13. Потеря

13. Потеря

Когда мы жили в Мэндвилле, я также познакомился с Бобом Марли. Кит, Чарли и я одновременно запали на реггей с островов в одно и то же время и достаточно рано. Тогда реггей еще не завоевал мир. Кит просто живет им, и я имел большое удовольствие представить его Джимми Клиффу. Я встретил Джимми на вечеринке и сразу подумал, что Киту надо встретиться с ним. Они были созданы друг для друга. Я взял Джимми, мы пошли в гостиничный номер Кита, и я прикрыл глазок рукой.

Я постучался: «Кит?»

«Иди на…», — последовал ответ.

Я постучал снова: «Здесь есть кто-то, с кем ты должен встретиться».

Он открыл дверь, и его плохого настроения как не бывало. Он увидел Джимми, немедленно протолкнул его в свой номер, обнял его, сел, зажег косяк, и с тех пор они стали самыми большими друзьями.

В реггее было нечто, что играло на сокровенных аккордах нашей души. Фундаментальный сырой ритм — общая любовь, которая составила основу нашего музыкального творчества, как и в блюзе. Внезапно появилось множество отличных реггей-групп вроде «Slickers» и «Heptones», Макса Ромео и Плуто Шервингтона. В те дни мы с Китом брали в клубы наши пластинки с реггеем, просили диджея поставить их, и если он отказывался, то рисковал оказаться на конце Китового ножа. Мы просто старались развеселить эти места.

В ноябре 1979-го Боб Марли и «Wailers» совершали свое мировое турне «Survival» («Выживание»), они играли в «Оукленд Колизеум». Один из гитаристов Боба, Эл Андерсон, потерял свою гитару и позвонил мне с просьбой взять на прокат одну из моих. Я не возражал и даже предложил подвезти её ему. Так что я полетел в Сан-Франциско и заказал такси до «Колизеума» за несколько часов до концерта, но парни из охраны Марли не пустили меня. Я объяснил, что я приехал с гитарой для Элла. Но они были такие здоровые ямайские парни, они не знали, кто я такой, и я в их глазах был просто каким-то тощим белым парнем с забавной прической, который хочет задаром попасть на концерт. Я перепробовал все убеждения, и когда это все не сработало, я решил, что единственный способ, которым я могу доказать им, что я — это я, это — сыграть.

Это было прослушивание. Я стоял перед артистическим входом на стадион и играл реггей-риффы, они стали тащиться, и спустя недолгое время решили, что я не болтаю. Так что они разрешили мне потусоваться в этой местности, пока не придет Эл.

Он провел меня за кулисы, где я потусил с «Wailers» в тумане дыма от травы. Мы смеялись, шутили и немного поджемовали. Я рассказал им, как мне нравится играть с ними реггей, — и почему бы и нет, эти парни ведь были королями реггея — и они попросили меня выйти поиграть с ними на бис. Я посмотрел на Элла, он поблагодарил меня за гитару и повел меня в гримерку Боба. Боб стоял посередине своей задымленной комнатки, раскачиваясь в такт медленной мелодии реггей. Привычный уже там дым марихуаны не угасал. Его глаза были полузакрыты, когда Эл представил меня ему. Я сказал: «Привет», и он просто подмигнул. Он был очень тихим парнем, и был где-то далеко вдали от энергии внутри своей группы. Мы вместе раскурили пару косяков и заторчали от нескольких его песен. Я сказал ему: «Так что, ты — единственный из группы, кто еще не знает, что я буду играть с тобой сегодня вечером, не так ли?» Он ничего не ответил. Но он посмотрел на меня так, что типа если можешь, то давай.

Группа устроила фантастическое шоу, и когда её позвали на бис, Боб вытащил меня. Мы начали тащиться, и когда я играл. Он еще раз посмотрел на меня, на этот раз будто бы говоря, что да, о-кей, ты молодец. Я так понял, что мы должны были сыграть один или два номера, но мы с ним так хорошо сыгрались, что я остался с ним на сцене на все время анкора, который продолжался полтора часа.

После концерта группа устроила настоящую домашнюю атмосферу. Потом Боб и я дали вместе несколько интервью. Мы с Джо даже сфотографировались с ним вместе. Я уже собирался прощаться, как вдруг один из «Wailers» сказал: «Знаешь, ты действительно понравился Бобу». Это прозвучало странно, так как он стоял прямо здесь же. Было похоже, что он не может или не хочет говорить за себя, поскольку это мог сделать один из «Wailers».

