23. Гордость

23. Гордость

Еще во время той перебранки — в середине 1985-го — в Нью-Йорке мне позвонил Дилан и спросил, не хочу ли я сыграть на благотворительном концерте с ним. Я согласился, потому что мне всегда было очень приятно делать что-либо с Бобом, и спустя немного времени он появился в моем доме на Уэст 78-й Стрит, чтобы поговорить о песнях, которые мы могли бы сыграть. Я знал все его песни, но ни разу не играл их со сцены. Он показывал мне аккорды, когда я поинтересовался: «Как насчет пригласить к нам и Кита тоже?»

Дилан ответил: «Да, о-кей», так что я позвонил Киту и начал объяснять, что я здесь с Бобом Диланом, как вдруг Кит выпалил: «Который Боб? Иди ты на …»

Я ответил: «Дилан пригласил меня поиграть на одном благотворительном концерте, и я приглашаю туда и тебя, сейчас он внизу в моей студии», но Кит был в одном из своих обычных настроений, а когда это случается, то бывает неплохо, когда ты находишься в другой стране.

Я сказал Бобу: «Я не уверен, что Кит согласится, так что если ты будешь доволен только моей компанией…»

Он все просек и снова начал показывать мне аккорды и проигрывать свои песни. Спустя два часа позвонил дверной звонок, я открыл дверь, и увидел там Кита, который воскликнул: «Так какого *** тебе надо?» Обалдеть.

Я сказал: «Боб внизу, будь с ним повежливее».

«Ну да, — Кит поинтересовался: — Какого *** он делает с моим товарищем?»

Я умолял: «Кит, пожалуйста, просто сойди вниз и поздоровайся».

Он проследовал за мной вниз, вошел в студию и раскрыл руки в объятиях: «Боб… как здорово видеть тебя здесь!»

Мы втроем начали репетировать и прошлись почти по всему каталогу Дилана. Мы с Китом играли все эти риффы, а Дилан продолжал вопрошать: «Откуда вы их все знаете?»

Кит отвечал ему: «Ты же сам сочинил их, тупица».

В конце концов мы стали учить его тому, чему он научил нас.

В день концерта подъехал лимузин, чтобы подвезти Кита и меня к моему дому. Мы с Китом не были слишком уверены в том, что так надо, и просто следовали повсюду за Бобом, чтобы помочь ему. Тут остановился грузовик, который вела дочь Боба, и Боб запрыгнул в него с вопросом: «Вы едете? Мы играем в Филадельфии, мужик».

«Филадельфия?» — Это было за 145 км отсюда, и дорога могла отнять у нас где-нибудь час с половиной, не считая времени, чтобы выехать из Манхэттена.

Боб сказал: «Следуйте за нами».

Так что мы с Китом сели в лимузин и сказали водителю: «Езжай за этим грузовиком».

Кит посмотрел на меня и сказал: «Хотелось бы, чтобы это, на…, оказалось неплохо».

Это оказалось лучше, чем просто неплохо: это был «Live Aid». На стадионе «Уэмбли» в Лондоне было 72 тыс. человек, а 92 тыс. — там, где мы играли — на стадионе им. Джона Ф. Кеннеди в Филадельфии, плюс полтора миллиарда человек смотрели прямую трансляцию в сотнях стран, и всё это — ради сбора средств голодающих в Эфиопии.

Шоу завершилось выступлением Боба Дилана, которого сопровождали Кит и я. Находясь на ступеньках сцены, Боб повернулся к нам и сказал: «Давайте сыграем «Blowin’ In the Wind» («На крыльях ветра»)».

Я спросил: «Что?» Он повторил: «Мы сыграем «Blowin’ In the Wind»», и к тому же было слишком поздно спорить с ним, потому что мы вышли на сцену.

Я просто не мог в это поверить: ведь что это была единственная его песня, которую мы не репетировали.

Прямо на середине песни одна из струн на гитаре Боба лопнула. Я увидел это, задумался на миг, снял свою гитару и протянул ему, а сам остался перед всем этим народом играющим на гитаре из воздуха. Меня окликнули сзади и вручили мне разбитые остатки «топора», на котором я смог бы сыграть слайдом. Когда мы закончили нашу последнюю песню, то повернулись назад, чтобы, к нашему удивлению, увидеть, что за нами собрались все участники концерта — они дышали нам в затылки.

В декабре 1985-го Мик, Кит, Билл, Чарли и я испытали, наверное, самую большую эмоциональную потерю, которую мы как группа когда-либо несли: Ян Стюарт скончался в возрасте всего 47-и лет. Я не говорю, что смерть Брайана не повлияла на них, но Брайан, когда он умер, был вне группы, а Стю всегда был сердцем «Стоунз».

