Глава 8. Астронавт и Луна

Есть ли жизнь после «Битлз»?

Лондонский дом Пола был салоном, где собирался Свингующий Лондон; позже он стал убежищем от невзгод. Теперь же, с наступлением семидесятых, его все больше манила его шотландская ферма.

Сельский образ жизни привлекал не одного Пола: Дилан и Ван Моррисон были знамениты отшельнической жизнью среди пасторальной идиллии, в то время как такие английские группы, как «Трэффик», превратили «тусы в деревне» в культ. В этом смысле переезд Джона Леннона из зеленых пригородов Лондона в самую что ни на есть урбанистическую среду Нью-Йорка был нетипичен.

В 1989 г. Пол описал мне первые дни своей постбитловской жизни следующим образом: «Это как будто ты побывал астронавтом и слетал на Луну. Что ты будешь делать всю оставшуюся жизнь? – Он пожал плечами. – Можно в веру удариться, так с большинством происходит. Ездить с лекциями, рассказывать, что на Луне видел Бога.

Удивительно, как бывает. Все время появляется молодежь, которая ничего не знает о героях прошлого».

Он только что дал интервью подростковому журналу Smash Hits, посвященному поп-музыке; журналист признался, что к ним приходят письма с вопросом, кто такой Джордж Харрисон.

«Проходит время, люди забывают. Они дети, они не знают. Казалось, никогда не наступит время, когда люди не будут знать, кто такие Джордж Харрисон или “Битлз”. А вот наступило. Спрашивают: “Кто это?”»

(Рассказывают, что в 2015 г., когда Пол засветился на треке Канье Уэста Only One, фанаты рэпера писали в «Твиттере»: «Что это за чел?»).

«Собственно, я всегда смотрел на это с оптимизмом. Особенно пытаясь что-то сделать после “Битлз”. Есть ли жизнь после “Битлз”? Это хорошо, что подрастает молодое поколение. Перед такой публикой можно играть и не чувствовать себя так, будто пытаешься превзойти легенду о самом себе».

Выпустив McCartney, сольный дебют, который, в общем, никогда не планировался как таковой, Пол уплыл вместе с Линдой в Нью-Йорк. Как и Джону в то же время, Америка, вероятно, представлялась Полу некоторым убежищем, находящимся далеко от Apple и связанных с ней проблем, далеко от неприязни английского общества к его жене-иностранке.

Четырьмя годами ранее последнее американское турне «Битлз» пошло наперекосяк после шутки Леннона о том, что они «популярнее Иисуса». Между тем Америка вдохновляла их в музыкальном и культурном плане. Завоевание Штатов было их важнейшим символическим достижением. Жены и Пола, и Джона в свое время считали Нью-Йорк своим домом. А недавние вещи битлов здесь почему-то были в большей чести, чем у них на родине.

Англии в 1970 г. не терпелось пережить новую сенсацию в поп-музыке. «Битлз» не были забыты, но в то время в роке еще не установился культ отцов-основателей рока, нашедший выражение в трибьют-бэндах, церемониях награждения и повторном использовании стилей – это стало обычной практикой лишь позднее. Слишком мало времени прошло, чтобы испытывать ностальгию, и мода двигалась вперед с беспощадной быстротой.

Переезд Леннона в Нью-Йорк в итоге оказался окончательным, в то время как Маккартни попал туда лишь временно. Как предполагают некоторые, причиной была разница в их темпераменте: Джон казался бродягой, Пол домоседом. Но вероятнее всего, так просто сложились обстоятельства. Вышло так, что басист не отказался ни от своего лондонского дома, ни от шотландского поместья, и в Ливерпуль тоже наведывался частенько. Если же Леннон оставался в Штатах, то это было в силу выбора, нежелания что-либо менять и юридической необходимости.

Тем временем Пол и Линда занимались музыкой:

Мы думали собрать группу. Я не хотел заканчивать карьеру и подумал, ну чего, лучше петь вживую, потому что тут главное оставаться на виду, а то потом поминай как звали. Первым делом мы отправились в Нью-Йорк. Было здорово туда попасть. Мы сели на французский круизный лайнер [пароход «Франс»], такой старомодный и роскошный. Там были французские горничные в шапочке и фартучке – о-ля-ля! Это было приключение. [За этим путешествием, с октября по декабрь 1970 г., последовали новые поездки в США в начале 1971 г.]

