18. Оковы

18. Оковы

В конце февраля 1980-го мы с Джо решили выбраться на солнышко подальше от безумного Лос-Анджелеса.

Место, которое мы выбрали — Сент-Маартен, небольшой островок недалеко от Барбадоса — похож на водяной черный Вегас. Разделенный на две половины — голландскую и французскую, — островок словно создан для богатеев.

По приземлении на эту тропическую жемчужину, и когда я ступил на этот доминион и в эту страну, за мной осторожно наблюдал один офицер. По моем прибытии он немедленно спросил меня о назначении моего бумбокса «Шарп». Тот весил тонну и звучал соответствующе, но он, видимо, недоумевал, что я собираюсь с ним делать. Включи его или продай. Этот парень сразу же невзлюбил меня. Я был уверен, что увижусь с ним еще раз.

Спустя 4 дня после этого «теплого» приема мы решили посмотреть, каков этот город ночью, и оказались в казино. Дружелюбный крупье представил нас нескольким бездельникам и их подружкам. Этих парней звали Луиджи и Мохаммед. Мы спросили, могут ли они нам достать немного курева, но у них его не было, так что мы покинули казино и больше о нем не вспоминали.

Втайне от нас Луиджи и Мохаммед выследили место нашей дислокации после того, как засекли няню Джэй на местном рынке. Решив поближе примазаться к нам, следующим вечером они постучали к нам в дверь с подарками. В их конвертах было курево, которое было нам нужно, а также кокаин — та субстанция, за которую, как мы думали, нам ничего не будет. Но мы как бы открыли банку с гадами: мы попали в ситуацию, которую любой желал бы избежать, а именно — это были неприятности с законом, смягчающие обстоятельства и тюремное заключение.

Эти парни и их подружки пришли к нам на вечеринку. Мы были взаперти у себя дома 4 часа. Почему мы были заперты, оставалось абсолютной тайной для нас с Джо, пока мы, наконец, не поняли, насколько серьезными были наркотические дела этих парней. Обнаружилось, что охранник территории, на которой находился наш дом, заметил, как ребята повесили на дерево сумку с 22-мя килограммами кокаина снаружи дома. Их преследовала полиция, после того раскопала их контейнер у близлежащего холма. Они перевезли свой товар в взятом мною на прокат автомобиле, который я одолжил им, когда они сказали, что одна из их подружек больна, и не могли бы они отвезти её домой. Возвратившись в наш дом, они продолжили вечеринку, и ничего неординарного вроде не произошло.

Позднее оказалось, что эти парни — члены крупной международной наркокартели. Когда полиция пришла к нам с этими известиями, я сидел один на верхнем этаже своего роскошного 4-х этажного убежища, словно созданного для сочинения песен. Я бренчал в манере Бобби Уомэка и реггея, подбирая новые гитарные риффы на своем драгоценном Серебряном Добро.[31]

Няня Джэй громко позвала меня своим нью-йоркским эллафицджеральдовским голосом:

«Вуди, здесь полиция!»

Я подумал: «Вот забавно, кажется, я не приглашал их на свой сейшн». Джо видела, что полиция болтается возле дома, из окна в ванной, которая была этажом ниже. Она тоже позвала меня: «Ронни, спускайся сейчас же — тебя хочет видеть полиция». Я остановил бурный поток своего музыкального творчества, в который был погружен, и с неудовольствием спустился вниз по лестнице с гитарой в руке, чтобы узнать, из-за чего весь этот бесполезный сыр-бор. Я увидел Джэй, а с ней — троих офицеров, и споткнулся на последней дубовой ступеньке, уронив свою Серебряную Добро.

«Вы — Рональд Вуд?»

БУМ.

«Черт, я только что уронил свою Добро, не могу в это поверить, офицер, а вы?» — воскликнул я в сердцах, поднимая свою разбитую малышку.

«Конечно — похоже, это хорошая гитара. Вы — владелец этого транспортного средства?» — спросил он, показывая на мою машину, припаркованную снаружи.

«Нет, я взял её напрокат».

«Она причастна к преступлению».

«Не понимаю, как это может относиться ко мне».

«Ваша подпись стоит на документе на прокат, который доказывает, что вы несете ответственность за всё, к чему она причастна. Можем ли мы обыскать помещение?»

Весь в мыслях о своей крепкой уцелевшей гитаре, я не придал большого значения этому вторжению.

«Откуда вы думаете начать?»

«Почему бы нам не пройтись по дому от верха к низу?»

Я подумал, что это — самая умная мысль в его жизни.

«Прекрасно, мне не терпится посмотреть, как это здание выстроено. Еще не совал сюда нос как следует. Я ждал, когда моя жена окончит распаковывать вещи, так что не мешал ей и находился наверху. Это место для сочинения песен». Я проследовал за стадом офицеров по лестнице на много ступенек вверх.

