Одинокий волк Октября. Борис Пильняк (1894–1938)

Пильняк – крупный оригинальный писатель времен тоталитарной поры. Сегодня хотя его и издают, но не все знают. Коротко расскажем о нем.

Борис Андреевич Пильняк (настоящая фамилия Вогау – его отец из немцев-колонистов Поволжья) родился 11 октября 1894 года в Можайске. Окончил коммерческий институт. Начало писательской деятельности относится к 1915 году. Считал себя учеником Алексея Ремизова («мастер, у которого я был подмастерьем»). Писательский взлет Пильняка пришелся на революцию, которая дала новые темы. Имя Пильняка сразу стало громким и популярным. Николай Тихонов с завистью записал о Пильняке: «Верховодил в литературе… занял место первого трубача революции своими романами».

Однако Пильняку верховодить особенно не дали. Он быстро попал под критический каток (намеки в «Повести непогашенной луны» раздражали партфункционеров, да и многие высказывания об Октябре были неприемлемы) и был ликвидирован. А вот Тихонов и верховодил, и процветал, и был истинным «трубачом революции».

Пильняк трубачом не был. Он был писателем-аналитиком и пытался разобраться в политических и социальных процессах, происходящих в обществе. Он не «слушал музыку революции», он ее анатомировал и поэтому пристально присматривался к большевикам, «кожаным курткам», – кто такие и откуда.

«…В исполкоме собирались – знамение времени – кожаные люди в кожаных куртках (большевики!) – и каждый в стать, кожаный красавец, каждый крепок, и кудри кольцами под фуражкой на затылок, у каждого больше всего воли в обтянутых скулах, в складках губ, в движениях утюжных, – в дерзании. Из русской рыхлой корявой народности – лучший отбор. И то, что в кожаных куртках, – тоже хорошо: не подмочишь этих лимонадом психологий, так вот поставили, так вот знаем, так вот хотим, и – баста!» («Голый год», 1922).

В этом своевольном «баста!» никакой апологетики, а выражение сути «кожаных курток».

В другом не менее знаменитом романе «Машины и волки» (1924) Пильняк своеобразно пишет о волчьей России, что «вся наша революция стихийна, как волк» (уже тогда посмеивались, что по Пильняку, герой Октября – волк). Образ волка, который олицетворяет, с одной стороны, жестокость, а с другой, сам является жертвой (нынешняя формула тех времен: палачи и жертвы), привлек внимание не одного Пильняка. Достаточно сказать, что к теме волка обращались и Есенин, и Мандельштам, и Высоцкий («Идет охота на волков…»).

В том же романе «Машины и волки» Пильянк впал в некоторое романтическое преувеличение индустриальной мощи, ему казалось, что есть некоторая «машинная правда», которая позволит уйти «от той волчьей, суглинковой, дикой, мужичьей Руси и Расеи – к России и к миру, строгому, как дизель… Заменить машиной человека и так построить справедливость».

Естественно, не получилось. А вот в серии американских очерков «О’кей» Пильняк точно предвидел, что «ныне СССР и USA играют в шахматы сегодняшнего человечества». Правда, один игрок сегодня несколько растерял фигуры, но все равно, кто возразит, что судьбы мира зависят от Америки и России.

Пильняк в отличие от многих писателей поездил по белу свету и ясно видел положение вещей, что есть Запад, что есть Восток и что есть Россия, «огромная земля многих народов, ушедших в справедливость». По крайней мере, так ему хотелось думать.

Небольшая повесть Пильняка «Красное дерево» вызвала шквал критики, и появился термин «пильняковщина». А из-за чего сыр-бор? Из-за того, что Пильняк посмел утверждать, что не Россия для коммунистов, а коммунисты – для России. В другой повести – «Мать-мачеха» – один из персонажей говорит: «Беру газеты и книги, и первое, что в них поражает – ложь повсюду, в труде, в общественной жизни, в семейных отношениях. Лгут все: и коммунисты, и буржуа, и рабочий, и даже враги революции, вся нация русская. Что это – массовый психоз, болезнь, слепота?..»

Скоренько из трубачей Пильняк угодил во враги. Его арестовали 28 октября 1937 года в день рождения сына. 21 апреля 1938 года последовал расстрел. Писателю было всего 43 года. Вот так: был человек – и нет человека.

Напрасно в дни великого совета,

Где высшей страсти отданы места,

Оставлена вакансия поэта:

Она опасна, если не пуста.

Эти строки из стихотворения Бориса Пастернака, посвященные Пильняку.

О себе Пильняк говорил: «Мне выпала горькая слава быть человеком, который идет на рожон. И еще горькая слава мне выпала – долг мой – быть русским писателем и быть честным с собой и с Россией».

Быть честным – еще одна вина…

Судьба Пильняка свершилась, а судьба его книг продолжается. Теперь их издают, и читатели поражаются их затейливым движением фабулы и оригинальным пряным языком, звукозаписью, переключением ритмов повествования, фантасмагорией, сюрреализмом и прочим. Стиль Пильняка довольно сложный, и за эту сложность ему немало доставалось при жизни, упрекали его в заимствованиях, в подражательстве и т. д. Горький отмечал, что Пильняк пишет «мудрено», Эренбург считал, что «вычурно».

А вот мнение о Пильняке Сергея Есенина: «Пильняк изумительно талантливый писатель, быть может, немного лишенный дара фабульной фантазии, но зато владеющий самым тонким мастерством слова и походкой настроений».

Сегодня нас с вами, как читателей, абсолютно не интересуют «идейные шатания» Бориса Пильняка, а вот мастерство слова, «походка настроений» – это как раз то, для чего мы берем книгу с полки.

«Всякая женщина – неиспитая радость…» – читаем мы в «Голом годе».

«Доктор Павловский хотел выслушать мое сердце: я махнул на сердце рукою! Я радостнейше выползал из гирь и резин, надевал в гордости штаны, и завязывал галстук, грелся солнцем, шлепал по плечам японцев, «юроси-гоза-имасил», т. е. объяснял, что очень хорошо!..» (рассказ «Синее море»).

Хорошо-то хорошо, но не для всех. А уж для Бориса Пильняка точно.

Есть ли утешение? Может быть, слова Эпикура? «Когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет. Таким образом, смерть не существует ни для живых, ни для мертвых». А что думал на этот счет Борис Пильняк, когда его вели на расстрел?..