Когда Эндрю Луг Олдэм стал менеджером «Стоунз» и понизил его в должности, Стю принял это как должное, со своим шотландским юмором, и так и пошло по жизни. Он любил свою музыку, особенно буги-вуги, и никогда по-настоящему не любил рок-н-ролльную жизнь. Когда мы хотели, чтобы он сыграл с нами в такой-то песне, он соглашался сыграть, только если ему нравилась музыка. Сейчас можно сказать, что ему действительно нравилось в те первые дни, когда он заведовал гастролями группы — он бронировал им отели настолько далеко от места проведения концерта, чтобы парни смогли погоняться за девчонками, но подозрительно близко к площадкам для игры в гольф. Спустя годы мы все переселились в большие дома, и у Стю тоже появились деньги, но он оставался жить в том же доме, где и всегда жил.

Он был отличным парнем с большим подбородком, он любил называть Джо «Цветиком» и говорил: «Марианна Фейтфулл просто отдыхает». Он называл меня и Кита «мои маленькие трехаккордовые кудесники», группу — «мои маленькие дождики из дерьма», а каждый сложный переход между припевом и куплетом — «китайской аккордовой последовательностью». Он всегда испытывал сцену, и никто не поднимался туда, пока Стю не возвращался и не говорил, что там все нормально. Собственно, никто ничего не делал там, пока Стю не давал ему на то разрешение.

Стю был абсолютно незаменим. Его смерть никоим образом не была связана с выпивкой, особенно если принять во внимание, что он вел действительно трезвый образ жизни, хотя и не был разборчив в еде. Была своеобразная ирония в том, когда он предостерегал нас, чтобы мы «не зажигали свечу с обеих концов».

Как клавишник он мог отлично играть буги-вуги. Он также считал, что мог играть на барабанах, но он был достаточно осмотрителен, чтобы не играть на них, когда рядом был Чарли. Он понижал уровень ведущего барабана и передвигал тарелку, так что когда Чарли возвращался, то он знал, что за установкой сидел Стю. Но когда спрашиваешь Чарли о тех временах, то он говорит, что из-за этого особенно скучает по Стю.

За месяц перед тем, как Стю умер, Чарли собрал джаз-оркестр из 35 человек в клубе Ронни Скотта. Это было безумием, потому что там не было места для 7-и труб, 4-х тромбонов, 9-и саксофонистов, 2-х контрабасов, 3-х барабанщиков и так далее. Там достаточно трудно собраться даже квартету. Но Чарли понравился тот концерт, как и Стю.

Мало кто знает, но Чарли собрал свой оркестр в клубе Скотта потому, что клуб переживал тогда не лучшие времена, а ему хотелось, чтобы его не закрывали насовсем. Он лично заплатил всему оркестру (35 музыкантов — это недешево) и подарил всю выручку Ронни Скотту, что, я уверен, и спасло клуб. Будучи славным парнем, кем он и является, в первый же день репетиций Чарли установил стол с выпивкой, и так как музыканты, которых он нанял, не привыкли к подобному гостеприимству, то за пару часов они все как один надрались без задних ног. Тем не менее, когда концерт окончился, Чарли решил, что это — потерянная возможность, так как он не был записан, так что Чарли и Билл профинансировали съемку «Чарли Уоттса живьем в «Фалэм Таун Холле», который стал первым «сольным» альбомом Чарли.

Концерт в Фалэм-Таун-Холе проходил в понедельник вечером. Стю чувствовал себя не очень хорошо, но он обожал этот оркестр и настоял на своем присутствии. Чарли чувствовал, что что-то было не так, и запретил Стю поднимать что-либо тяжелое. Спустя два дня Стю позвонил Шерри Дэли, которая возглавляла офис «Стоунз» и делает это до сих пор, просто чтобы сказать «привет». Шерри была очень рада, что Стю оказался на линии, так как он обычно не звонил никому ни с того ни с сего, и даже спросила его, все ли с ним в порядке. Он сказал, что да. Потом этим же вечером Стю поехал на концерт своей собственной буги-вуги-группы «Rocket 88», и по дороге обратно остановился на дороге в 3 часа ночи, так как ему сделалось плохо. На следующее утро он пошел к доктору, и в ожидании его в хирургической у него случился обширный инфаркт.

Кит собирался встретиться со Стю в тот день, и когда он узнал, что с ним произошло, то заперся у себя в комнате на три дня и не выходил оттуда.

Эрик Клэптон, который присоединился к нам на мемориальном концерте, который мы провели в клубе «100» спустя несколько месяцев после смерти Стю, всегда говорил, что Стю был маяком «Стоунз» в борьбе за чистоту музыки. У него всегда были критические замечания по поводу группы — такие точки зрения, которые любой другой принял бы за пощечину, но Стю был всегда прав и всегда критиковал конструктивно. Даже сегодня на каждом шагу случается, что кто-нибудь спрашивает: «А что бы об этом подумал Стю?» Для Кита это всегда остается критерием.

Достаточно забавно — помогая еще ранним «Faces», он всегда находил время и нужные слова, чтобы поддержать меня в «Стоунз». Когда мы все собрались, чтобы проводить его в последний путь на похоронах, Чарли сказал: «Кто же теперь с нами поговорит?..»

Мы завели тогда «Буги-вуги-Блюз», а потом, так как он умер прямо перед выходом альбома «Dirty Work», мы добавили небольшой буги-вуги-проигрыш на пианино в самом конце — в память о нем.