меня вместе с начальником штаба вызвали в Киев в штаб партизанского движения Украины, где мы получили приказ на вылет.

Началась тщательная подготовка. На карте было отмечено место, где нам предстояло приземлиться. Надо было сделать так, чтобы все в группе хорошо запомнили место встречи, пароль, отзыв и многое другое. Немаловажную роль играла подгонка обмундирования и снаряжения.

Непосредственно перед вылетом мы еще раз повторили задачи, которые перед нами поставило командование. Нам надлежало сесть на том самом месте, где садилась группа Декана, чтобы разыскать ее следы или хотя бы узнать о ее судьбе.

Затем нам нужно было подобрать место для создания партизанской базы и, возможно, площадку для посадки самолета, иначе говоря, место для полевого аэродрома. Одновременно с этим мы должны были вести пропагандистско-агитационную работу, восстанавливать местное население против немецких и венгерских фашистов и по мере возможности вербовать в отряд добровольцев. Таковы были основные задачи, которые поставило перед нами командование.

Жена Пишты Декана Ева была все время с нами. Она очень беспокоилась о нем и с нетерпением ожидала нашего вылета, надеясь, что мы по радио сможем передать в Центр что-нибудь о ее муже.

День шел за днем, а приказа на вылет все еще не было.

И вот настало 20 сентября 1944 года. Тепло, солнечно. Вокруг все зеленеет. Во дворе школы необычное движение. Сегодня вечером отправляется одна из групп. Мы быстро собираемся, рассовываем по рюкзакам небольшие боеприпасы, батареи для раций и консервы. Во двор въехало несколько машин, и среди них наш грузовик. Снова прощание, шутки по нашему адресу: улетим мы или не улетим. Мы тоже смеемся, хотя в душе нам не до смеха. Волнение нарастает. Сегодня мы вылетаем и этой же ночью приземлимся там, где мы никогда не были, там, где пропала целая группа наших товарищей. Как и куда? Этого мы не знаем. Эти и подобные мысли бродят у нас в головах, не давая покоя. Мы садимся в грузовик, и он выезжает со двора школы. Едем по уже знакомой нам дороге. Снова аэродром, знакомые лица — летчики, командиры… Нам раздают парашюты, а это значит, что сегодня мы на самом деле летим. Пилоты помогают нам одеться, они спешат. Погода хорошая, безветренная, небо безоблачное и голубое. Снова, прощаемся. В кармане брюк скользят маленькие бутылочки — сердцеукрепляющее. У нас проверяют правильность крепления парашютов. Все оказывается в порядке, и нас ведут в самолет. Ревут моторы. Ничего не слышно. Нам машут товарищи, оставшиеся на земле. У них обеспокоенные лица…

Самолет разбегается и уже летит. С высоты и дома, и реки кажутся игрушечными. Самолет набирает высоту, и скоро нас окутывает темнота. Самое опасное и трудное для парашютиста — это приземление. Мы договорились между собой, что паролем и отзывом для нас будут русские числа. Один называет любое число, а другой прибавляет к нему число «пять» и дает ответ. Это и будет означать, что человек свой. Запомнить пароль просто, он нравится всем.

Пока мы договаривались об этом, еще больше стемнело. Время от времени кто-нибудь из пилотов выходит из кабины к нам. Скоро линия фронта. Вот уже гитлеровцы обстреливают наш самолет. Зрелище красивое, но неприятное. Яни Маркович каждый раз немного отодвигается от окошка, когда ночное небо за ним прочеркивает огненная трасса. Правда, вскоре он понимает, что это не поможет. Но наш самолет ведут опытные пилоты. Командира экипажа зовут Никитой. Он уже не раз забрасывал партизан в глубокий вражеский тыл, и пока его еще ни разу не сбили. Вот и сейчас он неожиданно берет вверх — пытается уйти от лучей мощных прожекторов. Стоит самолету хоть на миг попасть в сноп луча прожектора, как Никита мгновенно бросает машину вниз, чтобы уйти от луча. Игра прямо-таки захватывает дух. Даже те из нас, кто задремал от усталости, проснулись.

Проходит еще несколько минут, и к нам снова выходит пилот.

— Ну как, хорошо было? — заботливо спрашивает он. — Ничего, скоро вы будете дома. — Он смотрит на часы. — Только не спешите, еще успеете. Закрепите на себе хорошенько оружие, сапоги, патронные сумки, чтобы ничего не оборвалось во время прыжка.

