Искатель исторической правды. Михаил Шатров (1932–2010)

Я с большим интересом слежу за судьбой своих ровесников, членов «Клуба 1932». И очень печалюсь, когда они уходят. Жизнь – суровая и беспощадная дама. Один из ушедших – Михаил Шатров, блистательный драматург, создавший цикл «драм революции».

Михаил Шатров! Когда-то гремели его спектакли, полыхали ярким пламенем дискуссии и споры, ломались копья, глохли глотки, давались многочисленные интервью-разъяснения. «Все было!» – как утверждал с обидой горьковский барон в «На дне». И что сегодня? Да, ничего. Короткие некрологи – и тишина. Мне, как ровеснику, обидно: Шатров заслуживает большего!..

Шатров – это псевдоним. Михаил Филиппович Маршак в молодые годы написал пьесу и встретился со своим дальним родственником, знаменитым Самуилом Маршаком, который сказал, что фамилия Маршак будет ему мешать и поэтому лучше взять псевдоним. Михаил Маршак согласился и стал примерять на себя псевдонимы: Михаил Апрелев (он родился в апреле), Михаил Туманов, Николай Березовский… и никак не мог на чем-то остановиться. Директор театра негодовал: надо было печатать афишу, а как назвать автора? И предложил: «Твой герой в пьесе Шатров, вот и будь Шатровым, а героя назови Лавровым или Петровым». Так Михаил Маршак стал Михаилом Шатровым.

Другая история и более ранняя, как вообще Шатров появился на свет. У родителей – отца Филиппа, инженера по профессии, и матери – Цецилии, школьной учительницы, – был уже сын, она забеременела, но осенью 1931 года в семье произошел разлад, и Цецилия Александровна решила сделать аборт, – достаточно одного сына! Ее положили в московский родильный дом им. Грауэрмана на Арбате. Но именно в этот момент роддом захотел навестить приехавший в СССР английский драматург Бернард Шоу. Главврач не мог допустить, чтоб всемирно известный человек узнал, что в советской стране женщины по своему желанию идут на аборт, – страна социализма! Как это можно! И временно всех так называемых абортниц выселили из роддома. Мать будущего Шатрова пришла домой, помирилась с отцом, они решили дать ребенку жизнь, так на свет появился второй сын в семье (в обычной еврейской) – Мишенька. Произошло это 3 апреля 1932 года. Так что рождение Шатрова напрямую связано с визитом великого Бернарда Шоу. Спустя несколько десятилетий Борис Пастернак, живший по соседству с Шатровым в Переделкино, допекал его: «Миша, расскажите, почему вы стали драматургом». Его очень веселила эта история рождения Михаила Филипповича.

Но жизнь для Шатрова была далеко не веселой. Можно сказать иначе: она оказалась тяжелой и беспощадной, особенно в годы становления. Дело в том, что родная тетя Шатрова была женой Алексея Ивановича Рыкова, которого Сталин из премьер-министра (тогда председателя Совета Народных Комиссаров) превратил во «врага народа» и уничтожил. Тень Рыкова пала на всю семью Маршаков. В 1937 году отца Шатрова арестовали, и мать каждый день вызывали на допросы, на которые она брала своего младшего, 5-летнего сына. «Запомнились большие очереди, и еще помню, – вспоминал Шатров позднее, – что у человека, который маму допрашивал, была фамилия Геринг. Точных данных о судьбе отца нет. По одной из версий, его расстреляли 3 апреля, в день моего рождения».