«Понимаю, что это — долгий путь, но взгляните-ка на этот клевый чердачок!» — мы все устали после этого долгого восхождения.

«Где еще вы принимали эти наркотики?» — спросил мужчина, рванув угрожающе к нам — он стоял там и держал в руках сумку с белым веществом в ней.

«Нигде — оцените-ка вид из окна, хватит г*****ся», — сказал я достаточно цивильно.

Другой полисмен, словно сбежавший из «Освобождения», сказал: «Любой наркотик, который мы найдем в этом помещении, будет считаться вашей собственностью».

Я сказал: «Я еще их не приобрел. Шанс — отличная штука».

Столкнув меня вниз по лестнице в первую комнату по левой стороне, он спросил: «Это ваша куртка?»

Я ответил: «Нет, я на отдыхе, и такого не ношу».

«Ну, тогда вам придется многое нам объяснить. Эти «кваальюды» — наркотик класса А», — и загреб из карманов таблетки.

Они начали ворошить и тыкать, и нашли еще одежду, во всех карманах которой лежали пустые пузырьки. Продвигаясь вниз по дому, в каждой комнате они находили все новые и новые предметы — в основном пустые «зиплоки»[32] со следами кокаина и какой-нибудь незаконной таблеткой вдобавок.

«То есть, это не ваша куртка?», — спросил странный офицер. В то время как куча компрометирующих пакетов росла, я посмотрел на офицера и сказал: «Понимаю, что это звучит банально, но это — не моя куртка».

Он ответил: «Думаю, вам лучше проследовать со мной в участок».

Они повернулись к Джо и сказали ей, что она едет с нами. Она ответила: «Наверное, я не смогу поехать с вами в этой одежде». Она вовремя поняла, что ей нужно куда-нибудь засунуть 20-грамовый «камешек», который она спрятала в складках своей юбки — ей его дали Мохаммед и Луиджи.

Переодеваясь, она постоянно нащупывала его в присутствии женщины-полицейского. Ловкостью рук она закинула свою заначку в гору детских игрушек для бассейна. Она посмотрела на няню: «Выкиньте эти спасательные пояса, они порваны. Они небезопасны для детей». Джэй все поняла, и этот «камешек» стал достоянием истории. Нас повезли в участок по отдельности. Это был последний раз за шесть дней и ночей, когда я видел Джо.

Я прибыл. С моих ботинок сняли шнурки, и когда меня ввели в темноту, то подозрительно поглядывали на меня. Поворот направо. Толчок. Лязгающий звук. Я закричал: «Я в тюряге!» Я подумал о Джэми и Лие, которые остались одни в перевернутой комнате, и о Джесси, который остался в Англии.

Как я узнал в течении следующего одного-двух дней через нашего общего посланника и товарища по заключению Малькольма, Джо тоже сидела в застенке прямо через двор. Рискуя оказаться в одиночке, он при случае передавал записки, в которых значились важные послания от Джо, на конце рукоятки метлы сквозь решетку моей клетки. Он посоветовал мне съедать или уничтожать записки после их прочтения. Что я и делал, но его все время застукивали. Он сказал Джо, что участвовал в закулисной вечеринке с Китом и Чарли в 1975-м. Он также рассказал, что в этой тюрьме есть группа, которая называется «Роллинг Стоунз Сент-Маартена».

Тюремщики не обращали внимание на то, кто я такой есть, как и звери, которые глядели на меня во время своих перебежек в тропический шторм и дождь. Среди них мыши, ящерицы, лягушки и тараканы заглядывали в мой людской зоопарк.

Во время приёма пищи я забирался по выступам к дыре в стене и кричал по ту сторону тюремного двора Джо: «Не ешь мяса». Потом я объяснял своим тюремщикам, что тем, кто ел это блюдо до меня, оно наверняка понравилось.

Когда в дыру величиной с палец мне передали сигарету, несколько спичек и кусочек серной бумаги, я понял, что идет уже третий день, как я не услышал ни слова от орлов правопорядка, находившихся снаружи, о моем возможном освобождении. Большое спасибо моим соседям с левой стороны, лиц которых я так и не увидел, за сигареты, когда меня водили в осажденный тараканами туалет и к умывальной раковине.

Я лежал на какой-то книжной полке, которая называлась моей кроватью, и думал, что меня совсем забыли, положив голову на удобным образом расположенные ботинки, и так отдыхал каждую ночь после 10-и часов, когда гасили свет.