«Боб хочет, чтобы ты поиграл с ним в футбол». Так что мы поиграли в футбол. У него за кулисами была небольшая площадка, где мы погоняли мяча и покурили отличную «гангу».

Итак, здесь был англичанин, играющий в Америке с командой из раста, и все это время Боб широко улыбался. Какой чудный парень.

Еще одним, с кем я познакомился, был, как это ни комично, Ян Дьюри. Я говорю «комично», потому что он тоже англичанин, и дома наши пути не пересекались. Несомненно, Ян был одной из самых недооцененных рок-легенд, а также отличным художником. Но я ни разу не слышал о нем до тех пор, пока я не посетил дом Джо, где познакомился с её родителями.

Братья Джо Пол и Винни подвезли меня на своем «Мини», и в машине у них играл Ян Дьюри и «the Blockheads». Я спросил: «Кто это?», и они рассказали. С первого прослушивания я подумал, что Ян просто замечателен.

Я также подумал, что Пол и Винни — тоже замечательные, потому что Джо предупредила меня, что её отец не разрешает никому выпивать в доме, а они поняли, что я бы не прочь дернуть кое-чего, так что они, невзирая на отсутствие лицензии, пронесли полбутылки водки. Мы пошли пропустить в их комнату, и перед тем, как включить мне еще Яна, Пол скрутил косяк.

Когда мы познакомились с Яном в Лос-Анджелесе, его карьера уже сходила на нет, и мы с Джо настояли, чтобы он пришел к нам в гости на тушеные бобы с тостами. Он спросил, откуда Джо родом, и когда она сказала ему, что родилась в Биллерикее, Эссекс, он сказал, что он тоже оттуда, и стал называть её (по песне) Дики из Биллерикея. Ян оказался одним из самых классных парней, что живут на белом свете, и он — еще один человек, по ком я очень скучаю. Он был очень неразговорчив по поводу своих талантов артиста и художника. Однажды ночью в своей квартире в Хаммерсмите он прошерстил для меня свой шкаф с рисунками. Это были очень впечатляющие работы, которые он хранил со времен своей учебы в колледже искусств.

Однажды вечером, когда Род был в Лос-Анджелесе, мы узнали, что Ян и «the Blockheads» играют в «Рокси», так что мы пошли послушать их. Но это было на самом деле грустное зрелище, потому что он был неизвестен в Штатах, и в зале было всего около 50 человек. Тогда в программе был Лу Рид. Я и Род прошли за сцену и расстроили все гитары Лу, так что когда он вышел на сцену, ничего не работало. Тот нас не простил, но Род, Ян и я подумали, что это просто замечательно.

Грэем Чэпмэн и Эрик Айдл из «Монти Пайтон» также жили тогда в Лос-Анджелесе. Эрик ставил пародию на «Битлз» под названием «the Rutles», и пригласил всех своих друзей поработать за полцены. Он нанял Пола Саймона, Майкла Пэлина, Билла Мюррея, Мика и Бьянку, Дэна Эйкройда и Джона Белуши. Он вырядил меня в панковского «Ангела Ада». На самом деле мы сняли основную массу в Англии, где Эрик использовал те же места, что и «Битлз» в «Вечере трудного дня». Наша версия называлась «All You Need Is Cash» («Все, что вам нужно — это наличность»), и она смотрится со смехом даже спустя все эти годы. Если вы приглядитесь, то сможете увидеть где-то там Джо, и Джордж Харрисон тоже выступает в эпизоде. Там же снимались Лорн Майклс — тот, кто придумал «Saturday Night Live», а также Эл Франкен и Гильда Раднер. Это шоу предвосхитило «Spamalot» — вещь «Монти», не просто прикалывающихся в пост-«Пайтоновскую» эру. Всё здесь в таком чудесном беспорядке. Так же выглядит мой рабочий день. Знаете — смеёшься, смеёшься, смеёшься, и… ох, дело сделано?

Тусуясь в Лос-Анджелесе с Эриком, мы однажды были выгнаны из дома Грэема Чэпмэна за слишком громкий смех. Грэем пригласил нас к себе, чтобы просмотреть «Life Of Brian» («Жизнь Брайана») — самый смешной из всех фильмов. Здесь же был Кит, который завис с девчонкой по имени Лил. Она была реально сумасшедшей телкой, которая любила бутылку и так смеялась, что звук её смеха мог обрушить целую стену. У Грэема дома была его маманя, которая пожаловалась, что она не может спать, потому что мы все очень громко смеёмся. Грэем все время повторял: «Пожалуйста, потише, моя мама…»

Кит старался закрыть рот Лил рукой, но она все время отталкивала его и кричала: «Пошел на…», а потом снова начинала ржать. Это продолжалось так долго, что мама Греэма поднялась с постели и сделала внушение своему сыну, так что ему пришлось препроводить нас всех до двери: «Я очень извиняюсь, но моя мама желает, чтобы вы ушли».

