Глава 7. В одиночку против системы

Это было самое паршивое время в моей жизни и самое паршивое для всех нас

В последний год существования «Битлз» Пол испытывал противоречивые ощущения: с одной стороны, его окружала любящая семья, а с другой – он переживал распад группы, участники которой ожесточились друг против друга. Его сольная пластинка 1970 г. была попыткой уйти от затянувшейся борьбы, но при этом именно она повлекла за собой окончательный кризис. Работая над McCartney, Пол думал, что «Битлз» по-прежнему вместе. Однако когда альбом был выпущен, публика восприняла его как постбитловский: «Вот что сочиняет Пол Маккартни после “Битлз”». Это восприятие существует до сих пор, отчего альбом кажется легковесным. Между тем он не был задуман как величественное прощальное слово. Не был он и смелым утверждением независимости Пола как художника. Как сказал он мне: «Нет. Это было что-то переходное».

С юридической точки зрения затруднение заключалось в том, что Пол не мог освободиться от «Битлз», находившихся под контролем Клайна, не разорвав партнерских отношений:

В тот момент было много идиотского. Я хотел подать в суд на Аллена Клайна, чтобы развязать себе руки. Но все мне говорили: «Он не связан никакими соглашениями, он просто посторонний человек. У тебя не получится освободиться от обязательств, если ты подашь в суд на него. Придется судиться с “Битлз”». Поэтому я ввязался в этот ужас и мне пришлось судиться с ними, и больше всего меня пугало, как ты говоришь, что люди увидят этот альбом, услышат мое заявление, а затем узнают, причем абсолютно не представляя себе контекста, что я подал в суд на битлов.

Новую группу я не мог собрать, потому что не был уверен, что «Битлз» распались. Мы еще были вместе, когда я начал, просто я занялся сольным альбомом. Потом мы действительно распались, но я в это еще не верил.

Это продолжалось с тех пор, как Джон заявил, что покидает группу. Я тогда предложил снова собраться и немного поиграть вместе. А он сказал: «Да ты, наверное, рехнулся. Я не хотел тебе говорить до того, как мы подпишем контракт с Capitol [американским лейблом “Битлз”]. Но я ухожу из группы». Это и был Тот Миг, Когда Распались «Битлз».

Вот как он описывает получившийся в итоге альбом McCartney: «Я наслаждался свободой. Я хотел вернуться к абсолютной простоте, точно так же, как хотел, чтобы “Битлз” снова ездили по миру с концертами – снова стать ансамбликом, вспомнить, кто мы такие. Точно так же мне нравился замысел сессий Let It Be – группа музыкантов просто веселится; мы с этим настроем сыграли Maggie Mae. И теперь я продолжал один, стараясь не растерять этот вайб».

Я не думал делать из этого альбом. Я просто записывал музыку в свое удовольствие. Потом я начал думать о том, чтобы добавить туда несколько песен – инструменталы разбавить. Я написал, например, Every Night и Maybe I’m Amazed, так что подборка стала выглядеть серьезно.

Сейчас для меня это чудесные воспоминания о счастливом периоде: это были наши первые месяцы с Линдой. Она мне помогала. У меня дома были гитара и усилок и она говорила, например: «Я не знала, что ты на гитаре играешь!» Да, и я ей играл, показывал разные блюзовые фишки. Я ей рассказывал, мол, играл то и это, сыграл ей соло из Taxman… Она меня очень поддерживала, и это вдохновило меня на Momma Miss America, Kreen-Akrore – совсем шизанутые вещи. Потом родились более нормальные песни, и из этого получился альбом.

Да, несмотря на сложные профессиональные обстоятельства, в которых записывался альбом, на нем много позитивных песен – например, Every Night, где поется, что жить стало лучше. И Man We Was Lonely.

Так и было. Я пережил тяжелый, сложный период, но вот я встретил Линду, создал семью, и в этом было спасение. Я увидел свет в конце туннеля. Даже мелочи имели значение: я мог сам купить нам елку на Рождество, ее больше не заказывал офис. Мы восстали против этого: «Слушай, там на углу стоит мужик, у него их десятки, пошли вместе, сами ее донесем». Мы жили в атмосфере бегства от рутины.

Я все думал: «Как же мне, блин, избавиться от этих тягомотных совещаний?» – «Да не ходи на них, и всё!» Дзинь! Блестящий план! Это была просто Идея Века. Мы так и поступили, и им приходилось звонить нам домой [стонущим тоном]: «У нас будет совещание, что думаешь?» – «Нет». Или что угодно. «О’кей, вот и славно». Мы просто вырвались из этого всего, спаслись бегством и стали наслаждаться жизнью.

