Глава 11. «Уингз» сложили крылья

Все эти годы мы жили в страхе

Первая фаза карьеры «Уингз» была эксцентричной. Середина – относительно традиционной – и чрезвычайно успешной. Но завершилась история группы на удивление столь же хаотично, как и началась.

Альбом 1976 г. Wings at the Speed of Sound был достойным шагом в сторону внедрения в группе демократии, и у каждого участника было по треку с «показательным выступлением». Однако на обложке следующего альбома London Town появился состав, сведенный к ядру из трех музыкантов, чьими усилиями был записан Band on the Run. Пол, Линда и Денни Лейн были изображены на фоне зимней Темзы. На обороте конверта они носили тропические купальные костюмы, под стать месту, где был записан альбом, – яхте на Виргинских островах. Похоже, что по пути Джимми Маккаллока и Джо Инглиша выбросили за борт.

Инглиш, как сообщалось, ушел в разгар сессий, ибо тосковал по родной Америке. Непостоянный Маккаллок вышел из группы, чтобы влиться в реформированный состав «Смол фейсиз». Запись альбома прервали снова, когда Линда родила Маккартни сына Джеймса, их третьего совместного ребенка после Мэри и Стеллы. Где-то в разгар этой неразберихи Пол и Денни сочинили Mull of Kintyre, живенький вальс с шотландскими мотивами, ставший одним из самых продаваемых синглов в истории. Это удалось Полу в разгар панк-рока, и он, вероятно, был удивлен не меньше остальных. Трек планировалось выпустить всего лишь двойным синглом вкупе с ныне забытой рок-композицией Girl’s School. Для человека, которого иногда обвиняют в том, что он стряпает хиты на заказ, Маккартни по гроб обязан своей карьерой счастливым случайностям.

London Town выпустили в свет в начале 1978 г. Надо сказать, со времен последнего студийного альбома группы мир поп-музыки коренным образом изменился. Успех Mull of Kintyre в качестве рождественского хита предсказуемым образом отбросил Пола назад в категорию исполнителя легкой музыки; как любое масштабное событие, у некоторых слушателей он вызывал глубокое неприятие. Эта песня с шотландским колоритом была искренней данью уважения Пола краям, в которых он чувствовал себя как дома. В ней сквозила величественная отстраненность от любых веяний моды. Новый альбом, тем временем, был, как обычно, в равной мере мелодичен, причудлив и смел. Но в наступившую эпоху панк-рока, не говоря уже о диско и хеви-метал, «Уингз» казались еще большей диковинкой, чем прежде.

Престиж, который Пол заслужил благодаря положению экс-битла, был теперь необыкновенно низок. Джон Леннон отвечал на безразличие публики собственным безразличием и затворился в своей нью-йоркской квартире с магнитофоном в обнимку. Однако Пол выходить из игры не собирался. На альбоме London Town одноименный трек обладает сюрреалистическим шармом, а исключительно удавшаяся песня With a Little Luck выдает обычный для Маккартни оптимизм. Это было неброское собрание песен, но зато на него точно обратил внимание Майкл Джексон (или по крайней мере его продюсер Куинси Джонс): он выбрал самый красивый трек Girlfriend для своего следующего проекта Off the Wall, имевшего оглушительный успех.

В 1989 г. я спросил Пола об изменениях в составе «Уингз»; он тогда репетировал со своей новой группой, которая в свою очередь оказалась не вечной. В то время он, очевидно, не хотел принимать явную нестабильность «Уингз»:

Да, состав был довольно нестабильный, но есть люди гораздо нестабильнее. Выступать с группой – вещь сложная. Из коллектива постоянно выбывают участники, коллективы меняются. Взять хотя бы «Шэдоуз», этот прочнейший столп британского общества – знаешь, сколько раз они меняли состав? А я знаю, потому что я их фанат: Брайан «Лакрица» как-его-там [Локинг], Брайан Беннетт, Джет Харрис… Так что не думаю, что мы были так уж нестабильны.

А что прикажешь делать? Наслаждаться стабильностью с плохой группой? Просто я кем-то не был доволен. Я старался улучшить состав. У меня, кажется, было всего три состава «Уингз», это не так уж и много.