Мы проверяем друг у друга оружие и все остальное. Оказалось, что только один Шани Месарош не привязал сапоги шпагатом к поясу.

— Этак ты, Шани, на земле окажешься без сапог! Привяжи сейчас же!

Настроение хорошее, все смеются. Никто не думает о том, какие опасности могут нас ждать на земле.

Из иллюминатора видно изумительно красивое небо, украшенное крупными звездами, которые кажутся совсем-совсем близкими. Около двадцати трех часов к нам снова выходит пилот и спрашивает:

— Ну готовы? Через несколько минут загорится красная сигнальная лампочка, это будет означать, что мы над целью. Постарайтесь прыгать так, чтобы вас разбросало не очень далеко друг от друга. Прыгайте плотно — это в ваших же интересах. Запомните!

Мы выстроились в самолете прежде, чем загорелась сигнальная лампочка. Один из пилотов открыл дверь. Пересчитал количество карабинов от парашютов, защелкнутых на проволоке. Их только тринадцать, а где же четырнадцатый? Быстро находит и защелкивает его. Слегка отчитал четырнадцатого, ведь у него парашют мог не раскрыться.

Я стою прямо у двери. Хорошо, что пилот посоветовал нам как следует закрепить шапки, а то их уже сейчас сорвало бы ветром. На нас теплые шапки с ушами, которые мы завязываем под подбородком. Пилот обнимает меня и целует. Самолет неожиданно кренится на бок. Пора!.. Мгновение — и я чувствую сильный толчок. Где это я? Оглядываюсь. Вокруг звездное небо и удивительная тишина. Чувство такое, что ты летишь вверх, а не вниз. Странное, необъяснимое чувство. Голову давит стропами, и я освобождаюсь от них. Теперь все хорошо, словно на качелях качаешься. Я еще раз осматриваюсь. Красота такая, что я на миг забываю о том, что сейчас будет самое сложное — приземление. Мимо меня пролетело два парашюта, и снова тишина. И вдруг я замечаю на земле какие-то огоньки. Что это?! Уж не на село ли я падаю?

Навстречу мне, словно большие слоны, приближаются какие-то черные пятна. Я всматриваюсь до боли в глазах и вижу, что это темнеют купы громадных деревьев. Не успел я осознать это, как уже оказался на земле. Тяжелый момент на этот раз был не таким тяжелым. Мне просто повезло: я приземлился на заросший высокой травой луг с мягкой почвой. В нескольких метрах от меня — огромные деревья. Чуть дальше — обрыв к речке.

Стоит только оказаться на земле, как в голове уже бьется тревожная мысль: «Где я? Нет ли поблизости противника?» Сразу же освобождаю от веревок автомат, чтобы можно было вести огонь. Но кругом тихо. Теперь нужно быстро отстегнуть парашют и спрятать его. Так нас учили. На земле парашют предательски белеет и виден издалека. И тут я услышал какой-то шум. Посмотрел в ту сторону и увидел, что там возится с парашютом кто-то из наших. Выходит, нас уже двое, да еще с самой первой минуты… Стоит человеку только почувствовать, что он не один, как сил у него сразу же прибавляется.

Вдвоем мы быстро собираем парашюты и прячем их в густых кустах. Сейчас в лесу темно, и это нам на руку. Действовать нужно расторопно, чтобы все собрались вместе еще до рассвета. Это самое трудное, но и самое необходимое.

Мы отправились на поиски товарищей. Вскоре нас стало уже трое. Снова радость, снова тебя охватывает необъяснимое чувство, которое человек может пережить только на чужой территории за линией фронта. В темноте шли медленно, то и дело спотыкались. Кругом все чужое, незнакомое. До рассвета нужно во что бы то ни стало разыскать остальных. Как только рассветет, мы должны спрятаться где-нибудь и затаиться до темноты. У партизан есть такое правило.

Снова какой-то шорох. На миг мы все замираем. Еще наш! Нас уже четверо.

