ГЛАВА 4

ГЛАВА 4

26 мая меня призвали, и я поступил в распоряжение военного представителя, в подразделение, осуществляющее контакты с прессой. Три дня перед получением повестки стали самыми тревожными в моей жизни, за исключением, возможно, тех дней, когда Африканский корпус Роммеля стоял у ворот Египта.

Правительство и Кнессет покрывались холодным потом. Было ясно, что руководство Израиля не собирается прибегать к силовым мерам в вопросе Тиранского пролива, поскольку боится войны. Не то что бы существовали опасения относительно возможности поражения ЦАХАЛа; просто руководство не хотело заходить так далеко. Тех разрушений, которые приносит современная война, вполне достаточно, чтобы вызвать серьезные сомнения в том, стоит ли воевать вообще, и это особенно верно, когда речь идет о маленькой стране, народ которой до дна испил чашу страданий и бедствий.

В Иерусалиме превалировало мнение, что стране придется дорого заплатить за победу. Кто-то называл цифру возможных потерь — 10 тыс. чел., другие говорили о сотнях тысяч. Утверждалось, что военно-воздушные силы Израиля неспособны предотвратить налеты арабских самолетов на наиболее крупные и густонаселенные города. Десять тысяч погибших для Израиля — это в пропорции все равно, что миллион для США. Разрушения в ходе войны и гибель стольких людей — уже катастрофа для маленького народа. А десять тысяч считалось еще скромной оценкой.

Израиль — тихая гавань для тех, кто бежал от резни и ненависти. Едва ли в Израиле найдется семья, которая не потеряла бы родственников в Европе, Азии или Африке. Если насилие и ненависть настигнут евреев в их собственном государстве, зачем тогда оно вообще создавалось? Вот почему правительство Израиля стремилось к дипломатическому решению. Сторонники дипломатии твердили, что закрытие Тиранского пролива в конце концов не смертельный удар для страны и его нельзя класть на одни весы с войной, которая способна погубить Израиль. Если бы удалось побудить морские державы, и особенно США, выступить в поддержку прав Израиля осуществлять свободное судоходство через пролив, это было бы предпочтительнее, чем война.

24 мая министр иностранных дел Израиля Аба Эбан вылетел в Париж, Лондон и Вашингтон, чтобы попытаться положить конец кризису мирными средствами.

У правительства имелись две причины сомневаться в целесообразности использования силы. Первая — военное руководство не исключало возможности истребления арабскими войсками большого количества гражданского населения. Вторая, не менее важная — позиция Давида Бен-Гуриона. В столь трудное время взоры многих устремились на старого льва. И на сей раз Бен-Гурион, извечный сторонник жесткой политики, предостерегал от немедленного начала войны. Он зашел так далеко, что советовал распустить части резервистов, с тем чтобы снизить напряжение и сделать возможным переход к новой фазе отношений, более благоприятной для Израиля. Он настаивал на том, что Израилю лучше самому выбрать момент для войны, который будет больше его устраивать, и что не следует вступать в военную конфронтацию во время и при условиях, наиболее благоприятствующих врагу. Бен-Гурион считал, что нынешняя ситуация невыгодна для Израиля, поскольку он находится в изоляции, окруженный объединившимися против него арабскими странами, которые таким образом вынуждают ЦАХАЛ сражаться на несколько фронтов.

Бен-Гурион приводил один неопровержимый довод, а именно: даже если Израиль разобьет арабские страны пятьдесят раз, они не перестанут существовать, но если арабы разобьют ЦАХАЛ лишь единожды, Израиля уже не будет. Этими словами он выразил главное направление общественного мнения. По этим причинам Бен-Гурион связывал успех ЦАХАЛа с наступлением, со стратегией неожиданности и с наличием военных союзников. В мае 1967 г., когда вся Египетская армия заняла позиции на Синае и когда каждый день число арабов на египетском фронте росло, он не видел шансов на легкую победу. Также Бен-Гурион боялся больших потерь — даже победивший Израиль ждут страдания. И более того, у Израиля не было союзников. На Бен-Гуриона произвела сильное впечатление международная реакция, последовавшая за Синайской кампанией 1956 г. Израиль тогда один противостоял требованиям ООН вывести войска с Синайского полуострова; и Соединенные Штаты, и Советский Союз голосовали против Израиля, чтобы вынудить его завершить вывод войск до заключения мирного соглашения.