Мне приходилось слышать: «О, с ним так сложно работать», и это меня правда доставало. Но можно и с другой стороны на это взглянуть. Может, это они были не так уж хороши. Может, это я мудак, а может, этот парень, как его там, не такой уж хороший музыкант. Не знаю, что из двух, зато помню, что случилось и почему мы порвали в каждом случае. Как-то раз я пытался заставить гитариста [Генри Маккалла] что-то сыграть, и он мне возражает: «Это нельзя сыграть». Упс. О как. Очень даже можно, знаешь ли… И до такого доходило, так что мы немножко играли в «Троггз». [Еще одна отсылка к скандальным «пленкам “Троггз”».]

Естественно, я был бы счастлив, если бы играл только в «Битлз», одном составе «Уингз» и с этой новой группой. Было бы зашибись.

Чуть позднее, в 1989 г., мы вернулись к этой теме, и он признал, что играть с Полом Маккартни – для музыкантов своего рода проверка на прочность. Может быть, так и происходило в годы существования «Уингз»?

Существовала такая проблема: как быть после «Битлз»? Я думаю, что любая группа чувствовала, что немного до них не дотягивает. Если у нас были какие-то разногласия, то они усиливались за счет того, что музыканты вообще чувствовали себя неуверенно. Происходило ли так все время? У нас было немало изменений в составе. Были и такие составы, что черт знает что такое. Например, вот эта группа [игравшая в турне 1989–1990 гг.] выглядит очень стабильно, даже если посмотреть на самих людей. По крайней мере, выпивох нет. Все мы любим выпить, но настоящих алкашей нет. И вообще, они ни по чему особо не загоняются. А раньше, как ты знаешь, в группах это было принято. Но теперь у музыкантов с этим полегче. И меня это устраивает.

Но если взять, к примеру, Джимми Маккаллока, то он, деликатно выражаясь, был личностью неуправляемой. Молодчинка музыкант, замечательный парень, но он был родом из Глазго, то есть алкаш par excellence[33] и любитель покутить всю ночь. Джимми жил на полную катушку, такой он был парень. И это было неудобно, потому что я лично хотел выспаться, а он сидел в соседнем номере в гостинице и врубал музыку на полную катушку после того, как в четыре утра вернулся с выпивона. Мне приходилось идти в его номер: «Эй, Джим, слушай, сделай одолжение!» – «О, извини, друг, вы спите, что ли? Конечно, конечно». Он был набратый и на сессиях тоже был набратый, так что мне приходилось самому все играть.

Сейчас я об этом думаю и говорю себе: «Повезло, что у нас вообще получалось играть как группа». На самом деле это была ватага отвязных хулиганов. Генри Маккалла был оторва, а вот Денни как раз умел вкалывать.

Спустя двенадцать лет, в 2001 г., мне показалось, что Пол стал относиться к нестабильности «Уингз» более философски:

Я знаю, что так было; к тому же мне постоянно задавали этот вопрос, но я его игнорировал. Вероятно, это потому, что я представляю себе группу как коллектив, где царит демократия. У каждого равное право голоса, и в «Битлз» все десять лет существования так и было. Если Ринго не нравилась одна из наших песен, а подобное случалось нечасто, он мог наложить вето на песню Леннона-Маккартни. У него было такое право.

Это было славно, и все хорошо себя чувствовали. Но в «Уингз» все было не так. Я был экс-битлом. Поэтому я видел себя как лидера группы, каковым никогда не был в «Битлз», потому что у нас лидерство переходило с участника на участника. В «Битлз» не было лидера как такового. Говорили, что лидером был Джон, а позднее, что я, но никто из нас никогда об этом не заявлял. У нас спрашивали: «Кто в вашей группе лидер?» Мы отвечали: «У нас его нет». Так что у нас стала царить демократия.

А в «Уингз» не стала. Сейчас я понимаю, что причина могла быть в этом. Я считаю, что демократия более эффективна. Не то чтобы у нас царила диктатура, но равенства не было. Музыкальный опыт у нас был не одинаковый. Возможно, в этом и было дело.

