Глава 10. «Уингз» в полете

Мне нужно как-то обратить эту ситуацию в свою пользу, или я сам себе яму вырою

[29]

Следующий альбом «Уингз» Band on the Run был первой послебитловской пластинкой Пола, столь же тщательно продуманной, как Sgt. Pepper или Abbey Road. Это была эксцентричная пластинка, но мастерство Маккартни как автора песен сглаживало ее причудливость. На самом деле именно такой музыки от него ожидали, и наградой ему стал долгожданный период успешных продаж и благоволения критиков.

Между тем история создания Band on the Run связана с чередой катастроф. Этот альбом буквально чуть не стоил ему жизни.

Пока Пол был занят репетициями в Шотландии, он начал задумываться о месте, где будет записываться альбом:

Я думал, что в любой студии звукозаписи, построенной EMI, будут нормальные условия. Джордж, например, успел поработать в Карачи или в Калькутте, так что я знал, что у них есть студии в далеких местах. Я запросил список в EMI, и выглядел он здорово: Рио-де-Жанейро, Лагос, Франция, у них везде были студии. Еще меня привлекал Китай, он тоже был в списке.

Я думал о Рио или Лагосе, чтобы поймать местные ритмы. Наверное, я скорее думал о том, чтобы впитать атмосферу, а не нанять местных музыкантов. Знаешь, как бывает, когда ты дышишь каким-то климатом: ты в Рио, и никуда от этого не уйти, и с Африкой так же. Я решил: Африка, да, там будет зашибенный вайб!

Естественно, когда мы приехали в Лагос, город еще строился. Это было до того, как там стали добывать нефть. Теперь, похоже, это большой город, но тогда там стояли мазанки и парочка зданий Британской авиакомпании [ныне «Бритиш Эйрвейз»]. Мы попали в сезон муссонов, дождь лил как из ведра, так что б?льшую часть времени даже солнца не было видно… В песне Mamunia поется: «Льет дождь», вот такой у нас был настрой…

Когда мы туда прилетели, там еще только строили студию, и вдобавок строители не представляли себе процесс звукозаписи. «Вам вроде нужны будки. Будки? Что это такое?» Мы говорим: «Ну типа как аппаратная звукозаписи?» Ну, они их построили. Это были такие огромные коробки, но они не поставили туда стеклянные перегородки, они не поняли, для чего нам будки.

Сама ментальность была другая. «Там должны быть стекла, чтобы не проникал звук». – «А! Стеклянные будки. Отлично». И тогда они строили что было надо.

Но проблемы начались еще до вылета в Нигерию. Генри Маккалла ушел из группы за несколько недель до поездки, а Денни Сайуэлл последовал его примеру, предупредив всего за сутки. Похоже, здесь сыграли роль несогласия по поводу как оплаты, так и музыкальной политики.

«В итоге мы прилетели туда только втроем», – вспоминает Пол.

Мы с Линдой и Денни [Лейн]. Двое ребят сказали: «Мы не хотим ехать». Ну спасибо, чего. Я ужасно рассердился. Мне, как любому другому, лишние заботы не нужны.

Поунывав пару часов, я подумал: «Ладно, хорошо, мы вам покажем». И этого было достаточно, чтобы нас мотивировать. Сейчас мы запишем самый лучший альбом. И когда эти парни его услышат, они будут волосы на себе рвать: «Блин, напрасно мы с ними не поехали».

Это было не из мстительности, тут роль сыграла мотивация: мне нужно как-то обратить эту ситуацию, или я сам себе яму вырою. Мы всё равно полетим. Единственной альтернативой было отменить все путешествие, не записывать альбом, впасть в депрессию. Так что я сказал себе: «Ну на хрен, не позволю неприятностям выбить меня из седла».

Первым плодом этого малообещающего старта стал залихватский сингл Helen Wheels, где Пол выступил в роли барабанщика. В октябре 1973 г. он стал хитом. В этой композиции, названной в честь «лендровера» семьи Маккартни, воспеваются их регулярные поездки на север:

Мне она нравится, потому что это британская дорожная песня, а таких вообще раз-два и обчелся. Зато про Шоссе 66 песен навалом. Сколько ты знаешь песен, в которых упоминается Карлайл? Или Бирмингем – причем не тот Бирмингем, что в Алабаме. Трасса М6… Линде нравилась Шотландия. Я и сейчас люблю выбраться из Лондона и ехать по шоссе на север – видно, как меняется пейзаж. Это как через всю Америку ехать. Мы каждый раз радуемся, когда пересекаем границу, а потом путешествуем возле Лох-Ломонда. Для меня это связано со множеством воспоминаний: этот «лендровер», где сзади собаки, дети и всё на свете, а мы сидим спереди, и за рулем я – мы с семьей отправились в потрясающее путешествие.

