АРТЕМ ВЕСЕЛЫЙ — ЧИТАТЕЛЬ

АРТЕМ ВЕСЕЛЫЙ — ЧИТАТЕЛЬ

«Артем Веселый, — вспоминала Валерия Герасимова, — одним из первых поставил перед собой большие художественные задачи. Пробелы своего образования он пополнял увлеченно, горячо. Помню у него на столе развернутые тома самых неожиданных в те годы авторов; тут была и „Божественная комедия“ Данте, и Шекспир, и том Гаршина, и Достоевский, и Лев Толстой. Многие строки были подчеркнуты, чувствовалось, что над текстом пристально работали» 1.

Алексей Костерин рассказывал, что как-то («кажется, в 1924 году») Артем сказал, держа в руках том словаря Даля:

— Вот, Алеша, книга книг! Книжища, как хребет Кавказский! Читаю и тону — захлебываюсь! В этой книжище вся наша сила и все наши книги. Читай ее, Алеша, и перед сном и ото сна восстав. Я наизусть ее зубрю.

И не шутя стал наизусть приводить некоторые слова и все производные от них — вплоть до поговорок и пословиц. Память Артема, в особенности на слова, словечки и крылатые выражения, была так отточена, что засекала в голове все яркое и выразительное, приметное, как резцом на мраморе.

Помнится, я одобрительно посмеялся над увлечением Артема, а Юрий Либединский пришел в ужас, решив, что Артем «рехнулся» 2.

Многих удивляло увлечение Артема Библией и Далем, а для него эти книги наравне с летописями, житийной литературой и былинами служили бесценными источниками образного слова.

Библиотека Артема Веселого погибла, и теперь, спустя много десятилетий, невозможно полностью представить ее состав, но известно, что она была большой и собиралась им с начала 20-х годов до конца жизни.

Реконструкция части библиотеки Артема Веселого оказалась возможной благодаря описи, сохранившейся в его архиве. Опись черновая, составлена без инициалов авторов, без выходных данных, часто с неполным названием произведения. Книг, изданных после 1934 года в описи нет, поэтому можно предположить, что она была сделана в 1934–1935 годах. На обороте одного из листков описи рукой отца написано: «Литературный архив. Библиотека». О том, что сохранившиеся списки книг являются описью библиотеки, а не библиографическими записями, видно из заметок возле некоторых названий: «два издания», «два экземпляра», «хвост оторван».

Отмеченные в описи книги делится на четыре части, соответствующие основным творческим интересам Артема Веселого: революционно-историческая тематика, историческая, фольклор, литературоведение. Конечно, было много и художественной литературы.

Раздел «Гражданская война» включил два издания романа Л. Аргутинской «Огненный путь», книгу И. Арамилева «В дыму войны», записки Софьи Федорченко «Народ на войне», роман А. Лебеденко «Тяжелый дивизион», поэму Ф. Ваграмова «Перекоп».

Список, озаглавленный «Россия», включает 250 названий произведений, связанных с работой писателя над романом «Россия, кровью умытая». В этот раздел библиотеки входили преимущественно исторические труды и публикации документов о революции и гражданской войне. Наряду с работами общего характера тут обозначены книги по истории гражданской войны в разных местах — на Урале, Дону, Кавказе и Закавказье и о революционных событиях в Самарской губернии.

В одном коротеньком послании Ивану Ильичу Подвойскому[60] Артем писал:

«Возвратил тебе все материалы за исключением

1. Доклад Батурина[61]

2. Записки Рондо[62]

3. Черновые тетради Ковтюха[63]

все это мне пока необходимо для работы».

К работе над задуманной, но не написанной XXII главе «России…» «Махновщина» относятся книги, в которых делается попытка проанализировать это сложное и противоречивое явление, — «Махно и махновщина» С. И. Черномордика и другие.

Немало книг в библиотеке имело отношение к теме «Перекоп». Так должна была называться последняя, также не написанная глава «России, кровью умытой».