Еще один британец, с которым я в те годы часто сталкивался — как и сейчас — это Дэвид Боуи. Он — очень земное создание: приятный, симпатичный, невероятно творческий человек. Я взял Джо на его концерт в «Мэдисон-Сквер-Гарден», и мы тусили за сценой в ожидании его, когда ко мне подошла Тина Тернер, припечатала мне большой поцелуй и сказала: «Кит, я люблю тебя». Она в ту пору все время путала меня с Китом, так что мне пришлось сказать ей: «Я — Ронни». Она улыбнулась: «Ну, мне все равно понравилось».

Когда Боуи зашел на сцену, я подбежал к нему и совершенно оглоушил его со словами: «Ой, Дэйв, где же та пятерка, которую ты мне должен?» В панической атмосфере своего окружения он ответил спокойно, как ни в чем не бывало: «Она в моих других штанах, Рон, я тебе отдам её позднее». Вот такой Боуи. Даже в безумии своего мира он по-прежнему находит время для того, чтобы радушно привечать своих друзей. Когда Дэвид жил в Нью-Йорке, то однажды позвонил мне и попросил сыграть с ним концерт в клубе «China» со Стиви Уинвудом и Кэрмайном Роджасом. Я пришел, считая, что у нас еще будет время порепетировать. Нас просто понесло. Экспромтное блаженство.

Тогда Лос-Анджелес просто кишел звездами тех лет. Куча талантов. Однажды вечером мы с Миком пошли на концерт Марвина Гэя, но забыли купить билеты. Нам удалось договориться проникнуть за кулисы, и мы провели все шоу, наблюдая самого со стороны сцены. После концерта мы оказались в гостиничном номере Марвина в ожидании публики.

Там тусовалась куча народа, и когда мы не нашли там Марвина, то пошли его искать. Мы открыли дверь спальни, и там сидел вроде как он в своей шляпе. Мик немедленно вошел и стал давать Марвину советы по поводу песен, которые ему нужно было спеть, и какие песни он, наверное, забыл включить в концерт. Мик продолжал и продолжал, пока бедный парень не смог вставить свою реплику: «Эй, мужик, всё это очень хорошо, но я — брат Марвина. Он сам скоро вернется».

Когда мы отправлялись в путешествия, Джо просила своего брата Пола присмотреть за домом. И однажды вечером, когда Пол смотрел за Мэндвиллем и детьми, у дома остановился лимузин, и у ворот раздался звонок. Пол ответил на него, и голос оттуда сказал: «Эй, Ронни, мужик, это Джон, мужик, я приехал повидать тебя».

Пол сказал: «Извини, Ронни здесь нет».

Джон спросил: «Кто это?» Когда Пол сказал, что он — брат Джо, Джон воскликнул: «Эй, мужик, мне надо поговорить тобой».

Пол продолжал говорить: «Я не знаю, кто ты такой», но теперь этот парень завел очень жалостливую историю о том, как его покинула жена, Полу стало очень жалко его, и он впустил его.

Тут этот большой, толстый и неуклюжий парниша падает на кушетку и начинает искренне сокрушаться о своей жене. Пол даже и не представлял, кто это такой, кроме того, что тот, кажется, знал Джо и меня.

Они вдвоем провели всю ночь в возлияниях, и Джон плакался на плече у Пола. Джон уехал примерно в 5 утра, и Пол решил, что это — обычная ночь в доме Вудов.

Мы с Джо приехали обратно на выходные, и Пол рассказал Джо, что этот здоровый парень — действительно приятный человек — пришел в наш дом и всю ночь делился с Полом своими проблемами. Пол сказал, что попробовал этому парню поладить с бывшей женой, но теперь даже не может вспомнить его имя. Джо пошла готовить обед, а мы с Полом встали у телика, и когда начали передавать «Saturday Night Live», Пол закричал: «Вот он».

Это был Джон Белуши.