Мне сказали, что ведро в моей камере предназначено только для писания. Упс. В первый же день я сделал ошибку, которую потом уже не повторял. В то время как каждый день проходил без единого слова, под мою дверь иногда просовывали журналы. «Погляди, это же я! — сказал я охраннику, когда увидел, чо в таблоиде упоминаются «Роллинг Стоунз», — я из этой группы!» Это не произвело на него ни малейшего действия.

Все это время Джо сидела в одиночной камере в окружении местных мужчин-тюремщиков. Она просекла ситуацию и подружилась с ними, рассказывая им разные истории, чтобы скоротать время. Они собирались в круг и слушали рассказы о гламурной рок-н-ролльной и дождливой Англии. Её можно поставить в любую ситуацию — и она найдет из неё выход. Мы с Джо из наших камер могли слышать бормотание Мохаммеда, которые просто выводили из себя остальных заключенных: «Эй вы, ребята, включите четвертый канал — там идет отличная программа». — «Заткнись на ***!»

Когда мне через решетку просунули целую пачку «Мальборо», я услышал знакомые голоса законников, раздающиеся по аллее из входной двери в тюрьму. Я понял, что на горизонте замаячила надежда. После того, как преступников идентифицировали лицом к лицу в комнате для допросов, меня и Джо провели по одиночке через дорогу в основное здание отделения, где на закрытом заседании судья сделал нам строгий выговор за компанию, которой мы отныне больше не должны были придерживаться, и предупредил, чтобы мы не делали этого больше. Нас проинформировали о том, что мы можем поехать домой, как того позволяют наши дела, на следующий день.

Когда пришло время, мы поехали прямо из тюрьмы в аэропорт в машине начальника полиции. «Похоже, что я увижу тебя играющим на гитаре только на материке, потому что тебе теперь запрещено возвращаться на Сент-Маартен», — сказал он.

Как только я, Джо с нашими детьми сели в частный самолет, который подготовили для нас добросовестные адвокаты, я почувствовал радость от того, что мы просто-напросто выжили, и принял внутрь единственный продукт питания, который я так страстно желал употребить, будучи в заключении — стакан коньяка.

С наркотиками были связаны не только странные люди, с которыми я встречался в казино. Около «Стоунз» вращались самые передовые в мире поставщики. Известнейшим из этих персонажей был Фредди Сесслер — тот самый Фредди Сесслер, который со мной и Китом путешествовал через Фордайс, Арканзас.

Мик, Билл и Чарли все время старались избавиться от Фредди, но Киту нравилось, что Фредди есть рядом, так что Фредди был обязан тусоваться с нами. Иногда он мне нравился, иногда — нет, но конце концов я стал проводить в его компании много времени, но, скорее всего, было бы лучше, если б я этого не делал. Он был чрезмерным эксцентриком и хвастался — а, наверное, так и было — что знался с самыми громкими именами в шоу-бизнесе — от Билли Холидей и Билли Экстайна до Фрэнка Синатры. Я нравился ему, но на самом деле он любил Кита.

Фредди с почтением называют «самым большим фаном «Роллинг Стоунз» — так его называли аж до самой его смерти в декабре 2000-го. Из-за того, что ему тогда шел 70-й год, ему также нравилось, что его называют «самой старой в мире рок-н-ролльной групи» — так он называл сам себя. Но настоящей претензией Фредди на славу было то, что он в течение десятилетий снабжал химикатами каждого, кто представлял из себя хоть что-то в роке. Это был мужик, который ходил с бутылками из-под молока, наполненными наивысшего качества «Малленкродтом» и «Мерком». Он был сексуально озабоченной и пропитанной водкой горой из кокаина.

Когда мы репетировали в Вудстоке, Нью-Йорк, перед турне 1978 года, Фредди дал мне с Китом столько кокаина, что три дня пролетели мгновенно. Мы вдохнули по 5 грамм в каждую ноздрю и заторчали в блаженстве. Тогда мне казалось, что это — самые веселые 3 дня в моей жизни, и они ознаменовались рождением двух невероятных стилей в танце, придуманных Китом и мной. Мы назвали их «Впуск-Выпуск» (в стоячем положении) и «Вселяющий Ужас» (в лежачем). Фредди особенно был хорош своим барбитуратом, который назывался туанол. Одна такая таблетка переносила тебя на месяц вперед, но Фредди всегда настаивал, чтобы её принимали пригоршнями. Кит всегда был уверен в дозе, которую Фредди давал ему. Когда бы Фредди не старался всунуть горсть таблеток ко мне в рот, я всегда прятал их под язык, и когда он отворачивался, то выплевывал их. Я принимал их по одной, может быть, по две штуки, но никогда не мог заставить себя есть столько, сколько их съедали Кит и Фредди.

