Помощь первому штурму

Помощь первому штурму

26-го мы собирались встать рано и поднялись в 5.15. Однако вышли мы только в 7.15 в сопровождении весьма медлительного Пазанг Давы, несущего наше снаряжение. В лагере V, который мы достигли за час, Майк выразил мнение, что я иду слишком быстро для шерпа. Не было другого выхода, как предложить ему поменяться ролями. Это был с его стороны хитрый маневр, ибо, как признался потом Майк, он любил лидировать, так как при этом ему не приходилось подгонять под кого-либо свой темп. Я был рад обнаружить во время этого третьего подъёма, что был в высшей форме и хорошо акклиматизирован. Майк, должен сказать, взял хороший темп. Двадцать шагов — остановка и далее вперед с ещё большим рвением. В лагере VII, к нашему удивлению, мы увидели какое-то движение вне палаток. Нас приветствовал Чангью который не смог акклиматизироваться на этой высоте. Джордж Лоу оставил его здесь. Вместе с Пазанг Давой Чангью пошел вниз, в Передовую базу, а мы решили немного поспать. Высота в лагере VII во всяком случае влияла, как я считал, на многих из нас.

Мы прибыли в 12.30. Прошло немного времени, и мы были разбужены голосами, доносящимися со стороны моста,— веселыми голосами, за которыми последовало появление связки трех шерпов, бойко шагающих по ровному участку: снова Дава Тхондуп, Анг Норбу и Топки. Все они в этот день произвели свою вторую заброску на Седло. Дава Тхондуп, хотя ему было под пятьдесят и он уже несколько дней не мог говорить из-за воспаления горла, был так весел, как будто прогуливался по проспекту Намче-Базара. Анг Норбу оставался таким же безмятежным и спокойным, как всегда; Топки, маленький толстяк, застенчиво улыбался, но был явно возбужден. Их отчет был довольно путаным, но получалось как будто так, что Том и Чарлз могли достичь вершины и что сегодня же спустятся сюда ещё другие. Мы послали прибывших обратно, в лагерь IV.

Около пяти мы увидели следующую группу, спускающуюся медленно и с остановками. Она пересекала склон над большой трещиной. Из снежных глыб, лежащих около палатки, мы приготовили чай и вышли приветствовать приходящих. Да Намгиал, осунувшийся и страшно усталый, шёл на поводу у братьев Ануллу и Да Тенсинга вместе с Балу, который на Седле вышел из строя. Только теперь я понял, как удачно мы пришли сюда! Нам, пожалуй, и не нужно было никакого предлога, чтобы прийти на помощь. Майк их осмотрел. Да Намгиал был до крайности утомлен, и, кроме того, у него было обморожение на мизинце размером с пенни и распухшие лицо и руки. Балу страдал общим упадком духа.

Тем временем я прочел записку, протянутую мне Да Тенсингом.

Весьма срочно

Уилфриду Нойсу

1. Сообщаю, что около 1 ч. дня Тома и Чарлза видели переходящими через Южную вершину, по дороге к высшей точке. Здесь царит большое возбуждение.

2. Я сопровождал их с Да Намгиалом до 8387 м и оставил там припасы. Они могут завтра быть подняты ещё выше второй группой вспомогателей.

26 мая. Джон Хант

Естественно, что мы делали бесчисленные предположения. Шерпы считали, что восходители достигли самой вершины, не отдавая себе отчета, что Южная вершина, видимая с Седла, заслоняет вершинный гребень. Что было неоспоримо,— это то, что они за одно утро поднялись на 813 метров. И это произошло, пока мы медленно, скучно готовили суп, затем передали работающий примус Ануллу, который в пирамидальной палатке занимался обслуживанием другой группы. Вскоре ветер грубо прекратил разговоры и начал через серебристые склоны швырять в нас снежные заряды. Мы лежали и смотрели на грязные кружки, наблюдая, как свет, проходящий через крышу палатки, все более и более тускнел, а парусина надувалась и оседала под шквалистыми ударами. О чем думаешь в такие минуты?

Я задавал себе вопрос, в каком из палаточных карманов находятся сигареты, а в каком спички, и решил, что слишком много сил надо затратить, чтобы разыскать и то и другое. Я хотел знать, такой ли сильный ветер на Южном Седле, как здесь у нас, или, может быть, ещё сильнее: далекий гул «Экспресса» с Южного Седла был слышен отчетливо. Я спрашивал также себя, какова обстановка на Седле, и пробовал представить себе поведение своих товарищей при таком ветре, как у нас: ошеломленные, закутанные, спотыкающиеся фигуры, каковыми они были, когда боролись два дня тому назад с палатками. «Самое ветреное место в мире»,— говорили швейцарцы. Как они должны были зацепляться за камни, неуверенно нащупывать оттяжки, падать на землю при шквалах. Значит, именно там был совершен ими подвиг.

Весь день невидимые токи возбуждения стекали, казалось, вниз при мысли о том, что могло происходить на высоте со штурмовой двойкой. Они достигли Южной вершины (8753 м). О деталях я мог только догадываться. Я не знал ещё, что Джон и Да Намгиал подняли фактически 18,5 килограмма до точки, расположенной на 30 метров выше палатки, использованной в предшествующем году Ламбером и Тенсингом (8342 м). Они вернулись очень усталые, а лед, забивший клапаны аппаратов, ещё более усложнил их возвращение. Тем временем Том и Чарли поднимались к Южной вершине и, может быть, даже достигли высшей точки.

