26. Тормоза

26. Тормоза

Дом в Уимблдоне был меньше, чем что-либо, где мы когда-либо жили, но в конце сада там была студия. Это было место для моего оттяга, и я проводил большую часть времени там. Было очень здорово оказаться снова дома. Мои дети были окружены семьей и друзьями, мы с Джо возобновили старые дружеские отношения и снова вписались в жизнь Лондона. Жизнь была прекрасна, и нас везде встречали с распростертыми объятиями.

Однажды утром после большой вечеринки я обнаружил своего друга — чемпиона по снукеру Джимми Уайта без чувств в моей студии позади сада. Его тогдашняя жена Морин искала его все утро. Когда она нашла его, то подцепила за воротник и так протащила по всей тропинке. На половине пути к дому он проснулся. Она все еще кричала на него. Все, что он мог сказать ей, было: «Что у нас на завтрак, любимая?» Мы с Джо смотрели на все это из окна, заходясь в истерическом хохоте.

Одним из наших местных прибежищ была пивная под названием «Рука об Руку», которую из-за прошлых драк Джимми выразительно называет «Руки вкруг Глотки». Мы стали неразлучны. Кстати, он помог мне в судействе на лучшую пивную года вместе с Денисом Комптоном (который играл в крокет за Мерилендский Крокетный Клуб, а также выиграл кубок с «Арсеналом»), Вилли Рашденом, Софи Даль и Тимом Райсом. Соответствующее стадо для серьезного соревнования. Денис немного вмешался в наше судейство, так что одна пивная в Патни потеряла из-за него баллы после того, как нам пришлось преодолеть кучу коридоров и ступенек перед тем, как мы, наконец, добрались до нашего стола. «Не отмечай эту пивную, Рон — слишком много ступеней», — сказал он.

Дом в Уимблдоне казался сперва отличным, но со временем форма этого строения начала угнетать меня. Она была вроде ничего себе, но когда вы приглашаете столько гостей, сколько приглашали мы, начинаешь себя чувствовать как на предприятии с потогонной системой. Мне казалось, что я постоянно утрамбовываю там друзей и знакомых, чтобы мне было удобнее.

Большими плюсами в доме были мои музыкальная и художественная студии. Я написал большую часть своих действительно значительных картин маслом в той студии в конце сада. Во время вечеринок я сбегал в это убежище и рисовал в покое, часто в компании «Dirty Strangers» или Теренса Трента Д’ Арби, Джонни Марра, Бобби Уомэка или Джерри Уильямса. С последним я сочинял песню под названием «Goodbye» («Прощай»), когда узнал, что мой отец скончался. Я начал писать большие полотна «Стоунз» маслом, а потом делать с них шелкографии. Я снова по-настоящему вошел во вкус этого дела и даже полетел в Сан-Франциско, чтобы поработать над некоторыми гравюрами и монотипами. Я решил, что должен сделать предложение отделу «Современное искусство» аукциона «Christie’s» и выторговать там сделку на изготовление серии печатных копий.

Результатом этого стали «Декады» — серия черно-белых портретов звезд из разных эр. 30-е были представлены Луи Армстронгом, Биксом Бейдербеке и Банком Джонсоном. 40-е — триптихом с Чарли Паркером. 50-е — Джеймсом Дином, Марлоном Брандо и Элвисом. 60-е — «Битлз» и «Стоунз», только я вместо Брайана Джонса вставил себя. Это — вольность художника. В 70-х были Род Стюарт, Дэвид Боуи и Джонни Роттен. В 80-х — Мадонна, Энни Леннокс и Ким Уайльд.

Чтобы помочь мне стать более продуктивным в своей работе, Коуэн нанял какого-то козла с забавной прической, который бы будил меня и заставлял «творить». Это не сработало, и этот парень просто заколебал меня. Это продолжалось, пока меня не представили профессиональному печатальщику по имени Бернард Пратт, с которым у меня сложилось художественное партнерство, которое мне так было нужно. У него была студия в Кенте, и мы немедленно начали работать. Я почувствовал себя настолько вдохновленным в его студии, где он приобщил меня к новым техникам и разрешил возиться с любой из его машин и печатать. Бернард стал моим вдохновителем и другом на двадцать лет. С кем-то можно просто работать — мы же вместе были креативны и уважали друг друга.

Бернард и его жена сказали, что я могу оставаться у них, когда бы меня не застигло вдохновение, и я начал приходить туда на 2 или 3 дня подряд. Я работал всю ночь, спускался примерно в 3 часа дня, чтобы что-нибудь поесть, и снова работал всю ночь. Однажды ночью по Кенту прошелся ураган, и, к моему ужасу, от исторического города Севеноукс[38] остался только один дуб.