Дверь Кита всегда была широко распахнута для Фредди, и даже сейчас Кит скучает по нему. Фредди был веселым. Но также и злым — он мог выкидывать отвратительные штуки. Если у тебя появлялась новая подружка, он показывался где-нибудь с твоей бывшей, словно выпуская кота к голубям. Он любил представлять их Джо, но её тактика была в том, чтобы подружиться с ними, а не клевать на приманку. Это очень странно, но в конце своей жизни он начал выказывать по отношению к моей семье неподдельную доброту. Он сочинял длинные письма моим детям, раскрывая в этих письмах свою хорошую сторону. Может быть, это был его способ загладить передо мной вину за те ужасные вещи, которые он предпринимал ранее.

Еще был такой доктор Стив — настолько ярый фан Кита, что у него каждый раз в присутствии Кита просто язык вываливался из открытого рта. Претензия доктора Стива на славу, благодаря которой он нам особенно пригождался, была в том, что он работал неврологом. Это означало, что он мог выписывать рецепты, — то есть, у него был лучший товар прямо с фабрики.

Их было всего двое, но с течением лет сдружиться с нами пытались сотни подобных типов. Билл и Чарли не проявляли к этому интереса и оставались равнодушны к ним, потому что наркотики не были их вещью. Билл предпочитал «охотиться» за девушками, а Чарли — по крайней мере, в самом начале — выпивал, хотя с середины 80-х за ним не водилось никакого бухла.

Так что Билл и Чарли не желали иметь дело с этими парнями, так же как и Мик. У него по отношению к людям — шестое чувство.

Мик всегда был гораздо более разборчивым, чем Кит и я, по отношению к тем, с кем можно было кирнуть. Однажды в середине 80-х ночью в Нью-Йорке он был у меня дома, мы как следует выпили и ширнулись, и он сказал: «Ронни, проводи меня до дома». У него вокруг губ повсюду были пятна от красного вина. Так что я проводил его домой от своего дома на 78-й и Риверсайд до его жилища на 81-й. Когда дверь открыла Джерри Холл, он посмотрел на неё и спросил: «Ты кто?»

Она вскричала: «Ты опять был с Вуди!..» Мик просто подмигнул мне и вошел внутрь, в то время как Джерри занялась прицельным бомбометанием.

Очень известная цитата из Кита — это «У нас никогда не было проблем с наркотиками — только с полисменами». Но Кит — самый везучий человек во Вселенной, потому что у него просто бычья конституция.

Я говорю это потому, что Кит серьезно занимался героином 10 лет, а многие столько с этим не живут. Рок-н-ролл перенасыщен людьми, которые с ним не справились. Для начала добавьте Дженис Джоплин в список из Брайана Джонса, Джима Моррисона и Джими Хендрикса. Кит утверждает, что единственная причина, по которой он до сих пор жив — это то, что он поклялся себе, что — если он ей увлечется — это будет дурь только высшего качества, и настаивает на том, что никогда не преступал этой заповеди. Но это не так-то просто осуществить, потому что действительно хороший товар порой очень нелегко найти; перед его очами всегда проносилась куча много более худшего. Люди, которые хотели кирнуть со «Стоунз», тянули Кита за собой вниз и предлагали ему все, что у них было — а это не всегда оказывалось наилучшего качества — и иногда он принимал.

Факт, что Кит выжил — это, конечно же, в определенном роде ноу-хау, но также — во многом настоящее везение, чуть-чуть чуда и понимающие всё судьи. Это правда, что СМИ это не в меру романтизировали, но в какой-то степени в этом и заслуга Кита, так как он любит угождать прессе, и всегда осознавал свой имидж настолько, чтобы говорить репортерам то, что они хотят слышать.

Его лучшая цитата — это когда он сказал какому-то репортеру, что остался в живых потому, что регулярно ложится в швейцарскую клинику, где ему делают полное переливание крови — так, как вы меняете масло в своей машине. СМИ это понравилось, и тучи репортеров ринулись на поиски швейцарских клиник, где это могло произойти. С течением лет, если Кит куда-то пропадал на неделю по какой-то причине, то о нём писали, будто он проходит незабвенную бальзамирующую детоксикацию.

Единственный метод детоксикации, который испытал на себе Кит, и который знаю я, так как тоже прошел через это, когда узнал, что в нем не задействованы иголки — это электрошоковая коробка. Это штуковина, изобретенная еще в 70-х докторшей по имени Мег Паттерсон, когда к каждому уху цепляешь маленькую клипсу, регулируешь уровень электричества, которую вырабатывает эта коробка, и отправляешься спать. Это делается, когда ты слезаешь с героина, потому что она убирает ломку. Кит у кого-то стащил одну из этих коробок и приспособил её так, что мог заниматься детоксикацией, когда бы этого не пожелал.