ГЛАВА 7

ГЛАВА 7

1 ноября 1964 г., после трех лет учебы на факультете философии и обществоведения в Иерусалимском университете, генерал Исраэль Таль получил назначение на должность командующего бронетанковыми войсками. В тот же день уходящий с этого поста генерал Давид Элазар стал командующим Северным командованием.

За полгода до описанных выше перестановок в штабе бронетанковых войск ситуация на сирийском направлении осложнилась. К так называемой «войне тракторов» добавлялся новый и потенциально более опасный конфликт, возникавший вокруг системы водоснабжения Израиля и легко способный перерасти в настоящую войну с Сирией. Это же, в свою очередь, могло повлечь за собой полномасштабную войну с арабскими странами.

Благодаря введенной в действие в июле 1964 г. государственной системе водоснабжения, вода из Галилейского моря начала поступать в Негев. Ирригационный проект, направленный на развитие сельского хозяйства в иссушенной солнцем пустыне, где предполагалось дальнейшее строительство поселений, обошелся Израилю примерно в сто тридцать миллионов долларов. Арабские государства возражали против проведения проекта в жизнь, несмотря на все усилия президента Эйзенхауэра разрешить вопрос с распределением вод реки Иордан, питавшей Галилейское море. На первом совещании руководителей арабских стран было решено силой предотвратить создание системы водоснабжения. Сирия хотела войны, но Абд-эль-Насер отметил, что арабы еще не готовы к полномасштабному столкновению с Израилем и начинать войну следует тогда, когда они будут абсолютно уверены в победе. В качестве временной меры арабы решили отвести притоки реки Иордан, особенно реку Баниас, исток которой находился в Сирии, таким образом изначально сведя к нулю целесообразность израильского предприятия. Израиль, со своей стороны, заявил, что не останется равнодушным к отведению притоков Иордана, и скоро стало ясно, что споры из-за воды могут привести к войне. Но некоторое время обе стороны стремились избежать этого и не шли дальше приграничных стычек.

Сирия тем временем решила совместно с Иорданией осуществить собственный ирригационный проект — построить канал, который отвел бы воды Баниаса к Мукейбе. В то же время продолжались неугасающие споры о правах на возделывание земель вдоль линии перемирия между Сирией и Израилем. Сирийская армия, которая имела преимущество ввиду рельефа местности, окопалась на укрепленных позициях на Голанских высотах и обстреливала израильские патрули, охранявшие израильские трактора, работавшие на полях в долине на территории, на которую претендовал Израиль. Поля обрабатывались вплоть до самой границы, вдоль которой были проложены маршруты патрулирования.

Приграничные инциденты возникали, когда с сирийских позиций обстреливались патрули или трактора. Израильтяне обычно отвечали огнем из автоматического оружия, и если дело на этом не заканчивалось, вступала и артиллерия; сирийские орудия располагались на господствующих позициях. Наблюдатели ООН в итоге добивались восстановления действия режима прекращения огня, но после небольшой передышки возникал новый инцидент, или в том же месте, или где-нибудь еще вдоль спорной границы.

Одним из очагов постоянной напряженности являлась местность неподалеку от Тель-Дана[97]. Еврейский национальный фонд проложил там дорогу, и жители кибуца вспахали поля тракторами. Угроза исходила со стороны двух сирийских позиций у деревни Нухейла и на господствовавшей над долиной высоте Тель-Азазиат. Пост командующего бронетанковыми войсками занимал тогда еще генерал Давид Элазар. Он утверждал, что танковые пушки — самое подходящее средство для подавления сирийских огневых точек, представлявших собой вкопанные в землю на высотах танки противника. Нашлись такие, кто выражал сомнение в способности бронетанковых войск обеспечить прекращение инцидентов, не втянув страну в войну. Так или иначе начальник генштаба генерал-майор Рабин дал согласие на предложение Элазара.

За неделю до того, как генерал Элазар занял пост командующего Северным командованием, бригада «D» получила приказ послать на сирийский участок границы роту «Центурионов».

