Госбезопасный массаж
Мы все живем в эпоху гласности,
Товарищ, верь – пройдет она.
И комитет госбезопасности
Припомнит наши имена.
Эта «частушка»– аллюзия на известные революционные стихи была популярной шуткой среди интеллигентной московской публики конца 80-х. Люди не верили, что неожиданно пришедшая свобода слова – не провокация Лубянки. Феликс же не думал ни о провокациях, ни о последствиях. Придя в семью к «неприкосновенному» автору гимна СССР Сергею Михалкову, он, неистово увлеченный перестройкой, залихватски поинтересовался, вписав своим вопросом еще одну строку в историю журналистики:
– Сергей Владимирович, ответьте, пожалуйста, не являетесь ли Вы и Ваша жена Наталья Кончаловская агентами КГБ, как пишет об этом в своей книге американский журналист Баррон?
Позже Юрий Нагибин в беседе с Медведевым скажет: «Мы читали журнал и не верили своим глазам: как можно было задать такой вопрос, как можно было на него ответить и, главное, как можно было это все напечатать?»
В отношении самого Феликса у некоторых возникал тот же сакраментальный вопрос. Можно ли, не сотрудничая с органами госбезопасности, делать и говорить то же, что и этот неуемный журналист? Но любой, кому доводилось близко сойтись с Феликсом, сразу понимал – с такой детской любознательностью, доверчивостью и горячностью впору быть живой иллюстрацией к советскому плакату «Болтун – находка для шпиона», чем хитроумным сексотом.
Таким емким и уважительным автографом наградил интервьюера классик советской литературы Сергей Михалков, вручив одну из своих книг. Мэтр не обиделся на каверзный вопрос журналиста
Единственное, чем мог «похвастать» Феликс, – близким, можно даже сказать, дружеским знакомством с неким генералом КГБ по имени Петр Иванович. Тот незаметно появился в окружении Феликса в бурный «казиношный» период. О себе рассказывал немного, зато внимательно слушал и старался проводить с нашим героем как можно больше времени. Если и был у генерала особый служебный интерес, то он очень скоро перерос в симпатию к необычной персоне. Ему понравились открытость Феликса, легкость на подъем и вечно бьющий родник идей. «Он меня полюбил», – подхихикивал Феликс. Генерал и сам не заметил, как начал почти по-родственному заботиться о новом друге. Он ссужал его деньгами, не забывая впрочем составить формуляр «принято в залог, далее по списку… – передано денег в сумме…» Однажды, когда Феликса скрутил приступ радикулита, Петр Иванович тут же примчался с новомодным лекарством и заботливо растер страдальцу больное место. Феликс же, забывая брать расписки о возвращенных деньгах, так же забывал стребовать заложенные раритеты. В тот период он свято верил, что однажды сорвет грандиозный куш, проедется по своим кредиторам и заберет назад все свое драгоценное имущество… Петр Иванович запомнился Феликсу еще и по другому поводу. Впервые придя к генералу домой, он обратил внимание на картины в золоченых рамах, вывешенные на видных местах. Среди пейзажей выделялась картина, явно принадлежащая кисти Серова.
– Серов? – вполне искренне удивился Петр Иванович. – Какой Серов, Бог с вами, Феликс Николаевич! У меня только копии, откуда им взяться-то, оригиналам?..
«Действительно, откуда им взяться? – промелькнула у Феликса ироничная мысль. – У генерала-то КГБ…»