Я реально проникся всем этим и начал упорно работать. Мы делали прекрасные шелкографии, гравюры и новые оригиналы для серии выставок по всей Европе.

Во время показа в одной из галерей Швеции с ними там было очень странно договариваться. Вместо денег они выдали мне розовато-лиловый «Вольво». Я же вожу «Бентли». Спустя несколько месяцев я услышал странные звуки снаружи дома и пошел посмотреть, что же это такое. Над домом парил полицейский вертолет, который уносил с собой машину. Конечно же, оказалось, что кроваво-лиловое «Вольво» ворованное. Галерея не покупала этой машины; они взяли её напрокат в Стокгольме, отдали мне её в Лондоне и сказали, что она отныне моя. Так что полиция забрала мой «Вольво», что означало, что мне не заплатили за выставку. Такова жизнь — дальше!

Это был не единственный случай, когда у меня были проблемы с полицией из-за машин. Спустя несколько лет я пошел на премьеру фильма, главную роль в котором сыграл мой большой друг Винни Джонс. После фильма я схватил картонное изображение моего товарища во весь рост, положил его на заднее сиденье своего «Бентли» и поехал на вечеринку. В тот же вечер какой-то осторожный сосед взглянул из своего окна на мою припаркованную машину и увидел «труп на заднем сиденье «Бентли»». В одно мгновение к неудовольствию меня и товарищей по гулянке, вооруженная полиция окружила мою машину, выбила заднюю дверь и обнаружила Винни во всей его картонной красе.

Вечеринок в Уимблдоне становилось слишком много, так что я пропадал на несколько дней в конце сада со своими товарищами — игроками в снукер Джимми Уайтом и Ронни О’ Салливаном, и мы оттягивались. Мы втроем возвращались, когда дома все немного стихало. Джо замечала нас, знала, что мы были в нехорошем месте, замечала странные запахи, и тогда вступал Джимми: «Ох, извини, милая, этот запах — моя вина. Я только что наложил в твою мусорную корзину». За закрытыми дверями Джимми, Ронни и я заменили друг другу знакомства с многими персонажами в Англии. Все мы троё остаемся верными нашей дружбе и по сей день.

У нас с Джимми было много совместных взлетов и падений. Однажды мы всю ночь играли в снукер и веселились, а к утру перебазировались в гостиную с некоторыми другими. Джо отправила детей в школу и снова отправилась спать. Её папа Майкл оставался с нами все время. Это был чудесный человек, выглядевший как Питер Устинов, он соорудил такие архитектурные конструкции, как заграждение от приливов на Темзе, привез в Англию «Ламбретты»[39] и учредил музей «Ламбретты» в Девоне. Однажды утром он спустился и увидел, что мы все еще на ногах. Он приготовил нам завтрак, но мы не были голодны. Мы с Джимми перебрасывались шутками в зале. Он стал шутить с нами, засмеялся в последний раз и умер у нас на глазах.

По дороге домой после его похорон, с Лией и Тайроном на заднем сидении, мы попали в автокатастрофу. Это было дождливая ночь, Джо вела машину, и мы заметили, что на нашей полосе разлито масло. Мы оба чувствовали себя выжатыми как лимон после похорон. Я чавкал белыми конфетами, чтобы не заснуть. Следующее, что я увидел — это то, что машина закрутилась, мы оказались на асфальте и на встречной полосе.

Автомобили проносились мимо нас, и я боялся, что одна из них может врезаться в нас. Я совершил невероятно глупый поступок, выйдя из машины и встав на встречной полосе, чтобы сигнализировать проезжавшим машинам о том, что мы в беде. И вот со стороны на нас наехала машина, её фары засветили прямо на меня, и я прыгнул на капот нашего автомобиля. Та машина свернула в сторону, врезалась в другую машину, наехала задом на нашу и зажала мои ступни. У детей оказалось несколько порезов, Джо была в порядке, но я застрял в водосточном желобе и даже не осмеливался взглянуть вниз, думая: «Вот так. Я лишился ног».

Прибыла полиция, плюс куча свидетелей — и когда я выплюнул белые конфеты, кто-то в толпе сказал: «Бедному парню совсем плохо — даже зубы ему выбило».

Врачи из скорой помощи спросили меня, чувствую ли я ноги, и только потом я посмотрел, чтобы увидеть, что ноги все еще были со мной. Я сломал две кости на одной ноге и одну на другой, и три месяца ходил в гипсе. Мои ступни болят до сих пор — но учитывая то, что могло вообще произойти, я могу только сказать, что отделался малой кровью.