«Центурионы» дислоцировались в зоне, невидимой находившимся по другую сторону границы сирийцам. За несколько минут танки могли выйти на огневые позиции для подавления огня орудий противника в Нухейле, в случае, если бы те начали обстреливать трактора, расчищающие проход к дороге.

Капитан Шамай, которому поручили руководство операцией, объяснил людям боевую задачу:

— Надо подбить их танки. Их два — один на восточной стороне деревни, другой на западной. Это первая задача. Уничтожив их, бейте по противотанковым орудиям и по полевой артиллерии. Только после того, как вы решите эту задачу, принимайтесь за штаб и точки, где сидят пулеметчики. Я буду корректировать огонь. Задача ясна?

— Да, командир, — сказал комвзвода второй лейтенант Кахалани. Спустилась ночь, колючий ветер Галилеи вгонял людей в дрожь,

хотя, возможно, дрожали они не только от холода. Если произойдет столкновение, оно будет первым для них и первым за последние шесть лет для бронетанковых войск. Взвод был полон тревоги. Шамай принес аккордеон.

— Давайте споем, ребята. Это поможет нам согреться!

Сначала он пел один — у него был приятный голос, — а подавленные люди собрались вокруг него послушать. Постепенно песню подхватили.

Участок границы близ Нухейлы, где происходили инциденты 3 и 13 ноября 1964 г.

— Парни! — обратился к бойцам сержант. — Да проснитесь же вы! Считайте, что у нас пикник на берегу моря!

Голоса стали бодрее. Шалом Коган, Дахан, Хаим Леви, Шитреет, Мишла, Иосиф Альбац (позывной «Булоц-1»), Иегуда Альбац («Булоц-2»), Менаше Манцур, Гуата, Авнер Гольдшмидт, Моше Рабинович, Ицхак Шабаци и другие — уроженцы Марокко, Ирана, Турции, Европы, Ирака, Йемена и Израиля. Все присоединились к общему хору.

На рассвете вторника, 3 ноября, трактора, везшие оборудование для укладки дороги, приступили к работе и медленно приблизились к месту, где им предстояло миновать исток реки Дан. Полугусеничные бронемашины разведки двигались впереди. Саперы шли перед бронемашинами и тракторами с миноискателями. Капитан Шамай следил за ними в полевой бинокль с наблюдательного пункта. Машины разведки постепенно приближались к повороту. Шамай видел позицию противника в Нухейле. Два танка (это были немецкие танки) находились в орудийных окопах, из которых виднелись только их башни и пушки. За домами прятались еще два безоткатных орудия. Шамай обратил внимание на то, что позиции средств ПТО не изменились со вчерашнего дня и что 81-мм минометы и пулеметные гнезда остались на прежних местах. Автоматчики тоже сидели в тех же окопах.

Когда сирийцы открыли огонь по машинам патруля разведки и шедшим впереди саперам, часы Шамая показывали ровно 12. Чтобы обеспечить израильтянам возможность вернуться, следовало подавить огонь противника. Это была его работа. Шамай отдал по рации команду:

— По машинам!

В считанные минуты «Центурионы» выдвинулись на огневую позицию, рассредоточившись на расстояние не более пятидесяти метров друг от друга. Находившийся слева танк должен был открыть огонь первым, он навел орудие на противотанковую пушку. И пошла потеха. Засвистели снаряды, посыпались осколки, поднялись клубы пыли и дыма. Сирийские 81-мм минометы на Тель-Хамре, танки и легкие орудия на Баниасских высотах, 120-мм минометы с Тель-Азазиат и оба врытых там танка — все включились в перестрелку. Вступила в действие и израильская артиллерия.

«Центурионы» палили беспрерывно, после каждого выстрела перед ними вставали клубы пыли, поднятой ударной волной и выбросом газов. Бронебойные снаряды, выпускаемые 105-мм пушками, неслись к цели со скоростью более 1400 метров в секунду. Если они попадали в цель, то поражали ее в доли мгновения, прежде чем успевала осесть поднятая выстрелом пыль. Долго еще воздух полнился дымом, пылью и крепким запахом пороха. Осколки минометных мин сыпались на Тель-Дан, и металл смешивался с градом камней и обломков скал. Дуэль продолжалась полтора часа, а потом наблюдателям ООН удалось добиться прекращения огня.