Потому что, боже ж ты мой, я все эти годы как проклятый вкалывал с битлами, и не было похоже, чтобы это в итоге принесло мне счастье. И вот я неожиданно его нашел и за него ухватился.

Этот альбом был моим бегством. Мы записали его в гостиной. Я прихожу домой, у меня новорожденный ребенок – вот такие у меня были радости, и они преображают жизнь. У меня до этого не было детей – у нас была только Хезер от первого брака Линды, так что дом был для меня великой радостью и утешением.

Мэри, первый ребенок Пола и Линды, родилась 28 августа 1969 г. Хезер в это время было восемь лет. Их следующий ребенок, будущий дизайнер Стелла Маккартни, появился на свет в сентябре 1971 г.

Я записывал этот альбом с чувством «да, вот это мне нравится делать!» Все остальное, за окном, было полное дерьмо. Я выходил из дома, и на меня валилось все дерьмо мира, но когда я приходил домой, я как будто заворачивался в кокон.

Дома я мог вести себя естественно, быть самим собой. Я записывал его частично дома – у меня был рекордер, которым я обзавелся через EMI, четырехканальный, – частично в «Морган», маленькой студии в Уилсдене, я работал там всего с одним звукооператором. Мы с Лин и ребенком сидели в будке. Мы очень радовались. Это был восторг, понимаешь? Мы же были молодоженами. Если тебе повезло, то ты отлично проведешь несколько лет. Когда ты молод и только что женился – это очень особенное время.

Я приходил туда вкалывать на целый день, как месье Магритт. Вкалывал, придумывал что-то, а вечером сворачивался. У меня не было пульта для звукозаписи, я просто втыкал микрофон в «Студер», там, где сзади разъем. Ставил рекордер перед барабанной установкой. Плохо слышно большой барабан? Я просто двигал микрофон поближе. Все очень примитивно, проще некуда. Большая радость была записывать эту пластинку.

Glasses… Это настоящие стаканы для вина. Kreen-Akrore – это песня об одном племени из Амазонии, которое я видел по телевизору, оно боролось за выживание. Я записал звук стрелы из лука, пролетающей мимо микрофона… Hot as Sun я сочинил еще в дни «Битлз».

Teddy Boy была хорошая песня. Я пытался записать ее с «Битлз», но нам не хватало друг с другом терпения. Она и на «Антологию» попала – едва хватило материала, чтобы сделать нормальную версию. Ни у кого не хватало на меня терпения, так что я тогда так и не довел ее до ума. Решил выпустить ее на своей пластинке. Maybe I’m Amazed, наверное, самая удачная песня на альбоме.

Даже сейчас у этого альбома интересный саунд. Очень аналоговый, очень естественный.

Когда подошло время его выпускать, мне пришлось пойти на сделку с маммоной, то бишь с Apple. Я им позвонил и попросил: «Э-э, вы мне назначите дату выхода?» Нил [Аспинолл] назначил мне дату. И тут вдруг Apple решила изменить дату выхода, потому что выходит [с сарказмом], видите ли, такая махина – альбом Let It Be. Я говорю: «Сволочи! У меня же запланирована дата! Как так можно!» Я точно на них наорал.

Я в одиночку восстал против системы, я один боролся с ними, с врагом, гребаным безликим костюмчиком из Apple. Вот почему это хороший альбом.

Но это было прямо в период всех битловских неурядиц. Поэтому нам приходилось хранить материал не в Apple, чтобы никто не сжег пленки. Мы сами бронировали студии звукозаписи и не показывали Apple обложку.

Вам действительно приходилось прятать альбом от Apple?

Все, что я в то время делал, вызывало протесты со стороны Apple. «О, я не уверен, что вы можете так поступить». Да ладно вам, мы же с «Битлз» просто говорили: «Мы делаем вот это, “Сержант Пеппер” будет вот таким, и поставьте этих людей на обложку, потому что это прикольно».

Эти трения возникали все время. Поэтому я выработал стратегию. Ходить в Apple – только настроение себе портить. Изо всех щелей попрут клерки: «Вы так не можете поступить, нам нужно связаться с адвокатами, подождите, сейчас проконсультируюсь по этому поводу». Я подумал, что мне это не нужно. Просто сделаю это, вот и все.