Как оказалось, в Нигерии музыкантов поджидали новые сюрпризы:

Есть у меня такая привычка – не готовиться особо, доверяться случаю. В этом есть преимущества и недостатки. Мы туда отправились, предвкушая ясное синее небо, зеленые джунгли, но не тут-то было! Это был центр Лагоса, вдоль дорог лежали трупы, и дул муссон, так что мы все ходили забрызганные коричневой глиной.

Все были в ужасе. Старина Джефф [Эмерик], работавший на этом альбоме звукорежиссером, был сам не свой, потому что он боится пауков. Местные ребята, помогавшие нам в студии, подложили ему паука в постель. Так что мы все [изображает бешеное сердцебиение]… Еще там было полно насекомых. Все помещения напоминали зал ожидания в аэропорту: голые стены, никакой мебели, люминисцентные лампы, в которых так и кишели всякие жучки. Я по-другому представляю себе комфорт.

Как-то вечером нас грабанули. Остановилась машина, из нее выпрыгнули шестеро. Нас уже предупреждали, что нигде нельзя ходить пешком: «Это же Африка. Всюду только на машине». Но знаешь, в Гарлеме тоже так говорят, а хочется же посмотреть на это место.

Мы с Линдой были в гостях у друга и возвращались пешком к нашему бунгало, там было полчаса пути. Стоял красивый вечер, мы были обвешаны фотоаппаратами, магнитофонами, просто идеальная мишень для грабителей. С нами поравнялась машина. Линда немного напряглась.

Они опустили стекло. «Путешественники?»

Я отвечаю: «Ага, вот гуляем просто». Машина проехала несколько ярдов и снова остановилась. Очевидно, они между собой переговорили, и один из низ вылез.

Я говорю: «Слушайте, очень здорово, что предлагаете подкинуть, но всё в порядке, нам нравится ходить пешком». А эти козлы же нас хотели грабануть! А я дурак им втираю: «Очень мило с вашей стороны. Замечательно. Залезайте обратно».

И я его затолкал обратно в машину! Они снова о чем-то спорят, машина проезжает еще несколько ярдов. И тут открываются все двери, выпрыгивают шестеро мужиков, у самого мелкого в руках нож, он весь трясется – он от страха обосрался, и я тоже. Ошибиться невозможно, они нас не подвезти предлагают.

Линда – она же смерть какая смелая девчонка – кричит: «Не трогайте его! Он музыкант! Он такой же, как вы! Он вам брат по духу, оставьте его!» Она кричит во всю глотку: «Что вам нужно? Деньги? Вот, берите! Кассету? Конечно, забирайте! Вот фотоаппарат. Да, давайте, всё забирайте».

Они уехали. Я говорю: «Так, идем быстро, очень быстро и не останавливаемся». Мы вернулись на виллу. Только мы вернулись [ловит ртом воздух], выпили по-быстрому чашку чаю, как погас свет, вообще весь свет. Твою мать.

Оказалось, что отрубилось электричество, но я сказал: «Они шли за нами. Они нас сейчас замочат». Можешь себе представить, что в такой ситуации надумаешь. Мозги же отключаются. И знаешь, что мы сделали? Я предложил: «Давай в постель». Ничего лучше мы придумать не могли. Мы натянули на себя простыню и так лежали до утра, молились, скорей бы утро. И оно правда наступило.

Мы пережили нервный срыв. На следующий день мы пришли в студию, и владелец нам сказал: «Вам повезло, что вы белые. Будь вы черными, они бы вас убили, потому что побоялись бы, что вы их потом узнаете».

И грабители к тому же прихватили ваши записи?

Да, они украли демозаписи Band on the Run. Я думаю, парни, которые нас ограбили, вероятно, на них что-то поверх записали или выбросили в канаву за ненадобностью. Ирония судьбы. Смешно. Но, конечно, интересно, что стало с теми кассетами.