Мы сели на него в Саутгемптоне и по прибытии стали думать о записи песен. Мы нашли какой-то замызганный подвальчик и начали проводить прослушивания. Один человек посоветовал нам кучу барабанщиков, и мы выбрали Денни Сайуэлла, отличного сессионного музыканта, человека с чувством юмора, с которым легко поладить.

К нему добавился второй сессионный кудесник, Дейв Спинозза, и Пол записал свой первый сольный сингл Another Day. Выбрать в качестве сингла Maybe I’m Amazed, вызывавшую всеобщее восхищение, было бы менее рискованно, но он предпочел эту скромную песню, изначально предназначавшуюся для «Битлз». Она была великолепно сыграна, и Линда пела там впечатляющий бэк-вокал, так что песня действительно стала хитом. Однако ее нежно-меланхолическое настроение и типичный для Маккартни интерес к страдающему от одиночества безымянному персонажу вызвали насмешки Джона Леннона и других хулителей. В самой резкой из направленных против Пола песен – How Do You Sleep? – Джон мимоходом пнул своего бывшего компаньона, назвав его «просто еще один день». Эту строчку подсказал ему некто Аллен Клайн.

Спинозза был связан другими обязательствами, и после того, как он поучаствовал в записи еще нескольких песен, его место занял другой столп нью-йоркской музыкальной культуры, Хью Маккрэкен. И тот и другой гитаристы также принимали участие в сольных проектах Джона Леннона.

Тем временем Пол и Линда проводили свободное время, пользуясь тем, что их никто не узнает, и для этого им даже не было надобности специально маскироваться:

Мы ходили в «Аполло» [клуб в Гарлеме, знаменитый своей арэнби-историей] и подобные места. А когда мы были битлами, нам постоянно говорили: «Нет, не надо вам ходить в «Аполло», ребят, там небезопасно». – «Но чувак, мы столько всего слышали про «Аполло», обязательно надо там побывать!» – «Нет, там, знаете, черные тусуются, опасное место».

Я тогда был с бородой, и меня в любом случае трудно было узнать. Я обычно носил солдатскую куртку и джинсы и в Нью-Йорке выглядел как обычный нарик. Так что меня не замечали. А Линда вообще очень храбрая. Так что мы туда пошли.

Мы опоздали к началу, а в этот вечер у них был конкурс талантов, и они только что закрыли двери. Линда говорит: «Пожалуйста, друг, он из самой Англии приехал, пустите его, ему понравится “Аполло”». – «Извините, мэм, мы закрываемся». – «Ну как же так!» Она так его упрашивала, что он в итоге сломался: «Твою мать, ну ладно, проходите». Вероятно, мы были там единственными белыми. Но было круто.

Было совсем не похоже на конкурс талантов в Англии, потому что они почти все отлично выступали. Это был соул, и дело происходило в Нью-Йорке, так что они выступали что надо. Был, правда, один парень из Кентукки, которого освистали. Он исполнял That’s Alright Mama, а парни, которые сидели впереди нас и курили траву, шикнули ему: «Вали отсюда, по дороге допоешь!»

Наверху была будка, и там сидел человечек с тромбоном, и если выступление ему не нравилось, то все было как на «Гонг-шоу»[27]. Бр-р-рп, бр-р-рп! Выступавшему приходилось покидать сцену. Зато если исполнитель вызывал симпатию, к нему сбегались продюсеры: «Я из Arista Records, предлагаю контракт! По рукам?!»

Мы часто так делали, просто ездили на машине по всяким местам. Однажды нас занесло в Гарлем, на Сто двадцать пятую улицу. Потому что я к такому неравнодушен, я же сам из Ливерпуля. Линда говорит: «Я должна забрать Хезер из школы, встретимся здесь через час». Так что я бродил по кварталу и наткнулся на игровую площадку, где было полно детишек, и это было круто. Это были черные дети, и они прыгали – не могу изобразить, но было похоже на считалочку в стиле ритм-энд-блюз – вероятно, предок рэпа. Есть такая знаменитая пластинка…

«Два-три-четыре, гусь пил вино в квартире…»

«И табачок жевала обезьянка…» [The Clapping Song, хит Шерли Эллис 1965 г.]. И тут ко мне подходит черный мужик:

– Вы учитель?