Итак, с 5 лет Михаил Шатров проходил по категории «сын врага народа». Потом были военные тяготы, эвакуация, недоедание, сыпной тиф. В 1944 году Шатров с матерью вернулся в Москву (а старший брат доблестно воевал на фронте). А в ночь на 23 сентября 1949 года мать Шатрова арестовали – за что? Смешной вопрос для того времени. В справочном бюро МГБ (будущее КГБ) сообщили: свиданий больше не будет, «она неправильно себя ведет – не признается в том, что она не еврейка, а немка, что ее родной язык немецкий и что она немецкая разведчица». Логика железная: раз преподавательница немецкого, значит, «засланная казачка». И ее отправили на вечное поселение в Сибирь… Семнадцатилетний Миша остался без папы и мамы. «Мне хорошо, я – сирота», – говорил мальчик Мотл в книге Шолома-Алейхема, но будущему драматургу было не до смеха. Хорошие люди (а они найдутся всегда) помогли ему, и он стал репетитором для неуспевающих учеников в школе, что сразу давало хлеб на пропитание. «А у одного моего подопечного отец был сапожником, сшил для меня ботинки. Это был мой первый заработок», – вспоминал Шатров.

С анкетой «сына врага народа» было нелегко поступить в вуз, но и тут нашелся добрый человек, и, несмотря на анкетную «хромоту», Шатров поступил в Горный институт и, когда пришла пора практики, отправился в Кузбасс, поближе к местам, где находилась на поселении его мать. Он ее нашел в районе Ачинска, в поселке Большой Улуй. Можете себе представить, какая это была встреча: сколько было пролито слез, сколько было сказано слов. В сарай к Цецилии Александровне сбежалось много ссыльных женщин – жен бывших наркомов, членов ЦК и прочих известных людей. Все хотели знать, что там происходит в Москве?!.

После смерти тирана началась реабилитация незаконно осужденных и их возвращение в родные места. В сентябре 1954-го вернулась и мать Шатрова… Такие вот повороты судьбы и сцены из пьесы под названием «Жизнь». Можно сказать, что прожитые годы вытолкнули Михаила Шатрова на дорогу драматурга. Он все годы дышал драматургическим воздухом эпохи…

Ну, а теперь ближе к золотому перу и к успешному творчеству. С детства Шатров был книжником и читал все подряд, как он сам отмечал, запоем. Свой первый рассказ под названием «Десять нераспечатанных писем» опубликовал на студенческой практике в газете «Горная Шория». В 1955 году, в 23 года, Шатров написал первую пьесу «Чистые руки». Один из ее персонажей был секретарь комсомольской организации, карьерист и отъявленный подонок (его играл молодой Ролан Быков). Пьесу поставили в Театре юного зрителя (вот тогда и совершился «переход» фамилий: из Маршака в Шатрова). Молодой драматург пригласил на просмотр маститого драматурга – Алексея Арбузова, и надо такому случиться, что тот заснул во время действия, но, правда, к концу проснулся и пообещал большое будущее Шатрову. Кстати, в драматургию Шатрова ввели трое: Арбузов, Виктор Розов и Александр Штейн.

Первую шатровскую пьесу ставил Олег Ефремов, с которым Шатрова в дальнейшем связала крепкая многолетняя дружба, но начало этой дружбы было ужасным. Шатров у дверей ТЮЗа увидел Ефремова, разговаривающего с какой-то актрисой. «Подожди меня, – говорил он, – там какой-то сумасшедший графоман ждет, сейчас я его спроважу, и мы с тобой завалимся в ресторан ВТО». Шатров в состоянии крайней обиды, конечно, убежал…

Начало всегда бывает трудным, хотя и продолжение выпадает нелегким: у кого какая «планида». За 30 лет творческой работы на долю Шатрова выпали успехи и провалы, счастливые минуты и горькие. Как драматург, пишущий на исторические темы, Шатров поделил советскую историю на два периода и на двух вождей: на хорошего Ленина и плохого Сталина (в этом смысле он истинное дитя XX съезда). В одном из интервью Шатров гордо заявил: «Пепел оболганной, преданной и расстрелянной Сталиным Октябрьской революции постоянно стучит в сердце…» Как пепел Клааса?..

Сталина Шатров ненавидел, как и Гитлера, они оба «наложили на XX век мрачный оттенок». Другое дело Ленин, открывший новые горизонты истории, – так виделись страницы истории Шатрову, и так он их читал. «Для меня ленинская тема – дело жизни», и он стал создателем драматургической Ленинианы: пьесы «Шестое июля», «Большевики», «Синие кони на красной траве», «Так победим!», «Диктатура совести», «Брестский мир», телевизионные фильмы «Штрихи к портрету Ленина».