Постепенно начинает рассветать. Не хватает только двух товарищей: Шани Месароша и нашего пулеметчика Яноша Ача. А время торопит. Мы не можем долго оставаться на открытой местности. Через несколько минут направляемся в лес, в самую его чащу. Что же с теми двумя? Мы прячемся, но не прекращаем наблюдать за поляной: смотрим в бинокль, обшаривая метр за метром. Нигде никого. Это хорошо, так как означает, что поблизости нет противника. Наши ребята отдыхают. Не спят только выделенные наблюдатели. Медленно текут минуты, проходит час. Вот уже и совсем рассвело. Вдруг один из наблюдателей образованно шепчет:

— А вон идет Шани!

Все тотчас просыпаются. Теперь и я его вижу. Через поляну без сапог и рюкзака бредет Месарош. Когда он подходит к нам ближе, нас душит хохот. Шани все же пренебрег нашим советом: он не привязал сапоги к ремню, и, когда в момент раскрытия парашюта его сильно дернуло, они соскочили с ног. То же самое произошло и с рюкзаком.

Мы все смеемся, обнимаем его. Главное, что он жив.

Теперь в нашей группе не хватает лишь одного товарища. Это всех нас беспокоит, и мы ломаем себе головы, где же он может быть.

На поиски последнего товарища отправляются трое. Они краем леса обходят большой луг. Ач не может быть далеко, так как погода безветренная и его вряд ли отнесло далеко в сторону.

Тем временем наши радисты уже действуют: раскидывают антенну, настраивают рацию. Судя по их лицам, рация в полном порядке. Это для нас очень важно, так как сейчас это единственное, что связывает нас с внешним миром.

Сеанс радиосвязи начался. Мы напряжены до предела. На лицах радистов застыло волнение. Но связь уже установлена. Теперь важно каждое слово, переданное и принятое. Радиосеанс длится всего десять минут. Передача закончена, и все тесно окружают радистов. Командир шлет нам привет и желает успешных действий. Сегодня вечером будет еще один сеанс радиосвязи.

Яркое солнце заливает местность. Жизнь в горах оживляется. Пастухи выгоняют на пастбища овец. Мы впервые встречаемся с ними. Уверены в том, что пастухи нас не выдадут. В тот же день происходит наше знакомство с ними. Пастухи быстро понимают, что мы за люди и зачем пожаловали в их края. Им до чертиков надоела эта война. Они боятся и гитлеровцев, и венгерских жандармов.

Под вечер один из наших наблюдателей докладывает:

— На черной лошади вижу Яни Ача!

Хватаемся за бинокли и видим, что по лугу верхом на лошади действительно едет Яни Ач. Сначала мы засмеялись, но скоро сообразили, что он не просто джигитует на лошади, а, по-видимому, не может идти.

Через несколько минут выясняется, что Янош пострадал при приземлении. Он рассказал, что его парашют зацепился за ветки высокого дерева. Повисев так несколько минут, Яни обрезал стропы и полетел с дерева на землю. Упал он неудачно и повредил не только ногу, но и поясницу.

Наконец вся группа в сборе. Ранен один Янош Ач. Теперь необходимо его так спрятать, чтобы не смогли найти никакие жандармы.

Помогли местные пастухи, показав заброшенный сарай с сеном. Но Ач не хотел оставаться в нем один. Мы с трудом уговорили Ача, заверив, что не только не бросим, но будем ежедневно навещать его и заботиться о нем. Нога у бедняги так опухла и болела, что он не мог на нее даже ступить.

С помощью карты и пастухов нам удалось точно определить свое местонахождение. Пилот Никита оказался великолепным знатоком местности и сбросил нас в нужном месте. Точнее и днем не сбросишь!

Глядя на карту, определяем, что находимся недалеко от Марамарошсигета, на горном плато Пояна Татаруя. Поблизости нет ни крупных сел, ни городов, лишь в долине расположены два маленьких села, а это значит, что мы в относительной безопасности.

День прошел спокойно. Темнело, когда наши радисты снова вышли на связь с Центром.

У каждого из нас была в рюкзаке килограммовая банка мясных консервов. Решили ежедневно съедать по одной. Договорились о смене наблюдателей так, чтобы каждый из бойцов мог хорошенько отдохнуть. Первые дни прошли спокойно. Видимо, нас не обнаружили.

На следующий день снова встретились с пастухами, спросили их о том, не видели ли они в этих местах партизан примерно месяц назад, и, к нашей радости, услышали, что видели. Больше того, пастухи так описали нам одного из них, что у нас не осталось никаких сомнений в том, что это был Декан. К сожалению, пастухи не знали, куда он ушел. За месяц уйти можно очень далеко. А в таких лесах найти человека не так-то легко.