Потери ЦАХАЛа составили восемь легко раненных, два подбитых трактора и бульдозер. Генерал Таль, только два дня назад занявший пост командующего бронетанковыми войсками, поспешил в Галилею. Он прибыл к Тель-Дану спустя несколько часов после окончания артиллерийской дуэли.

— Сколько подбито сирийских танков? — таков был первый заданный им вопрос.

— Ни одного, генерал! — отрапортовал подполковник Ошри.

— Ни одного?

— Один, возможно, слегка поврежден, генерал.

— Их танки стреляли все время?

— Мы не заставили замолчать ни один танк, генерал. Сирийцы еще продолжали стрелять, когда мы уже перестали.

— Сколько снарядов выпущено?

— Восемьдесят девять, генерал.

— Будет проведено расследование! — заявил Таль. В кругах ЦАХАЛа инцидент в Нухейле рассматривался как поражение. Начальник штаба генерал Рабин говорил друзьям, что те, кто утверждал, что вражеские позиции можно подавить точным настильным огнем орудий «Центурионов», заблуждались. Тут вмешался генерал Таль.

— Ваша критика слишком сурова, и, на мой взгляд, направлена не в ту сторону, — заявил он друзьям-генералам. — Как раз наоборот, с помощью прицельного настильного огня 105-мм пушек британских «Центурионов» подавить позиции неприятеля можно. Но Нухейла показала нам, что ЦАХАЛ к этому еще не готов.

Расследование пришло к выводу, что, несмотря на превосходство в числе танков, высокую точность боя британских пушек, возможность заранее определить местоположения целей и расстояние до них, взвод достиг весьма незначительных результатов, и причина заключается в человеческом факторе, главным образом, в недостаточно эффективном руководстве.

Генерал Таль созвал на совещание офицеров бронетанковых войск от подполковников и старше. Это было первое совещание со старшими офицерами, которое он проводил в роли командующего бронетанковыми войсками. Он разобрал с собравшимися опыт инцидента в Нухейле. Главным, на что он обратил внимание офицеров было: вражеские танки — первая цель наших танков.

Капитан Шамай вернулся домой вечером в пятницу. Нава, его жена, бросилась к нему с распростертыми объятиями, но он встретил ее холодно и поспешил к кроватке шестимесячного сына Итая. Мальчик спал, и Шамай долго стоял, глядя на него, затем пошел переодеваться и мыться. Когда он вернулся, сын проснулся, и он взял его на руки. Нава чувствовала, что что-то не так.

— Что случилось, Шамай? — спросила она.

— Ничего, — сказал он.

Шамай играл с сыном и явно не собирался отправляться к деду и бабушке в Рамат-Ган, куда неизменно ездил каждую пятницу, если только не находился на учениях.

— Едем к дедушке и бабушке?

— Нет, — буркнул он.

Шамаю было полтора года, когда в 1940-м его отца, Шмуэля Каплана, члена «Лохамей Херут Исраэль»[98], арестовала британская полиция. Сначала его поместили в лагерь в Мацраа, затем в лагерь под Латруном, а потом в тюрьму в Акре. Наконец он был депортирован британцами в Эритрею. Во время войны его семью уничтожили нацисты в Польше. Отца освободили в 1947 г., когда Шамаю было восемь с половиной, и Шамая воспитывали мать и ее родители, к которым он был очень привязан.

— Что случилось? — спросила Нава.

— Ничего, — проворчал он.

Не захотел Шамай и пойти к друзьям, поиграть в джинрамми [карточная игра]. Он рано ушел спать. В субботу погулял с сыном Итаем, а в воскресенье вернулся в часть.

Все в бригаде знали об инциденте в Нухейле. Некоторые пожимали капитану руку и говорили, что виноват тот, кто выбирал позицию. Другие ругали «Центурионы», популярность которых неуклонно снижалась. «Это черт его знает что такое, а не танк, Шамай», — говорили они. «Верно, это не танк, — соглашался Шамай, — слишком сложен».

Но находились и такие, кто радовался его провалу.