Однако «Уингз» оставалось выполнить еще одну миссию. К маю 1978 г. Пол записывался с двумя новыми участниками: ударником Стивом Холли и гитаристом Лоренсом Джубером. Это происходило в глуши Малл-оф-кинтайр, где Пол докупил землю, а в помещениях оборудовал студию. Здесь они начали работу над Back to the Egg, которому суждено было стать последним альбомом группы. Сессии записи продолжили в замке Лим, что в графстве Кент, а закончили в маленькой студии в лондонском офисе МПЛ.

Однако вплоть до своего неуклюжего названия Back to the Egg заставляет чесать в затылке. Это была одна из первых долгоиграющих пластинок, которые мне поручили рецензировать в журнале NME, и я оказался в замешательстве. Мне нравилась мелодическая грация таких песен, как Arrow Through Me и Winter Rose / Love Awake, я был восхищен извращенным упорством, с которым Пол оттачивал такой текст, как Old Siam, Sir, и я был не против смелого использования чтения вслух. Но будут ли читатели NME столь же терпимы?

К этому времени – середине 1979 г. – панк превратился в нью-вейв, все еще жесткий, но коммерчески прилизанный и дисциплинированный. В те моменты, когда Back to the Egg не поддавался потаканию своим таинственным прихотям, он переходил в шаблонный рок на широкую ногу: особенно это касалось состава из суперзвезд «Рокестра», созванного Полом для записи нескольких треков.

Публика приняла альбом в целом скептически, и десятилетие спустя Пол намекал мне, что это одна из худших его пластинок. Однако к 2001 г. он возвел ее в категорию «самых недооцененных».

Но самое странное на пластинке Back to the Egg, вероятно, все же The Broadcast, на которой некий благовоспитанный англичанин читает вслух отрывки из разных книг под аккомпанемент торжественного фортепиано и томных струнных:

Двое владельцев замка, в котором мы записывали альбом [Харолд и Дейрдре Маргари в замке Лим]… Мы установили там небольшую передвижную студию, и они каждый вечер приглашали нас что-нибудь выпить. Мы с Линдой сидели у них в гостиной, и они были [с мягким акцентом, характерным для высшего общества] «очень милые люди, с генеалогией». У нас сложились замечательные отношения. Хотя мы и принадлежали к разным поколениям и социальным классам, у нас просто было много общего. И у меня появилась эта идея, я попросил: «Может быть, выберете вашу любимую прозу или стихи, просто мне их прочитаете, а я использую эту запись в коллаже?» Это и стало The Broadcast.

С Rockestra Theme у меня связаны хорошие воспоминания, особенно о Джоне Бонэме на барабанах, потому что он движущая сила ритм-секции. И о всех чудесных людях, которые согласились на мое предложение: [Пите] Таунсенде, Хэнке Марвине и множестве по-настоящему клевых музыкантов. Идея была странноватая, но мы как раз недавно думали о том, чтобы попробовать ее возродить; в любом городе миллионы жителей играют на гитаре, есть уйма барабанщиков, но они всегда собираются только в очень маленькие коллективы. В любом городе миллионы людей умеют играть на скрипке, альте, виолончели или перкуссии, и вот они собираются в большие группы. Это такое деление на «своих» и «чужих». Так почему бы и нам не собъраться в большую группу?

Вот такую идею я пытался запустить. Я надеялся, что она настолько приживется, что жители Кливленда, жители Карлайла[34], дети – все они соберутся, создадут рокестры и будут играть песни типа Lucille. Представь себе двадцать басистов – «дум-дум-дум!», десять барабанщиков – «бац-бац-бац!» – это будет отличное зрелище, чувак, так что кто-то все же должен это организовать. Я, может, в итоге так и не соберусь, но кто-то другой это сделает, и пусть будет любезен меня пригласить.

Я впервые пообщался с Маккартни в тот вечер, когда «Уингз» играли свой последний концерт в Ливерпуле. Мне было двадцать три, и я работал на NME, крупнейшую музыкальную газету в Великобритании. Мне самому это поручение казалось сбывшейся мечтой – возможность пообщаться с настоящим битлом! – но не думаю, что мои редакторы считали его сколько-нибудь важным в царившем в то время в музыкальном мире климате пост-панка. Они со спокойной душой послали на задание наименее опытного журналиста.