Затем я мысленно перебирал работы, которые можно сделать за один выход из палатки, чтобы сэкономить мои силы: навестить шерпов, запасти снегу на завтра, укрепить палатку против порывов ветра, приспособить рюкзак вместо подушки. Теперь остается только борьба до потери дыхания со спальным мешком и укрощение белья, которое сопротивляется изо всех сил продвижению мешка выше талии. Ибо мы для экономии веса обходимся без вкладышей и надеваем ночное белье в спальном мешке. Наконец я лежу в мешке, высунув подбородок, и лишь эпизодически должен с пыхтеньем повернуться, чтобы принять более удобное положение.

Ветер продолжал завывать. Он не стихал всю ночь. Только в 8.00 утра я вылез из палатки, рассчитывая, что шерпы уже запустили большой примус. Ничего подобного. Они оставили примус в снегу, и у меня ушло больше часа, чтобы заставить его работать. Я стоял на коленях и при малейшем движении, чтобы достать снег, рисковал опрокинуть многие неустойчивые вещи: сам примус, увенчанный тяжелой кастрюлей, пленки, ботинки, пакеты с Кнекербротом с прилипшими к ним тюбиками сгущенного молока, мои книги и дневник; все это разбросано на одежде, спальных мешках, полунадутых матрацах.

Майк вышел осмотреть шерпов. Для Балу и Да Намгиала рецепт был прост: «Спускайся ниже!» Обморожения пройдут через пару недель, и Да Намгиал, все ещё переживающий свои беды, как будто успокоился. Сильный ветер продолжал завывать. Через длительное время медленно ползущая связка из четырех человек исчезла за гребнем. Приходилось ждать. От утренней работы оставались ещё два дела. Майк и я учились в свое время в одной и той же приготовительной школе св. Эдмунда в Хиндхиде, и я имел твердое намерение написать письмо для воспитанников этой школы, сообщающее, что мы организовали рекордный по высоте обед, что должным образом и фиксируется, даже если меню состояло только из супа и ривиты со сгущенным молоком. Второй задачей было взятие альвеолярных проб — главный предлог нашего присутствия здесь.

Из своего рюкзака Майк извлек ряд стеклянных трубочек и колбочек, которыми он манипулировал с осторожностью эксперта по китайскому фарфору. Затем появились резиновые трубки и, по-видимому, часто применяемые зажимы. Задача состояла в том, чтобы забрать воздух из глубины ничего не подозревающих, если можно так сказать, легких. Надо нормально дышать, без усилия. Затем нужно внезапно с большой силой вдохнуть воздух в трубку. Здесь вступает в дело зажим. Не успеет выйти обратно воздух, как его, несчастного, ловят в стеклянной колбочке в конце трубки, тщательно закупоривают и он готов отправиться в Лондон для анализа. Я сделал один успешный вдох. Майк — два. Я чувствовал, что наконец честно поработал на пользу науке.

Мы подогрели лимонад и поели печенья. Должны ли мы тут ещё оставаться? Здесь было мало еды, едва достаточно для других, когда они вернутся. Мы медленно стали собираться. Уходить становилось все труднее и труднее; чтобы оттянуть наш выход, мы решили обойти серак и ещё раз взглянуть на верхние склоны. Вдруг Майк закричал. Четыре маленькие фигурки спускались ниже Контрфорса. Они шли очень медленно и часто садились. Слава богу, у нас есть оправдание, чтобы остаться. Ведь надо же их встретить! Мы снова разобрали свои пожитки. Я думаю, что никто из нас не понял в то время (действие высоты!), что, если бы не увидели их, оставаться было бы ещё более нужным. Мы сидели в палатке, занимаясь пустяками. Когда нам нужно начать кипятить чай? Мы то и дело выглядывали наружу и напрягали слух, стараясь услышать голоса. В 3 часа я начал топить снег, но было уже более четырех, когда они появились, двигаясь с трудом по склону. Оставив Майка у примуса, я медленно пошел вдоль площадки к расположенному метрах в 40 вправо от нас мосту через трещину. Они спускались по кулуару. Первой двигалась грузная фигура, повернувшаяся над мостом в мою сторону. Это был Джон. Он вскоре перешел через трещину. Том следовал за ним. Я обменялся с Джоном рукопожатием. Внезапно над его правым плечом, сверкнув на фоне серой ледяной стены, промелькнуло что-то голубое. Это была одна из четырех фигур, видимо падающая прямо в трещину, которую она пересекала! И действительно, это было падение. Переутомленный Анг Темба неаккуратно поставил ногу на ступеньку и перенес на неё вес. Оступившись, он полетел вверх ногами. Чарлз, последний в связке, его задержал. Это была реакция квалифицированного альпиниста. Он успел натянуть верёвку на ледоруб, но больше сделать ничего не мог. Анг Темба был жив. Жив, но беспомощен. Джон и Том, шедшие первыми, только смотрели. Оба были измучены до последней степени. Том тяжело дышал, хотя был с аппаратом, благодаря которому смог спуститься с Седла.

Я взглянул на бугорчатый клин снега, образующий мост. Он был широким и неплотным. Анг Темба находился у верхнего края, около стены трещины и не болтался свободно в пространстве. Если мне удастся прокарабкаться на ту сторону, я смогу до него добраться. Чарлз держит меня сзади, а я ловлю ледорубом и тяну. Стащил с Анг Тембы рюкзак и отнес в лагерь. По правде сказать, счастье, что край трещины был в виде полки и не обрывался вертикально. Анг Темба — очень низкорослый, хотя и широкий человек, и его груз висел ниже головы. Таким образом, хороший рывок за лямки восстановил его равновесие, и я смог схватить его за руки. Он сам практически был не в состоянии помогать себе. Я ещё никогда не видел кого-нибудь более уставшим; на протяжении 40 метров до лагеря он шёл, переставляя по очереди ноги только потому, что это движение стало у него автоматическим.

Первая штурмовая группа вернулась.