В момент выхода McCartney собственно музыку в новостях затмило обсуждение пресс-релиза, посвященого альбому. В этих машинописных листках, разосланных по СМИ, Пол практически объявил, что «Битлз» пришел конец. Что он чувствует по этому поводу сейчас, по прошествии времени?

Я выпустил альбом и этот пресс-релиз, в котором, собственно, и объявлялось о нашем распаде. Я наконец предал всё огласке. Джон был раздосадован. Позже он мне признался, что хотел сам об этом объявить. Но по моим ощущениям, ждать дольше не имело смысла – прошло три или четыре месяца. Или мы еще год страдали херней, или мы говорили людям: «Знаете что? На самом деле месяца три-четыре назад мы распались. С тех пор я с ними не работал и даже не разговаривал».

Группу поразил общий паралич. Каждый из ее участников теперь был занят сольными проектами и – во всяком случае так точно было в случае Пола и Джона – совместной жизнью с новыми партнерами. Пол уже несколько месяцев избегал контакта с Apple, но все же его альбом выпускала эта фирма, и ему пришлось согласиться на условия их рекламной кампании.

Мы более подробно обсудили это по случаю переиздания McCartney в 2010 г. Пресс-релиз 1970 г. был составлен в форме анкеты. Принимали ли в его написании участие тогдашние ассистенты Apple – Дерек Тейлор и Питер Браун?

Я скажу тебе, как было, насколько могу припомнить. Питер Браун сказал: «Ты выпускаешь пластинку, значит, тебе нужен промоушен». Возможности сесть и устроить пресс-конференцию не было. Но я был согласен, какая-то реклама была нужна. И я спросил: «А что конкретно?» Он ответил: «Пресс-конференция там, интервью, как обычно». Я сказал: «Я этого не могу. Давайте вы приготовите для меня вопросы и то, что получится, покажете публике, сделаете из этого типа пресс-релиз».

И вот он придумал вопросы, оставил место для ответов и прислал листок мне. Я туда вставил только: «Планируют ли “Битлз” вновь собраться вместе?» А с «Битлз» была такая фигня, что мы никому не рассказывали о нашем распаде. Потому что некий американский бизнесмен нам велел: «Никому не говорите, потому что я буду заново заключать контракты с Capitol и так далее, а им незачем знать, что вы распались. Иначе мне будет сложно урвать новую сделку».

Так что мы все держали язык за зубами. Но меня эта идея бесила, потому что я считал, что битлам всегда была важна честность, а тут мы поджали хвост и секретничаем. Но при этом мы распались. И поверь мне, я пошел на попятный, и Джордж пошел, и мы все пошли, и я предложил: «Эй, может, не будем расходиться?» Но увы, мы решили, что нет, мы расстаемся.

Поэтому на соответствующий вопрос в анкете я ответил: «Нет, не планируем». Или что-то в этом роде. В этом интервью я всё выложил начистоту

У меня появилась такая мысль – проболтаться в пресс-релизе. И никакой рекламы не нужно; все представители прессы получат бесплатный экземпляр, так всегда было и сейчас так делается. Так что это был пресс-релиз. Но он выглядел как составляющая альбома. Насколько помню, в магазине при покупке пластинки его не выдавали. Были только экземпляры для прессы, и я решил, ну и достаточно. Если Evening Standard желает знать, что происходит, то вот мой пресс-релиз.

Вот и всё. Но я произвел впечатление холодного и расчетливого человека. «Он об этом так, мимоходом, заявляет. Что этот парень задумал? Да он еще и с битлами судится! Ну и сволота». Мне за это здорово досталось. Мне пришлось грудью встретить эту волну враждебности, зная, что я поступил правильно. И что в некотором роде я просто отвечал на вопросы, которые задал мне этот парень, как на экзамене.

Рано или поздно мы неизменно возвращались к «некоему американскому бизнесмену», Аллену Клайну. Поскольку Пол был юридически связан с «Битлз», а не с вызывающим неоднозначную реакцию новым менеджером группы, подать в суд он был вынужден именно на нее.

Это был кошмар. На самом деле я не хочу не то что об этом говорить, но даже думать. Если рассказывать вкратце, то этот парень к нам затесался, чтобы ограбить битлов. Некий американский менеджер обдирал битлов. И я этого грабителя вычислил. Один я и больше никто. Остальным он нравился, они встретили его с распростертыми объятьями.