С другой стороны, никто не знал, что группа больше не отправится в турне. Мы не знали, что Пол провел несколько месяцев после выхода Back to the Egg, записывая музыку в одиночку. Это был конец 1979 г., и хотя в качестве автора нового веселенького сингла Wonderful Christmastime был указан исключительно Маккартни, его продвижением все еще занималась группа. Другими словами, для нас в карьере «Уингз» просто наступил новый период неопределенности.

Поскольку этот концерт преподносился как возвращение домой – он давался в пользу театра «Ройал корт», испытывавшего в то время трудности, – на сцене не было заметно ни следа беспокойства, и я помню, что в тот вечер все были счастливы. Едва ли это могло сравниться с эйфорией шоу в «Ливерпуль эмпайр» шесть лет назад – но разве что-то могло с ней сравниться? Самый новый материал из игравшегося был с альбома Back to the Egg; мало кто из зрителей прикипел к нему сердцем, и к тому же последний состав группы недостаточно подготовился к турне. Из репертуара «Битлз» Пол сыграл лишь несколько песен. Но, сами понимаете, это все-таки был Пол Маккартни. Снова в Ливерпуле. Кто же откажется на него пойти?

После концерта в баре театра, оформленном в стиле ар-деко, организовали небольшую пресс-конференцию. У входа толпились фанаты; некоторые купили билеты по баснословной цене у ливерпульских спекулянтов. Мелькали персонажи из прошлого Пола, приготовившиеся к банкету, например, Аллан Уильямс, первый менеджер «Битлз». Но собственно разговор с прессой был не очень интересным. Сейчас я подозреваю, что Пол мог уже отстраняться от проекта «Уингз».

Он терпеливо снес обычные вопросы о возможном воссоединении «Битлз»; теперь члены группы худо-бедно друг с другом разговаривали, но не более того. В любом случае, это было всего за год до трагического вечера в Нью-Йорке, лишившего всю эту затею смысла. Я неловко встрял с каким-то банальным вопросом, и Пол вежливо на него ответил. Когда я вышел из театра, находящаяся рядом Лайм-стрит была перекрыта такси; визит Маккартни здесь был ни при чем, просто в Ливерпуле снова бастовали таксисты. Это означало, что мне придется долго идти пешком домой по ноябрьскому морозу, но я все равно пребывал в приподнятых чувствах – боже мой, я только что говорил с битлом!

Четкого конца у «Уингз» не было. Во время их финального турне по Великобритании они играли одну из новых записей Пола, Coming Up – и это концертное исполнение (записанное группой в Глазго) стало так популярно, что его поставили на обратную сторону сингла с песней. Однако больше «Уингз» ничего не выпускали. В 1980 г. они еще немного репетировали. Но после последнего благотворительного шоу в пользу народа Кампучии в декабре 1979 г. концерты они тоже перестали давать.

Непосредственная причина лежит на поверхности: это печально известный «японский эпизод», приключившийся с Полом в токийском аэропорту Нарита 16 января 1980 г., когда его арестовали за хранение конопли. Планировавшиеся гастроли группы в этой стране тут же отменили.

Во время нашей беседы в 2010 г. он, казалось, плохо понимал, что происходило у него в голове в то время, тридцать лет тому назад:

Думаю, что японский, скажем так, «эпизод», был концом «Уингз». Это был странный для меня период. Я не хотел ехать в Японию с этой группой. Я чувствовал, что мы недостаточно репетировали, а мне совсем не нравится это чувство. Обычно я репетирую до тех пор, пока не могу сказать: у нас отличное шоу. Тогда я со спокойной душой еду на гастроли. Мы собирались репетировать в Токио, и я подумал «ой», в общем, в последнюю минуту… Так что у меня по поводу этого всего была паника.