Вскоре после этого я упал в обморок. Так меня это потрясло. Линда подумала, что я умер, и они отвезли меня к доктору. Это были какие-то бронхиальные спазмы, я еле дышал. Помню, везут меня в больницу на заднем сиденье такси через центр Лагоса, ночью [изображает исступленные вопли на непонятном языке, сирены и автомобильные гудки]. «Твою мать, вот мне и конец пришел».

Новым источником беспокойства стал легендарный нигерийский музыкант Фела Кути. «В местной газете он обвинил меня в том, что я “краду у черного человека его музыку”».

Я говорю:

– Вы о чем вообще? Я все сам написал!

– Да, но ты приехал украсть вайб, а мы, африканцы, ничего за это не имеем.

– Хорошо, пойдем в студию, я вам дам послушать.

Не знаю, рассказывал тебе эту историю или нет. В общем, они правда пришли, целая толпа явилась. Я дал ему послушать пару песен и спросил: «Ну и где здесь африканское влияние, чувак?» Ведь на Band on the Run ничего нет африканского. «Ну покажи, где я украл твою музыку».

Он успокоился и не стал возражать. «Ты хороший человек. Нет проблема». Мы подружились, потому что он осознал, что все неверно понял.

Это было сумасшедшее путешествие. Когда мы вернулись, я открыл письмо, которое меня чуть-чуть не застало. Там стояло: «Лен Вуд, директор EMI. Дорогой Пол, насколько я знаю, Вы с семьей собираетесь в нашу студию в Лагосе. Позволю себе не рекомендовать Вам это путешествие, так как в городе только что произошла вспышка холеры». Вот куда мы ехали.

Когда мы вернулись, стали часто слышать: «Ага, превратности судьбы помогли вам создать хороший альбом». Терпеть не могу подобные теории. Может, конечно, это и правда. Но мне абсолютно не близка идея, что необходимо потеть и страдать, чтобы вышло что-то хорошее. Но как бы то ни было, все увенчалось успехом.

Пластинка была сведена в студии «Эйр» в Лондоне. Затем ее упаковали в самый запоминающийся конверт со времен Abbey Road: на фотографии изображена непонятно по какому принципу подобранная толпа знаменитостей, попавшая под луч тюремного прожектора. Фотосессия происходила в поместье Остерли-парк на западе Лондона, и, как вспоминает Пол, «каждый выбрал себе костюм. Кенни Линч[30], Майкл Паркинсон[31] в образе юного щеголя… Мы все смотримся как очаровательные, великолепно сложенные молодые люди, стоим и говорим с Джоном Конте[32]».

При прослушивании альбома – а я вчера вечером его переслушал на Эбби-роуд – поражает его причудливость. Большинство музыкантов уже не делают такие аранжировки к песням. Зачастую они подходят к записи песен прямолинейно, а на Band on the Run много монтажа, купюр. Это как радиопостановка, где одна часть сменяется другой. Сама песня Band on the Run задает этому тон. В ней меняются ритм, жанр, но ее это не портит. Вот я сейчас думаю: «Нам тогда правда было по барабану!»

Среди того, что вы записали как раз перед альбомом, была тема из фильма про Джеймса Бонда, Live and Let Die, в которой также есть деление на части и элемент повествования. Может быть, это она вас вдохновила на пластинку Band on the Run? На самом деле, если не ошибаюсь, вы сели и прочитали роман Флеминга.

Да, это было в субботу, а в воскресенье я написал песню. Я об этом не думал, но не исключено, что это так. Сочиняя музыку к фильму, я задумался, насколько композитор свободен в том, чтобы играть со структурой песни. Я написал Live and Let Die, как ты сказал, где сшиты воедино разные куски, и это, вероятно, позволило мне подумать о Band on the Run в этом же плане, как о неком эпическом приключенческом альбоме.

Мне всегда было очень приятно, что альбом пользовался таким успехом, потому что мы раскручивали «Уингз», а добиться этого после «Битлз» было почти невозможно. Здорово оглянуться назад и подумать, что кто-то на самом деле считал, что мы добились успеха. Такие люди слушали альбом и думали: «Мне нравится эта песня. Помню, я плыл на пароме или встречался с той девушкой». Для многих эта музыка пришлась на пору взросления.

Намереваясь вновь отправиться на гастроли с «Уингз», Пол включил в состав группы нового ударника: Джеффа Бриттона. Место гитариста занял шотландец Джимми Маккаллок – юное дарование, ранее игравшее в группе «Тандерклэп Ньюмен», непродолжительное время пользовавшейся успехом. Во время летнего пребывания в Теннесси они записали энергичный – и не лишенный своей доли странности в плане текста – сингл под названием Junior’s Farm.