Мы подружились с ним в Нью-Йорке, когда делали с ним шоу, и он всегда заходил к нам, когда бывал в Лос-Анджелесе. Несколько дней спустя в дом прибыла роскошная гитара «Hamer», адресованная Полу. Её сопровождала записка, гласившая: «Преподобному Полу Карслейку, спасибо за все, Джон Белуши». К несчастью для Пола, несколько недель спустя Чач пришел ко мне в дом, чтобы забрать кое-какие гитары, он не знал, что эта была не моя и отправил её с остальными в следующее турне «Стоунз». Её пересылали откуда-то в мягком чехле, а не в жестком, и она в конце концов сломалась. Джон также сделал соответствующие гитары «ZZ Top» для Джэми и меня — для Джэми это была детская копия моей с выгравированным его именем.

Джэми столько раз видел Джона на «Saturday Night Live», и ему очень нравились его кувырки назад, когда он изображал Джо Кокера. Наверное, в первый вечер, когда к нам пришел Джон, Джэми спросил его, это он реально исполнял этот трюк по телику, или же вместо него это делал каскадер. Джон уверил Джэми, что он делал это сам, и чтобы доказать это, проделал это прямо в нашей гостиной.

Он был настоящим нашим другом и совершенно безбашенным парнем. Дэн Эйкройд любил сплавлять Джона нам, потому что знал, что с нами он будет в безопасности. И мы втроем любили дурить. Он был отличным мужиком и имел виды на Джо. Многие мои друзья имели на нее виды — с ней самым постыдным образом флиртовал Дон Джонсон. Он брал нас на свой катер (который однажды отказался заводиться к неудовольствию толпы, которая смотрела на него с пристани), шутил с нашими детьми и заставлял Джо вести себя легкомысленно. Я думаю, что с этим приходится смириться, когда у тебя красивая жена, мужчины будут роиться возле неё. На самом деле Джон любил мою жену, и хотя он был моим лучшим другом, Джо — моя жена, и мне пришлось приложить усилия, чтобы добиться её. Однажды вечером, когда меня не было дома, он приехал и взял Джо в поместье «Плейбоя» и Хью Хефнера. Когда она рассказала мне, где она была, мне это не понравилось. Собственно, я был в ярости. Но это не остановило Джона. Он приходил в студию, звонил ей, и они смеялись по телефону часами. Это в общем-то не было проблемой, потому что мы любили Джона, и он был нашим другом, хотя однажды вечером, когда я заснул на кушетке, у них состоялся вот какой диалог:

Джон говорил: «Джо, уходи ко мне».

Джо была поражена: «Ха?»

Он повторил еще раз: «Уходи ко мне».

Джо попыталась дать ему понять: «Ну что ты, Джон, мой парень спит на кушетке прямо возле нас, а ты просишь меня уйти к тебе?»

Он сказал, что он — серьезно: «Я люблю тебя».

Джо напомнила Джону, что они вместе отлично проводили время, но как друзья, и что она любит его, но как друга.

И вот я проснулся и увидел Джона на коленях, умоляющего его: «Выходи за меня». Я объявил: «Джон, если бы ты не был таким толстым и страшным, я бы расценил это как вызов».

За несколько месяцев до этого инцидента мы встретили пару отвязанных дилеров, которые ошивались возле «The Band» (Робби Робертсона и его парней — Ричарда Мануэля, Рика Данко, Ливона Хелма и Гарта Хадсона). У них была хорошая дурь, поэтому мы с ними и подружились. У одной из них — Кэти — был плохой вкус, и от неё дурно пахло. Она всегда предлагала Киту «проехаться в город», но он просто не мог её терпеть. Она, кажется, недолго работала на нас, хотя я не могу припомнить, чем конкретно она занималась. Что бы это ни было, но она постоянно тусовалась в доме. Мы решили, что пора от неё избавиться, но она не уходила, и как-то даже погрозила нам шантажом. Тогда Кит взял свою пушку, прислонил её голову к двери и сказал: «У тебя есть 44 причины убраться из этого дома».

Она была тогда известной девчонкой в городе, и мы узнали, что Джон покупает свою наркоту у неё. Он не был наркошей, но потреблял это в больших количествах. Когда мы были дома, Джон тусил с нами, смеялся, болтал чепуху и старался женить на себе Джо. Но в начале марта 1982-го он провел большую часть ночи в бунгало знаменитого отеля над Сансет-Стрип, «Шато Мормон», где ширялся вместе с Кэти. Она в ту ночь покинула его там и уехала на его «Мерседесе». На следующее утро личный тренер Джона обнаружил его там мертвым. Кэти была в конце концов обвинена в непредумышленном убийстве. В ту ночь, когда Джон умер, он позвонил к нам домой. Трубку поднял брат Джо. Мы спали. Джон хотел поговорить с нами. Диалог не состоялся.