Я стоял перед выбором – сцапать грабителя или позволить ему обчистить дом. Надо было задержать этого парня, иначе ничего не останется. Я сказал: «О’кей, я подам на него в суд». Но мне возразили: «Так нельзя. Если хочешь что-то сделать, то придется подать в суд на “Битлз”». Я не мог так поступить. Прошло несколько месяцев, прежде чем я вообще смог принять эту мысль. А он тем временем рылся у нас в шкафу и пер что ни попадя.

В конце концов я был вынужден это сделать. Но это вконец испортило отношения между членами группы. Публика это тоже плохо восприняла, потому что всё, что она в этом увидела, – я сужусь с «Битлз». Невозможно было объяснить людям, в чем дело. Думаю, сейчас они это понимают. Но тогда это был кошмар.

Я очень старался объяснить в прессе: «Ну понимаете, ля-ля-ля, я не мог подать в суд на Аллена Клайна, ля-ля-ля». Для меня это был дерьмовый период. Я стоял перед выбором: либо позволить ему все заграбастать, и мы бы тогда все поплыли за ним… Но дело еще в том, что он был полный мудак. Он делал вид, будто у меня нет возражений: «Не волнуйтесь, Маккартни меня любит». А этот ублюдок прекрасно знал, что я его ненавижу. Он был мошенником, и мне это было ясно.

Но чтобы избавиться от него, мне пришлось судиться с ребятами. А ты-то понимаешь, у нас в Ливерпуле кореша – это святое. Как бы мы ни ссорились, до такого дойти – последнее дело.

Я знал, что с этих пор моему имиджу придет конец. Думаю, во многих отношениях я с этим борюсь уже двадцать лет. Я знал, что так произойдет. Но выбор был ясен: сделать так и получить шанс всё спасти, ну или проиграть и оплатить счета адвокатов, что так себе вариант. Или просто позволить Клайну всё забрать. Потому что остальные были всей душой за него.

Я сделал выбор и подал на него в суд. Мне пришлось жить с тем, что люди думали: «Это [сольный альбом] стало первым шагом Пола после того, как он ушел из “Битлз”». Собственно, это было еще ничего – я записал альбом после «Битлз», ну и что такого? Самое плохое в том, что я судился с лучшими друзьями. Но сейчас они оглядываются в прошлое и говорят: «Спасибо, ты нас оттуда вытащил». У нас бы не осталось Apple, не было бы «Антологии», не было бы сборника 1. Это все бы оказалось в кармане у чужого дяди. Это был правильный поступок, но я знал, что вступаю в Долину смертной тени[26]. Было страшно, но это одна из тех ситуаций в жизни, когда по-другому нельзя.

Стоял выбор – либо позволить себя ограбить, либо сцапать этого парня. В последнем случае ясно, что? нужно делать – вызывать полицию. В итоге я чувствовал себя так хреново, что еще пару лет не мог до конца отойти. Но, слава богу, мы всё же забыли о наших разладах, и это здорово. Мы снова завязали отношения. Даже хотя мне пришлось пережить все это дерьмо, я тогда принял правильное решение.

Это было самое паршивое время в моей жизни, если честно, и самое паршивое для всех нас. Все скисло. Надо было бороться, и я просто пытался сделать так, чтобы наше состояние осталось за нами.

Несмотря на то что лоу-файная простота McCartney сегодня вызывает все больше восхищения, в 1970 г. альбом воспринимали с куда меньшим энтузиазмом. Пластинка родилась в мире, который по-прежнему ожидал от «Битлз», что они сойдут с горы со скрижалями. Только заключительная композиция Maybe I’m Amazed по звучанию была похожа на классическую битловскую песню, а все остальные сочли случайными однодневками. На тот момент последним сочинением Пола, которое слышало большинство, была вторая сторона Abbey Road – совсем другая музыка.

«Ага, над ним много потрудились после записи. Очень сложная музыка, если сравнивать.

Мы выпустили наш альбом, нам понравилось. Отзывы были разные, некоторые просто улет. Джон, кажется, считал, что это отстой; я говорил вчера с одним человеком, и он сказал, что слышал от Джона, что это мусор.

Сейчас мне нравится аскетичность моего альбома. То есть вряд ли можно создавать музыку честнее, чем когда втыкаешь штекер прямо в рекордер. Мне он нравится – и я думаю, Джон был не прав»,

Несмотря на все закулисные трения, Пол по крайней мере сделал McCartney, еще будучи битлом. Теперь же – впервые в жизни – ему предстояло научиться быть музыкантом, когда-то игравшим в «Битлз».

И учитывая роль в истории, которую волей судеб сыграла эта группа, это было больше, чем простое профессиональное затруднение.