– Да нет, просто за детьми наблюдал.

– Не учитель? Лучше уходите из этого квартала.

– Вы чего? Я турист. – Он меня явно не узнал, да я и выглядел стремновато. – Шутите, что ли? Мы в свободной стране.

– Ну-ка вали, или я тебе помогу.

Он пошел прочь, а я семеню за ним, как Дастин Хоффман в «Полуночном ковбое»:

– Послушайте, я из Англии. Мы такое любим. Я музыкант, мне нравится ритм-энд-блюз, я с удовольствием за этим наблюдал, и очень жаль, что вы меня прогоняете отсюда.

Что-то в этом духе. А он мне [тихо и угрожающе]:

– Вали давай, пидор.

Ну, в общем, я ушел из этого квартала.

Но я бродил неподалку и зашел в магазин пластинок. Я был очень расстроен. Вроде чего-то добился в жизни, и тут этот парень принимает меня за извращенца. Я рассказал черному парню в магазине, что произошло. Он сказал: «Не заморачивайся, чувак, мы не все такие, здесь только пара парней таких жестких».

Но это все равно было здорово. В этой атмосфере мы и записывали Ram.

Ram, вторая пластинка Маккартни послебитловского периода, потрясающе хаотична. Не исключено, что это самый сумасшедший и мелодически удачный альбом за всю его карьеру. Его «посмертная» репутация непрестанно растет, а вот в момент выхода его восприняли сдержанно. Джон и Йоко внимательно прослушали альбом, изучили его оформление и решили, что он целиком состоит из оскорблений. Но в действительности эта пластинка на удивление беспорядочна, и искать злой умысел в ней не стоит. Она изобилует цепляющими ухо музыкальными фразами; при этом песни толкают друг друга, как пьяные матросы, и Пол с заносчивой легкостью разбрасывается идеями, не воплощая их до конца.

«Я работал в студии Фила Рамона и некоторое время в Си-би-эс, – вспоминает Пол, – а потом поехал в Лос-Анджелес записывать The Back Seat of My Car с [продюсером] Джимом Герсио, чтобы закончить альбом. Поработал там, на солнышке погрелся. Трудиться приходилось как следует, потому что пластинка делалась в основном нашими с Линдой усилиями. Ну и ничего страшного».

Поскольку распад «Битлз» сопровождала целая мыльная опера, критики исследовали их сольную музыку на предмет зашифрованного обмена сигналами между Ленноном и Маккартни. И в случае с альбомом Ram лидером был Леннон.

По поводу песни, открывающей пластинку, Пол признается: «Too Many People, собственно, камень в огород Джона, потому что он до меня докапывался. Мы докапывались друг до друга в прессе. Это происходило, в общем, беззлобно, просто мы злились друг на друга».

С чего все начинается? Вы спели: «Piss off»?

Ага… «Piss off», «отвали». То есть вместо «piece of cake», «легкотня», я пою «piss off cake» – это же пустяк, настолько невинно, просто мелкие подколы. Но первая строчка о том, что слишком много развелось людей, которые поучают остальных, понимаешь? Как я считал, Джон и Йоко всех учили, как жить. И мне казалось, что мы не нуждаемся в том, чтобы нас учили. Вся суть «Битлз» была в том, что типа каждому свое. Свобода. И тут они такие: «Делайте так-то». Как будто пальцем грозили. Это меня бесило.

Так что эта песня правда про них. А дальше понеслось. Там была фотка, которую мы сделали на Хеллоуин: там на нас [на Поле и Линде] дурацкие маски, купленные в магазине детских товаров в Нью-Йорке. А Линда изображает другого персонажа, немного похожего на азиата. Мы потом узнали, что они решили, будто мы их пинаем, но на самом деле нет. Кое-что не было подколом, но воспринималось как подколы.

Он объясняет, что, например, в песне Dear Boy не говорилось о Джоне: персонаж, который «так и не понял, что? нашел», – это бывший муж Линды.

Тогда Джон в свою очередь меня подколол: сфотографировался со свиньей вместо барана. [В качестве приложения к альбому Леннона Imagine была выпущена открытка, пародирующая Пола на обложке Ram.] Но это была не постановочная фотография. В этот год мы с Линдой решили сфотографировать своих овец, всех гребаных овец до последней в стаде – с каждой из них я сфоткался. Получилось больше ста снимков. Потом меня должны были вырезать!