Получалось, что даже если ЦАХАЛ вновь победит, победа окажется бесполезной. Совет Бен-Гуриона заключался в том, чтобы отсрочить войну до того, как настанет более подходящее время и сложатся более благоприятные условия. Даже член Кнессета Моше Даян, герой Синайской кампании 1956 г. и в вопросах обороны человек решительный, придерживался той же точки зрения, но, в отличие от других, считал войну неизбежной. Он изменил мнение относительно целесообразности начала войны всего лишь за сутки до того, как был назначен министром обороны вместо премьер-министра Леви Эшколя[88], занимавшего до 1 июня также и эту должность.

Таким образом в коалиционном правительстве Израиля не было никого, кто настаивал бы на немедленном военном ответе на закрытие Тиранского пролива и сосредоточение египетских войск на Синайском полуострове. Упорство, с которым президент Насер проводил в жизнь свою авантюру, вселило смятение в сердца израильтян, их лидеров и вызвало серьезные подозрения в том, что у египетского руководителя имеются веские причины стремиться к войне. В Иерусалиме видели два мотива, объясняющих самоуверенность Абд-эль-Насера. Один — некое секретное оружие, другой — полная поддержка со стороны Советского Союза. Второе особенно беспокоило. Если действиями Абд-эль-Насера руководят русские, это может являться частью их плана установления своей гегемонии на Ближнем Востоке, и тогда ситуация весьма и весьма опасна. Израилю было жизненно важно убедиться, что США и Европа намерены препятствовать осуществлению планов русских; опрометчиво вступать в войну, не выяснив всего и всестронне не изучив обстановку.

На протяжении длительного периода времени, пока правительство колебалось и сомневалось, общественность оставалась в неведении, а неведение всегда питает химеры страхов и тревог. Население Израиля разделялось на две группы: те, кто остался дома, и те, кого призвали в армию. Первая в основном состояла из пожилых людей, женщин и детей, реагировавших на происходящее со скоростью и энергией, присущей нации изгнанников. Они принялись делать запасы, и такие товары, как сахар, рис и мука, вмиг исчезли из лавок и супермаркетов, следом за ними — консервы, свечи и туалетная бумага. Люди, скупавшие товары, имели за плечами печальный опыт; некоторые помнили погромы, когда евреям приходилось прятаться в собственных домах неделями, пока энтузиазм погромщиков не стихал. Другие припоминали голодные времена Первой мировой войны. И очень многие не забыли то, что происходило во время Второй. Немало было и таких евреев, в которых еще жила память о зверствах в городах арабских стран и Северной Африки.

В волнах слухов, тревог, в беготне по магазинам гражданское население все глубже проникалось страхом и беспокойством. После 23 мая казалось, что уже ничто не сможет предотвратить грядущей войны на уничтожение. Поездка министра иностранных дел в Париж, Лондон и Вашингтон усилила разраставшееся предубеждение, что на сей раз арабские армии превосходят ЦАХАЛ и что еврейский народ должен вернуться к традиционному средству обороны — кричать «Гевальт!» (буквально, смилуйтесь), взывая к просвещенному миру.

Руководитель Египта укреплял свои позиции и статус лидера объединенного арабского мира. 24 мая Иордания разрешила ввести на свою территорию войска Ирака и Саудовской Аравии. Ливан начал мобилизацию, а Армия Освобождения Палестины Ахмеда Шукейри получила от Египта тяжелое вооружение, которое было немедленно размещено на позициях на границе сектора Газа. В то время, пока арабские армии, сосредоточивая силы, готовились к войне, Соединенные Штаты и Британия тешили себя разговорами об организации международного контингента, который обеспечит-де свободное прохождение израильских судов, за исключением военных, через Тиранский пролив. Для разрешения кризиса с судоходством в проливе Франция рекомендовала проведение акции объединенными силами четырех великих держав, но 25 мая Советский Союз решительно отклонил это предложение. 26 мая У Тан заявил, что закрытие пролива представляет собой угрозу миру, а в Египте Абд-эль-Насер провозгласил: «Если придется воевать с Израилем, мы уверены в победе!»

В субботу вечером, 27 мая, министр иностранных дел Аба Эбан вернулся из Вашингтона в Лод и прямо из аэропорта поспешил на совещание Кабинета, проводившееся поздно ночью. Президент США Джонсон просил, чтобы Израиль отложил любые военные действия на две недели. Такая просьба была высказана вторично. С Эбаном появилась надежда, что за эти две недели США, действуя совместно с Великобританией, добьются для Израиля свободы международного мореплавания по Тиранскому проливу.

В воскресенье вечером, 28 мая, радио «Коль-Исраэль» объявило, что премьер-министр сделает обращение к народу. Весь Израиль ждал, затаив дыхание. Как только еженедельное заседание Кабинета завершилось, Леви Эшколь поспешил в Дом радио и в прямом эфире обратился к гражданам страны.