Радисты передали в Киев, что мы нашли след группы Декана. Этим самым мы уже выполнили первое задание командования. Вот только выполнить просьбу Евы мне пока не удалось».

Рекаи потом рассказывал, что пастух, принесший известие о Декане, устроив Яни Ача в убежище, приносил раненому партизану еду. А группа Рекаи тем временем уже проводила разведывательную работу. Разбившись на небольшие группы, партизаны расходились в разные стороны, но, выполнив задание, всегда возвращались на сборный пункт.

Скоро партизаны стали замечать в лесу местных жителей с туго набитыми едой самодельными сумами, что говорило о том, что люди ушли в лес на несколько дней. Партизаны очень скоро подружились с ними.

В тот период гитлеровцы все чаще и чаще рассылали призывные повестки и молодым, и старикам. Последние, не дожидаясь повесток, уходили в лес. Сначала они не признались, что, по сути дела, являются дезертирами, но, подружившись с партизанами и убедившись в том, что их бояться не стоит, рассказали все откровенно.

Все это свидетельствовало о том, что среди местного населения все больше росло недовольство войной. Дело дошло до того, что партизанам уже не нужно было заботиться о питании, так как жители сами охотно отдавали им все, что имели. Миклош Рекаи считал, что настало время запросить из Киева новую группу партизан, запасы мин и боеприпасов, после чего группа смело сможет перейти к проведению серьезных операций.

Партизанской группе помогали румыны дезертиры, у которых, правда, не было еще оружия, но которые прекрасно знали людей и местность.

Обстановка складывалась так, что партизанские действия можно было проводить в нескольких направлениях: в районе Тисы, в шахтерском районе и вдоль железных дорог. Вскоре партизанам сообщили из Центра, когда именно следует ждать выброски новой группы.

Они начали активно готовиться к ее приему. Выбрали подходящую поляну, наметили на ней места для сигнальных костров.

В это самое время разведывательная группа Марковича натолкнулась в лесу на восьмерых сбежавших с фронта венгерских солдат. Дезертиры, оказавшись в кольце вооруженных солдат в венгерской форме, перепугались, решив, что попали в ловушку.

— Кто вы такие и что здесь делаете? — спросил Маркович ошеломленных беглецов.

— Мы солдаты, — ответили они.

— Солдаты? А где ваше оружие?

— Оружие мы сдали, а сейчас направляемся к себе в часть.

— Покажите документы!

Солдаты еще больше растерялись, так как у них не было документов.

Маркович уже догадался, с кем имеет дело, однако продолжал задавать вопросы:

— Почему вы сбежали из части? Так-то вы защищаете родину?

— Русские все равно победят, а на фронте сейчас такое трудное положение…

Тут к ним подошли командир группы Миклош Рекаи и советский партизан Василий, оба в русских меховых шапках-ушанках.

Увидев их, дезертиры наконец поняли, среди кого они находятся, и с облегчением вздохнули. Разговор пошел уже иной.

Партизаны рассказали беглецам, что война идет к концу, что скоро сюда придут войска Советской Армии, после чего жизнь здесь станет совсем другой. Яни Киш, Шани Месарош и другие венгерские партизаны начали тут же объяснять дезертирам, что еще не так давно и они служили в хортистской армии, но, прозрев, поняли, где их место, и добровольно пошли в партизаны.

— Оставайтесь с нами, — предложил Маркович венграм.

Однако те пожали плечами, а один из них ответил:

— Домой нам нужно, дел там полно: картошка не выкопана, кукуруза не собрана, жены ждут с детишками.

— Поймают вас жандармы, отдадут под военный трибунал, как только вы окажетесь дома, — заметил комиссар группы.

— Спрячемся в подвалах, места уже подготовлены, — ответил беглец.

После долгих бесед трое из восьми венгров перешли в отряд, а остальные упрямо стояли на своем.

— Я два месяца не видел семью, — сказал один из беглецов.

— Мы свои семьи по два года не видели, — усмехнулся Маркович, — и все же сражаемся за свободу.

— Все это хорошо, — засмущался солдат, — но мы достаточно повоевали, тем более что война и так уже заканчивается. Если до сих пор мы остались в живых, так стоит ли теперь рисковать жизнью? Как-нибудь пересидим, переждем в погребе…

Их не стали задерживать, и они ушли.