Мы ехали в Ливерпуль на машине и решили, что для альбома хорошим названием будет Ram. Потом мы придумали картинку: слово «ram» означает таран, можно выбить дверь, и одновременно это баран, этакое воплощение самцовости, как олень, например. Мы решили, что это подходящее слово.

Monkberry Moon Delight мне очень нравилась – вплоть до того, что я включил ее в свою книгу стихов. Long Haired Lady очень проникнута духом того времени [с причудливым калифорнийским акцентом]: «Моя длинноволосая леди». Очень в стиле семидесятых. Ram On – симпатичная вещица на укулеле; когда я садился в Нью-Йорке в такси, я каждый раз брал укулеле на заднее сиденье, просто чтобы иметь под рукой инструмент. Таксисты думали, что я шизанутый.

Uncle Albert / Admiral Halsey – целая эпопея, в Америке она заняла первое место в чартах, как ни удивительно. Мне нравится эта часть, которая вдруг прорывается: «Адмирал Холси написал мне, пам-пам-пам, я выпил чашку чаю, съел картофельный пирог». Довольно сюрреалистический фрагмент вклинивается в песню ни с того ни с сего. Но у меня было очень шаловливое настроение, да и сейчас мне это так же нравится. Некоторых слушателей это, наверное, выморозило, потому что песня довольно шизанутая.

Такое ощущение, что у вас было достаточно материала, чтобы заполнить два альбома, поэтому вы использовали фрагменты или попурри. Из одной части Ram On вы позднее сделали Big Barn Bed на другом альбоме.

Ага, Long Haired Lady слегка бесформенная, у Big Barn Bed ноги растут из Ram On, это верно… The Back Seat of My Car очень романтичная песня: «Доберемся до Мехико мы». Это настоящая песня для тинейджеров, со стереотипным образом родителя, выступающего против отношений влюбленных, а эти двое готовы горы свернуть: «Мы верим, что не можем ошибаться». Так что там много клише, но мне нравится, когда тот, у кого мало шансов, побеждает наперекор всему.

На пластинке Ram чувствуется, что вы наконец можете выплеснуть накопившуюся энергию. С «Битлз» теперь было покончено. Вы чувствовали, что соревнуетесь с бывшими коллегами?

Да, мы все друг с другом соревновались и пытались избегать совпадения с датой выхода пластинки другого, как в бытность битлами старались не пересекаться с датами релизов роллингов. Естественно, когда Джон или Джордж выпускали альбом, я его слушал, чтобы понять, что у них на уме. На самом деле, как многие говорят, нам друг друга не хватало. Про всех нас можно сказать, что нам не хватало сотрудничества, как в те времена, когда Джон говорил «так не делай» или «лучше вот так». Не хватало того, как мы раньше друг друга подталкивали.

Некоторое время я это очень остро чувствовал. Это было большое потрясение. Представляешь, я вдруг перестал тусоваться с этими ребятами? Я же с ними тусовался с тех пор, как мне было семнадцать-восемнадцать.

Как ни странно, если оглянуться назад, то в коммерческом плане из четверки бывших битлов удачнее всего стартовали Джордж и Ринго.

Ну да, достаточно подумать об All Things Must Pass Джорджа… Как он сам сказал, это было похоже на диарею: он столько времени держал это в себе. С ним работали Фил [Спектор] и многие другие профессионалы. И Джордж так на нас злился! То есть весь этот гнев наконец выплеснулся. Для альбома это хорошо. Здесь большую роль сыграло «я вам покажу», этот фактор и для меня потом был важен на Band on the Run. «Я без вас не обойдусь, да правда, что ли?» Так что Джордж и Ринго стартовали очень удачно. Для нас с Джоном это было довольно болезненно, но со временем все мы преуспели в качестве отдельных исполнителей.

Что мне сейчас нравится, так это то, что поколения помладше переживают то же, что я. Им двадцать с небольшим, и они размышляют, чего хотят от жизни, как мы в свое время старались быть слегка прихиппованными. Мы сторонились авторитетов и учились всё делать сами. Я думаю, и сейчас молодежи это важно. В этом есть невинность. Это и значит быть молодым. В этом больше молодости, чем в музыке «Битлз».