Эшколь дал определение блокаде Тиранского пролива, назвав ее «агрессией против Израиля».

После целой недели, прошедшей с начала блокады, не прозвучало ни единого слова о возможном военном ответе, только официальное определение шага Каира, суть которого и без того была ясна всем и каждому. Затем премьер сказал, что ЦАХАЛ находится в полной готовности защитить безопасность государства Израиль и что режим чрезвычайного положения сохранится. «Нет сомнений, — подчеркнул он, — что мобилизация резервистов и боевая готовность ЦАХАЛа к любым испытаниям была и остается жизненно важным фактором, способствующим международной деятельности», направленной на быстрейшее прекращение блокады. И, наконец, он сказал, что правительство решило придерживаться дипломатического подхода, направленного на то, чтобы подтолкнуть мир к действиям с целью обеспечения беспрепятственного международного судоходства через Тиранский пролив.

Мало того, что само по себе обращение звучало удручающе, Эшколь место, где он читал, начал заикаться и запинаться. Было слышно, как он шепотом обратился к помощнику, спрашивая, откуда ему читать дальше. И это министр обороны!

Но все-таки содержание обращения встревожило людей больше, чем неуклюжая манера, в которой оно было сделано, поскольку ясно показало непонимание руководством ситуации. Проблема, с которой столкнулся Израиль, состояла уже не в блокаде Тиранского пролива, но в утрате значения армии как сдерживающей силы. Без этого маленький Израиль не мог существовать, окруженный врагами, превосходившими его численно в пропорции сорок к одному и даже больше.

Попытка решить проблему блокады как политико-экономическую с помощью великих держав являлась принципиально неверным шагом. Если бы она удалась, ее ошибочность стала бы еще очевиднее. И в самом деле, как бы выглядел Израиль, существуй он по милости великих держав, которые должны были бы обеспечивать свободное продвижение кораблей в его порты через международные воды? В своем обращении к народу премьер-министр не упомянул о попытках великих держав обеспечить израильское судоходство в проливе, только о международном мореплавании. Поступив таким образом, он оставил обращение открытым для компромиссной трактовки, что означало: Абд-эль-Насер может согласиться разрешить доступ в израильский порт Эйлат любому судну, под флагом любого государства мира за единственным исключением — Израиля.

В тот момент, когда Абд-эль-Насер закрыл пролив Тиран, приветствовал войну с Израилем словами «ахлан ва-сахлан», начал сосредоточивать войска на Синае и собирать военную коалицию из Сирии, Ирака, Иордана и Алжира, Израиль оказался в ситуации, с которой столкнулся в 1948 г. Само его существование повисло на волоске. Чтобы выжить, Израиль должен был иметь возможность сам постоять за себя, не надеясь на милость других. Это тяжкая и горькая правда, которая требует жертв. В ту минуту, когда Израиль утратит способность защищаться, он лишится надежды на существование в качестве независимого, суверенного государства.

Между тем, долгая история еврейского народа знавала примеры чудес. Ошибки, сделанные правительством, его колебания и слабость вызвали чудо, которое произошло с еврейским народом в 1967 г. Народ Израиля начал понимать, что вновь оказался перед реальной угрозой истребления, что его жизнь — в его собственных руках.

Толпы иностранных корреспондентов вились вокруг управления по связям с прессой. Некоторые находились в Израиле в 1948 г. и видели рождение нации. Теперь, возможно, они прибыли посмотреть на ее гибель. Я протолкался на регистрационный пункт и, отметившись, получил спальный мешок — все, что осталось на складах подразделения связи. Следующим утром, в пятницу 26 мая, я получил предписание прибыть с докладом в бронетанковую дивизию генерала Таля.

Я хорошо помню ночь накануне моего отъезда в дивизию. Окна моей квартиры уже были заклеены полосками ткани, светильники — выкрашены в синий цвет, а детям сказано, что не надо бояться сирены воздушной тревоги.

Утром, собравшись, я обнял детей и испытал чувства, посещавшие многие поколения отцов-евреев на протяжении последних двух тысяч лет.

«Они хотят забрать твою жизнь», — вот как можно выразить это ощущение словами. Я был опечален. Израиль казался раненым человеком, выброшенным на ледяной берег вдали от цивилизации, который, теряя силы, видит, как к нему, сужая круг, подбираются голодные дикие звери. Египет, Сирия, Ирак, Иордания, Алжир, Кувейт… — каждый день врагов становилось все больше и больше.