По существу Шатров создал невиданный доселе политический театр. И свою позицию сформулировал так: «Я участвую своими пьесами в политической борьбе, меня это занимает в первую очередь – стремление выговориться, выразить себя, мысли своего поколения… Знаю, что пьесы мои воспринимаются неоднозначно. Меня это не волнует. Я познал и счастье взаимопонимания, и ненависть идейного или эстетического отторжения. Важно другое. Я сделал свой выбор…»

Пьесы Шатрова шли в многочисленных театрах (если говорить о Москве, то от Художественного до Ленкома). Залы были переполнены, публика приходила в неистовство, одни от восторга новоявленной исторической «правды», другие от возмутительного переосмысливания истории и ее якобы очернительства. Но это когда пьесы выходили и ставились, а до этого их основательно мурыжили и запрещали. У Шатрова происходил серьезнейший конфликт с руководителями Института марксизма-ленинизма. Конфликт был с телевидением. Да и в целом власть не одобряла исторических новаций Шатрова. А зрители? А читатели? Было очень много негодовавших. Вот только несколько реплик и записок:

«Уважаемый товарищ Шатров! В зале сидят боевики «Памяти» в черных рубашках – вам не страшно?..»

«Из великого А. Куприна: «В России каждый жид – прирожденный русский литератор». Это ведь про вас, Маршак-Шатров».

«Сталинщина – это закономерность или случайность?»

Случалось и смешное. На спектакле «Большевики» неожиданно оговорился Евгений Евстигнеев. Выйдя от только что раненного Ленина, в зал, где заседала вся большевистская верхушка, вместо фразы: «У Ленина лоб желтый, восковой…» он сообщил: «У Ленина… жоп желтый!..» Актеры впали в ступор, а зрители не знали, как и реагировать: то ли смеяться, то ли не заметить оговорки и сидеть с каменными лицами.

Сильный удар получил Шатров в майском номере журнала «Посев» за 1990 год, нанесла его бывшая советская диссидентка, а затем израильская журналистка Дора Штурман. В журнале она напрямую задала вопрос Шатрову: «Каково Ваше личное, истинное отношение к Ленину?» – «Читали, но ничего не поняли?..» И далее: «Ваша героическая поза бескомпромиссного борца с цензурой чем-то напоминает «смелого старика» – персонажа одной из замечательных пьес Евгения Шварца. Помните, как бесстрашно и нелицеприятно, прямо в глаза «смелый старик» восхвалял тирана? «Он режет правду-матку и режет без ножа»… Вы хоть единожды посягнули на святая святых Системы: на фундаментальные догмы идеологии, на партию, на Ленина? Вы апологет, а не оппонент – всего-навсего более монархист, чем король. Глупых королей это раздражает, вот они и чинят Вам кое-какие препятствия…»

Главный довод Доры Штурман: это не Сталин, а именно Ленин заложил и создал Систему, эту «технологию власти». «История России XX века глубоко трагична, – писала Дора Штурман. – Но, чтобы быть, имея несомненное дарование, драматургом, а не драмоделом от партийной фронды, надо прежде всего не лгать…»

На мой взгляд, Михаил Шатров не лгал, а писал искренно. Ему, как и многим, казалось, что Октябрь в России произошел недаром, он окрылил народ надеждами, что Ленин при всех его загибах и заблуждениях был творцом нового века, а вот Сталин все загубил и растоптал. Сталин – тиран, тут сомнений нет, но Ленин все же другой, – иначе что, 70 лет коту под хвост? Жили и боролись впустую?!..