Самые первые репетиции группы в новом составе запечатлены в короткометражке «Хлопки одной рукой». Она была снята в 1974 г., но ее невозможно было достать до делюксового переиздания Band on the Run в 2010 г. «Здорово, что она всплыла, – сказал мне Пол в то время. – Ее снял Дэвид Личфилд. Он издавал странный журнальчик…

«Ритц», совместно с Дэвидом Бейли.

Да. Мы с ним дружили, и мы решили, что он снимет что-то простое на видеопленку. Мы отправились на Эбби-роуд и сыграли, в общем, то, что репетировали к гастролям. Мы назвали фильм “Хлопки одной рукой” – без всяких на то причин, и он практически канул в Лету. Но прелесть подобных переизданий как раз в том, что внезапно подобные вещи приходятся к месту».

Пол не излечился от пристрастия к работе в непривычных студиях, и следующую пластинку они записывали в Новом Орлеане. Venus and Mars оказалась практически такой же удачей, как и ее предшественница. На хитовом сингле Listen to What the Man Said саксофон гениально навевает атмосферу Марди Гра; местный колорит присутствует и на потрясающей My Carnival, не вошедшей на альбом. В песне Rock Show упоминается Джимми Пейдж из «Лед зеппелин»; сделано это, как будто чтобы обрисовать новую рок-иерархию, против которой восстали «Уингз». Есть еще несколько сильных баллад и держащаяся особняком, себе на уме, фанковая Letting Go. Конечно, не могло обойтись и без чего-то, сбивающего с толку: в данном случае это обработка темы к уютненькой британской мыльной опере «Мотель “Перекрестки”», транслировавшейся на файв-о-клок.

В середине сессий барабанщика Джеффа Бриттона заменили на американца Джо Инглиша. Несмотря на свое бурное непостоянство, этот новый состав «Уингз» был, вероятно, лучшим. Он придал Полу смелости предпринять их самые крупные гастроли на тот момент – мировое турне 1975–1976 гг., включавшее почти тридцать шоу в США: он появлялся там впервые с тех пор, как «Битлз» в 1966 г. отказались от концертирования. В сет-лист вошли хиты «Уингз» и – впервые – несколько песен «Битлз», хотя расставание участников группы до сих пор заставляло потеть адвокатов. Также присутствовал материал с нового альбома, записанного на Эбби-роуд в перерывах между этапами турне и называвшегося Wings at the Speed of Sound. А вскоре предстояло появиться и тройной концертной пластинке Wings over America.

За те десять лет, что прошли со времен последних американских концертов «Битлз», страсти битломании затаились в сердцах, но так до конца и не утихли. Тем триумфальнее стало турне Пола, ибо ему удалось воздать честь этому прошлому, не застряв в нем, как в ловушке. С особым удовольствием он вспоминает выступление на стадионе «Кингдоум» в Сиэттле, где собралось 67 тысяч зрителей, что больше, чем на концерте Битлз на стадионе «Шей»:

Мы побили свой собственный рекорд. Для «Уингз» это было колоссальным воздаянием за весь этот ужас существования после «Битлз».

У нас эти масштабные гастроли, и сначала все хотят знать [голосом американского диктора]: «Не станет ли этот концерт воссоединением “Битлз”? Ходят слухи, что Джон Леннон, Джордж Харрисон и Ринго Старр собираются присоединиться к нему на сцене и…» Джон тогда был еще жив? У меня совсем беда с хронологией.

Он умер уже после распада «Уингз».

Да, конечно. Сам видишь, память на даты никудышная. Поговаривали, будто битлы воссоединятся. Нас это доставало – даже в самый успешный для «Уингз» год у нас отнимали наш успех: «Возможно, битлы вновь соберутся вместе. Вот это было бы классно, а?» Но здорово то, что через несколько недель после начала турне все изменилось: «Да кому какое дело? Какая разница? Это отличная группа».

Это правда был хороший состав, с Джимми, Джо и духовыми инструментами. Он звучал здорово и смотрелся здорово, и мы сделали то, что намеревались сделать. И напрасно мы волновались. Всегда думаешь, что ничто не заменит «Битлз», но время творит удивительные вещи. Время – та еще сволочь, потому что я сейчас встречаю людей, которые говорят: «Я просто фанател от “Уингз”». Я никогда не думал, что такое услышу.