Достаточно полно была собрана мемуаристика. В описи встречаются воспоминания полководцев и рядовых бойцов, партийных работников и участников «белого движения». В нескольких номерах краснодарского журнала «Путь коммунизма» за 1922 год печатались статьи и воспоминания активных участников гражданской войны на Дону и Кубани — С. Петренко «Правда о Сорокине», Е. Лехно «Три эпизода», И. Борисенко «Первый облисполком».

Артем Веселый встречался с авторами этих книг, интересовался деталями, не вошедшими в их воспоминания.

В 1931 году, готовя к публикации в 12-м номере «Нового мира» главу из романа «Россия, кровью умытая» «Горькое похмелье», Артем Веселый сделал следующее примечание:

«В Ростове-на-Дону истпартовский работник, молодой писатель, выпустил книгу очерков „Авантюристы в гражданской войне“ 3. Некоторые факты, касающиеся биографии Ивана Кочубея (Черноярова), собранные мною, я разрешил т. Борисенко использовать в своих очерках. Со своей стороны, и он, лично знавший Кочубея, порассказал мне немало интересного о нем и также разрешил использовать, что я и делаю в настоящей главе».

О замысле создать произведение о революции 1905 года говорит опись «Пятый год», включившая 171 название. Много книг по истории первой русской революции, собранных Артемом Веселым, издавалось к ее 20-летнему юбилею. В библиотеке имелось много изданий 1905–1906 годов. Опись сохранила названия книг писателей, посвятивших 1905-му году свои романы, повести и рассказы.

К изучению специальной литературы, посвященной казачеству, Артем Веселый приступил в связи с возникновением замысла написать исторический роман о завоевании Ермаком Сибири. Он изучил все вышедшие за этот период тома «Собраний русских летописей», перечень которых находим в описи, озаглавленной «Гуляй Волга». В библиотеке имелись труды дореволюционных и советских историков, занимавшихся историей русского государства эпохи феодализма, историей крестьянства и хозяйства России того времени.

Тщательно подбирались книги по истории Сибири, Украины и Белоруссии, работы о восстаниях Ивана Болотникова, Степана Разина, Емельяна Пугачева, об эпохе Ивана Грозного и все, что было написано о Ермаке.

В разделе «Гуляй Волга» перечислены 272 книги.

Из авторов, писавших о Сибири и сибирских народах, Артем Веселый упомянул Н. С. Лескова, А. П. Щапова, Н. М. Ядринцева. Читал он и специальную литературу: «месяца два я читал книжки о выделке оружия…»

Им собиралась житийная литература, труды по истории церкви, старообрядчества и сектантства.

Работая над «Гуляй Волгой», Артем Веселый обратился к этнографии и фольклору В описи, озаглавленной «Этно» значатся 233 книги. Среди них такие ценные издания, как 10 выпусков «Песен» И. Киреевского, «Сборник Кирши Данилова», «Песни разных народов» Н. Берга, 10 выпусков «Народных песен» А. Соболевского и другие.

Часть этнографического раздела библиотеки составляли сборники былин; среди них «Архангельские былины» А. Григорьева, «Онежские былины» А. Ф. Гильфердинга, «Печорские былины» Н. Е. Ончукова.

Артем Веселый собирал сказки. «Чтобы создать себе настроение, — рассказывал он, — я решил взяться за народное творчество, и год читал монгольские сказки, сказки всех сибирских народов. Сказок я прочитал неимоверное количество. У меня после этого дело пошло как-то легче».

В «Литературных додарках»[64] к роману «Гуляй Волга» Артем Веселый приводит тексты четырех сказок — остяцкой, вогульской, киргизской и татарской.

О том, что давало ему чтение сказок, видно из двух примеров.

В одной индийской сказке сборника С. Ф. Ольденбурга рассказывается, как мачеха дурно обращалась с детьми и была до того скупа, что взяв зерно, разделила его на пять частей и дала по крошке каждой из падчериц. На полях книги Артем написал: «Одно пшеничное зерно он раскусил пополам и половину дал ей». В «Гуляй Волге» татарский хан уговаривая девушку-волжанку Забаву ответить на его любовь, обещает: «Последнее пшеничное зерно раскушу пополам и половину отдам тебе…». Поэтический образ получил в романе иную трактовку.