Партизаны были довольны и тем, что трое из восьми венгров все же остались с ними.

В указанный день вся группа расположилась вокруг горного плато, на которое должны были спуститься парашютисты новой группы. В положенное время разожгли сигнальные костры. Вскоре услышали рокот двухмоторного самолета. Но тут, как назло, на землю опустился такой густой туман, что ничего не было видно в нескольких метрах. В горах такое часто случается. Самолет покрутился над плато, но, не увидев сигнальных огней, улетел, так и не сбросив группу.

Партизаны были разочарованы. На следующий день радисты вышли на связь с Центром и узнали, что группа не была выброшена из-за сильного тумана и что ее выбросили в Словакии, где партизаны тоже ждали подкрепления. «Да теперь это не столь уж важно, ведь через несколько дней у вас будут советские войска», — было сказано в утешение партизанам.

Приблизительно в это же самое время группа Иштвана Декана находилась возле населенного пункта Гутфалва.

Однажды Флориш заметил довольно большую группу людей — человек пятьдесят — шестьдесят, — поднимавшуюся в горы. Партизан они не видели. Декан начал наблюдать за ними в бинокль: все, преимущественно это были пожилые бородатые мужчины, одеты в гражданское. Поднимались они с трудом, некоторые почти ползли на четвереньках. Одеждой они напоминали румынских крестьян.

Когда они наконец вскарабкались на плато и приблизились к партизанам, Иштван вышел из укрытия и направился к ним навстречу.

Увидев его, они так перепугались, что бросились бежать вниз по склону горы. Только тогда Иштван сообразил, что панику вызвал его офицерский китель. Иштвану было от души жаль их, и он крикнул им вслед, чтобы они остановились, но это не возымело никакого действия.

— Стой, стрелять буду! — воскликнул он.

Несколько человек остановились и покорно подняли руки, их примеру последовали остальные.

Декан положил пистолет на землю и, приблизившись к ним без оружия, сказал:

— Не бойтесь, мы не солдаты, а партизаны. Нам нужно поговорить с вами.

Прошло несколько минут, прежде чем они успокоились. Потом все уселись на полянке, и началась беседа. Крестьяне рассказали, что после 23 августа, когда Румыния вышла из войны, венгерские военные власти разослали всем румынам, которые по возрасту или по состоянию здоровья не были в свое время призваны в армию, приказ явиться на военные работы. А всех румынских интеллигентов и священников взяли под жандармский надзор, запретив им покидать родные места.

Всех их зачислили в рабочие роты и, не выдав формы, заставили ремонтировать дороги, разрушенные станции и железнодорожные пути.

Они рассказали и о том, что советская авиация стала чаще бомбить железнодорожные ветки, ведущие в Трансильванию.

Воспользовавшись первой же счастливой возможностью, они бежали из роты и теперь направляются в родные села, где и дождутся лучших времен. Все они были уверены, что очень скоро войска Советской Армии придут сюда и тогда наступит конец войне.

Дав им совет не попадаться на глаза жандармам, партизаны расстались с ними, обрадованные известием о том, что скоро сюда придут советские войска. Правда, жалели только, что не успели провести серьезных операций против гитлеровцев.

Некоторые из дезертиров охотно присоединялись к партизанам, но оружия у них, как правило, не было. Если бы действовала рация, партизанам нетрудно было бы запросить у Центра оружие и боеприпасы, и, следовательно, их отряд ежедневно мог бы увеличиваться на несколько десятков человек, однако, сколько они ни старались, батарей питания так и не смогли достать. Тогда партизаны сосредоточили свои усилия на агитационно-пропагандистской работе среди населения.

Пишта вспоминал позднее, что в те дни ему часто приходили на память наши партизанские рейды по Украине. Там у нас был даже свой гектограф, и все же эффективнее всего мы вели, так сказать, агитацию оружием, а здесь, в глубоком вражеском тылу, были вынуждены довольствоваться оружием агитации.

Партизаны предупреждали местное население о том, что отступающие гитлеровские войска представляют для них серьезную опасность, призывали население не покидать свои села, не давать немцам угонять их на принудительные работы, убеждали людей прятать от фашистов продовольствие, угонять скот в горы, чтобы он не достался оккупантам. Весть о партизанах разнеслась по всей округе, и скоро к ним начали приходить люди за советами или для того, чтобы сообщить новые сведения о противнике.