В Лос-Анджелесе я также дебютировал в своем первом голливудском кино. Мы с Ринго Старом столкнулись с режиссером Мартином Скорцезе через Билла Греэма (самого надежного и работящего из всех промоутеров), и тот пригласил нас прийти посмотреть, как он снимает «The Last Waltz» («Последний вальс») о последнем концерте «the Band». Там были многие наши товарищи — Клэптон, Дилан, Нил Янг и Мадди Уотерс. Когда Мадди сказали, что тут он должен познакомиться кое с кем, он прошептал своему пианисту Пайнтопу Перкинсу: «Иди сюда, тут есть кто-то, с кем мы должны познакомиться, наверное, он знаменитый». Им был Боб Дилан.

Когда мы с Ринго сидели в публике и смотрели, как их снимают, подошел Билл Греэма и сказал: «Вы тоже будете там». Мы спросили: «Правда?» А он ответил: «Так велел Марти», так что мы выкатились на сцену на бис, что тоже вошло в фильм.

Ринго играет Ринго, а я играю Ронни, и если вы присмотритесь, то заметите нас в финальной сцене. Меня должны выпустить[26].

Другое мое случайное появление в кино случилось в Нью-Йорке, в фильме Адриана Лайна «9 с половиной недель». Звезды кино Ким Бесинджер и Мики Рурк. Меня поместили в сцену в галерее живописи.

Мы с Джо — друзья режиссера Адриана Лайна и его жены Саманты, Адриан сказал Джо: «Приди посмеяться на съемки», — и взял её в эпизод. За ней пришел и я — не потому, что я собирался контролировать кинокарьеру Джо, но потому что мне хотелось познакомиться с Ким Бесинджер. В конце концов я полдня провел в разговоре с ней в её трейлере, мы отлично провели время. Она просто роскошная, в её компании здорово, и я бы провел еще полдня в разговорах с ней, если бы меня не выгнала её компаньонка.

Так как мне нечего было больше делать, на съемках я просто гулял. Это было вроде галереи, так что я сел на лестницу и стал общаться с какими-то людьми, и внезапно кто-то крикнул: «Мотор!».

Бедная Джо в конце концов в фильм так и не попала. А должна была, потому что её платье было — просто закачаться. Ошибка Адриана Лайна. Это все происходило в Лос-Анджелесе, однажды после полудня я тусовался с Элиотом Гульдом и пластиночным продюсером Ахметом Эртеганом — человеком, который возглавил «Атлантик Рекордз», и который был с Миком в ту ночь, когда он порезал себе руку на 20 швов о дверь ресторана, — мы говорили о братьях Маркс, и я сказал: «Мне очень нравятся они — жалко, что в живых остался только один Гроучо».

И вот Ахмет сказал: «Знаешь, а Гроучо — мой друг. Я могу позвонить ему. Если он дома, то мы можем сходить навестить его».

Я не мог дождаться, пока Ахмет подойдет к телефону.

Он позвонил и оторвал Гроучо от какой-то семейной вечеринки, но Гроучо сказал: «Конечно, приходите».

Когда мы приехали к его дому, я позвонил в дверь, и Гроучо открыл собственной персоной. Он бегло взглянул на меня и сказал: «Это самая нелепая прическа, какую я когда-либо видел. Ты кто — человек или цыпленок?»

Ахмет сказал: «Гроучо, хочу представить тебя Рону Вуду».

Гроучо ответил: «Я знаю, я видел все его фильмы».

«Но он — не актер, — Ахмет постарался, чтобы Гроучо понял, — Он — музыкант».

Абсолютно невозмутимо Гроучо ответил: «Я знаю, у меня есть все его альбомы. В какой он группе?» — и замычал какую-то неопознанную песню.

Он провел нас внутрь — это оказался какой-то еврейский праздник, повсюду бегали дети, и Гроучо сидел во главе U-образного стола в праздничной шляпе. Один за другим дети прыгали к Гроучо на колени, и он говорил каждому: «Ты чудная маленькая девочка. Как тебя зовут?»

Но той чудной маленькой девочкой, которую он действительно хотел видеть сидящей у себя на коленях, была его медсестра. Он наклонился к нам и прошептал: «Что вы думаете по поводу моей медсестры?»

Я сказал: «Она красивая».

Гроучо кивнул: «Я бы отдал все свои деньги хотя бы за одну эрекцию».