«История – лучший драматург», – справедливо заметил однажды Михаил Шатров. Какие повороты! И вот уже гласность и новый правитель Михаил Горбачев, в которого Шатров поверил, как в Ленина. И что в итоге? Очередная иллюзия? В ранней пьесе Шатрова «Моя любовь на третьем курсе» была песня Пахмутовой и Добронравова: «Как молоды мы были, как искренне любили, как верили в себя». В этом корень всех бед: не надо любить и верить. Надо хладнокровно наблюдать и анализировать, хотя это и приносит боль и горечь.

Последняя пьеса Шатрова «Может быть» (1993) была создана на Западе (два года он жил в США) и написана специально для английской актрисы Ванессы Редгрейв. Поставлена в Королевском театре Манчестера. Еще издал Шатров сборник своих статей «Необратимость перемен» и вел семинар молодых драматургов. После октябрьских событий 1993 года и обстрела Белого дома «завязал» с творчеством, осознав, что время исторических аналогий прошло, началась совершенно другая эпоха. Разочаровали и коллеги по профессии. «Наша интеллигенция готова осудить или расхваливать то, что нужно властям. Пока есть сильные мира сего – будут и угодники». Угодником Шатров не хотел быть, он стал… строителем.

В апреле 1998 года в «Комсомольской правде» в рубрике «Герои минувших дней» появилась публикация о Шатрове под заголовком «Капиталист с человечьим лицом». Автор материала написал: «Сегодня вокруг другая страна, другие споры. Шатров тоже другой. Он не играет больше в политику, не ходит в театр, не пишет новые пьесы и даже не перечитывает старые. У него пятая жена – 27-летняя художница Юля, престижная работа и завидная, даже по московским меркам, зарплата. Известный драматург переквалифицировался в строителя. Он – президент акционерного общества, призванного для возведения культурно-делового центра «Красные холмы».

Если вы, читатель, его не видели, стоит посмотреть и отправиться к берегу Москвы-реки в районе Павелецкого вокзала. Симпатичный комплекс с шатровыми башнями (Шатров и шатры!) И там же здание замечательного Дома музыки. Это его «Брестский мир» – не исторические бумажки, а весомые блоки и камни.

Вернемся к газетной публикации – там отмечалось, что Шатров никак не может смириться до сих пор, что в России не получилось «социализма с человеческим лицом». Он считает себя лично ответственным за то, что события в стране не пошли так, как мечтали его излюбленные герои-ленинцы. И ничего не стал бы менять в своих старых пьесах.

В одном из последних своих интервью Михаил Шатров отметил, что в современной России трудно ориентироваться, «в ней сейчас все перепутано… я все время ощущаю приветы из вчерашнего дня».

И привел безжалостный афоризм: «Культ наличности хуже культа личности». О театре: «Нет личностей такого масштаба, как Ефремов, Любимов». О культуре и литературе: «Чиновники от образования напрочь забыли о том, что в нашей стране литература не просто школьный предмет, а средство духовного воспитания нации. Пренебрежение к работе мысли, к работе духа и порождает такую ситуацию, когда одни непотребщину вдохновенно пишут, другие с упоением ее ставят, а третьи с восторгом смотрят…»

Нет, даже при своем удачном положении в бизнес-строительстве, при деньгах Шатров оставался человеком неудовлетворенным и ищущим настоящий смысл в жизни. Я с Михаилом Филипповичем встретился и говорил лишь однажды, на осенней книжной ярмарке на ВВЦ. Он был далек от самодовольства, и это мне понравилось в нем. Книгу «Клуб 1932» воспринял с большим пониманием…

У Шатрова была интереснейшая судьба: он был запрещенным и признанным, любимым и ненавидимым. Создатель политического театра, мастер драматургических диалогов. История его жгуче интересовала как в революционном, так и в эволюционном развитии, что нас ждет впереди. Главное – «Дальше… дальше… дальше!..»

Дальше продолжается история, а человеческая жизнь всегда конечна. Михаил Филиппович Шатров умер во сне 23 мая 2010 года в возрасте 78 лет. У него была историческая уверенность «Так победим!» Лично у меня такой уверенности нет. У меня вера не в историю, а в человеческий талант. Михаил Шатров был талантлив…