И тут меня внезапно арестовывают. В общем, какое-то странное ощущение. Я почти что сам напросился на арест, чтобы выбраться из этого. Я правда до сих пор не знаю, в чем там было дело. Еще я думаю: кто-то, что ли, мне подкинул коноплю? Чтобы меня арестовали? Не знаю. Это как терапия: может быть, я сам на это пошел, чтобы избавиться от того, что меня угнетало. Как бы то ни было, мы прилетели, меня повязали, и я решил: нет, с этой группой ничего не получится, я ею недоволен.

Почему мы недостаточно репетировали? Что-то шло не так, мне был какой-то сигнал. И это был конец «Уингз». Должен сказать, что с тех пор, как «Уингз» собрались, я предвкушал тот момент, когда группа распадется – просто чтобы сказать: «“Уингз” сложили крылья». Я точно помню, что хотел это сказать. Не знаю, использовал ли кто-то эту фразу.

В это время он для собственного развлечения написал небольшую книгу «Японский уголовник», где описывал девятидневный срок в тюрьме: «Я никогда не пытался ее публиковать. Просто сделал копии для своих детей. Мне нравится, как это написано, это тонкая книжка, всего двадцать тысяч слов, но для меня это много. Это был катарсис».

Следующим его шагом был выпуск нового альбома, McCartney II, в мае 1980 г. В его основу легли домашние записи, сделанные в прошлом году, прямо перед последним турне «Уингз». Мне показалось примечательным, что здесь чувствуется эхо его первого послебитловского альбома McCartney, вышедшего в 1970 г. И ту и другую пластинку Пол записал самостоятельно, будучи участником группы, которой больше не суждено было записываться вместе. Быть может, он прощался – пусть подсознательно – с «Уингз», как прощался с «Битлз», чтобы остаться предоставленным самому себе?

«Да. И еще я хотел продолжать делать музыку. Что касается “Уингз”… Это непросто – позвонить куче людей и сказать: “Нашей группы больше нет”. Нужно время. И в такое время либо не занимаешься музыкой, либо задумываешь подобный проект. Наверное, у меня тогда так было с McCartney: я занялся им, просто чтобы продолжать писать музыку. И, пожалуй, в случае этой пластинки тоже так было».

Как вы сейчас оцениваете достижения «Уингз»?

Неплохо, что-то в этом было. Это я теперь знаю, а тогда не знал. Все эти годы мы жили в страхе, мы думали, что у нас ничего не получается. Мы слушали критиков. У нас никогда не было ощущения, что мы делаем хорошую музыку, а жаль, потому что в ней было много хорошего. Сейчас некоторым людям она нравится не меньше «Битлз». Есть люди, которые в силу возраста даже предпочитают «Уингз». Но нам все равно везде перемывали кости, и это понижало нашу самооценку. Приятно сейчас выйти из туннеля и понять, что мы сделали что-то хорошее.

С «Уингз» была такая проблема: мы купились на миф, что лучше «Битлз» не бывает. Я знал, что добиться успеха в нашем случае безумно трудно. Все, что мы делали, затмевала тень «Битлз», потому что вот, видите ли, недавно существовала такая феноменальная группа. Что бы мы ни делали, нас не покидала страшная паранойя. Даже если мы делали что-то новаторское или били рекорды «Битлз», все равно было типа как «ну да…»

В таких песнях, как Coming Up, много меня, но для «Битлз» такие песни нехарактерны. Это то, что я пытался делать с «Уингз». Люди спрашивали: «Почему бы вам не исполнять песни “Битлз”?» Мы им [угрюмо]: «Мы не играем песни “Битлз”, мы “Уингз”». Мы пытались найти собственное лицо. Я пытался выделиться благодаря чему-то новому. Я думал, что нет особого смысла десять лет после «Битлз» просто все повторять. Какие-то из этих песен прошли бы у «Битлз», какие-то нет.

1980 г. начался плохо, в японской тюрьме, а закончился трагически: 8 декабря был убит Джон Леннон. Всего за двенадцать месяцев Маккартни лишился группы, с помощью которой он строил свою вторую карьеру, и товарища по творчеству, который помог его первой карьере сбыться. (Конечно, мы вскоре возвратимся к этой катастрофе.)

Если Маккартни в сам ом деле был неудержим, самое время было это доказать. Вот уже восемнадцать лет он записывал музыку, но его карьера еще не достигла даже середины.