В тексте другой сказки Артем подчеркнул слова: «…глубокие следы ног». Рядом на полях написал: «Они так протоптали дорогу, что по сторонам образовались высокие стены». Эта запись была изменена и включена в легенду о Забаве, которой хан приказал перетаскать ведрами озеро в Волгу. «Забава протоптала через гору тропу в человеческий рост».

Среди книг советских писателей, писавших на исторические темы, в библиотеке Артема Веселого была трагедия К. А. Тренева «Пугачевщина», поэмы В. В. Каменского «Болотников» и «Стенька Разин», романы К. Г. Шильдкрета «Иван Грозный» и «Мамура».

Артем Веселый рассказывал:

Весной 1927 года мы в компании студентов поехали на Урал, на Чусовую. Это главное место действия купцов Строгановых. Мы купили лодку у рыбаков, выплыли на Каму, потом по Волге до низовья ее. И вот первые настоящие строки именно оттуда 4.

Такие поездки он совершал ежегодно. В «Словце конечном» к «Гуляй Волге» Артем Веселый писал:

Зимами я дневал и ночевал в книгохранилищах, а с весны распускал парус и плыл по следам Ярмака — Волгою, Камою, Чусовой, Иртышем, — кормясь с ружья и сети. За шесть годов перерыл гору книг, проплыл по русским и сибирским реками под двенадцать тысяч верст.

В его библиотеке нашли место книги «Охота на уток» и «Охота на степную дичь» Каверзнева, «По таежной реке» Сдобнова, «Рыболов» Антонова, «Сеть рыболовная» Мякеляйнена и тому подобные, отнесенные к разделу «Архив плаванья».

Видное место в библиотеке занимали книги по проблемам творчества. В описи среди других отмечены книги И. М. Нусинова «Проблема исторического романа» (Гюго, А. Франс), М. И. Беккера «Писатель за работой», Б. В. Томашевского «Теория литературы», работы В. Волькенштейна о драматургии.

Пятитомное исследование И. Тэна «Философия искусства» соседствовало с книгами по истории западно-европейской литературы А. В. Луначарского, П. С. Когана и других авторов, с литературой о творчестве русских и европейских классиков.

Стихотворение в прозе «Книга» родилось в результате размышлений Артема Веселого о будущем литературы и книгопечатания.

При его жизни оно не публиковалось.

КНИГА

1

Завернем, дружок, в лавку букиниста, помечтаем над книгами…

Какая серость шрифтов.

Какое удручающее однообразие печатных пустынь.

Тут иллюстрация подана, точно через рябое стекло.

Там музыкальная фраза надломлена переносом на новую страницу.

Подобно червям на падали, кишат опечатки.

Мудрое и глупое слово идут по тропе одной строки.

Полчища букв, похожих одна на другую, как дождевые капли.

Строгость стройных строк там, где нужно волнение.

Одним шрифтом набраны и отпечатаны Хлебников и Халтаузен.

Проза — солома, мякина, чертополох.

Поэзия… В болото бы сего пиита изучать ритмику стиха у лягушек.

Критика — мягко говоря — святочных масок пляска.

2

Нас гнетет несовершенство вещей… Когда же, наконец:

Меж строк прорастет трава?

В зарослях зеленых строк крякнет утка?

Со страницы загремит морской прибой?

В книге о гибели «Челюскина» застонет и загудит штормовой океан?

Из пушкинского стиха, точно из куста, сверкнет соловьиный свист?

Емкость книги? Вкус книги? Запах книги?

Волнение и трепет страстей в строке?

Поэт + музыкант + живописец?

Когда же, наконец, строки закипят по странице, подобны листьям весенней березы?

Строки заплещутся по странице, словно праздничные флаги над кораблем?

В книге — рельеф гор, глубина реки, простор степей?

Знак —? знак —!.. А где же знаки удивления, недоумения, досады, восторга, ненависти, приязни?

3

Мы верим, мы знаем, мы угадываем — день близок.

Бумага начнет лягаться.

Взору злодея будут недоступны стихи.

Слово бездарное, слово лживое, слово глупое будет скатываться с печатного листа, как скатывается ртуть с полированной поверхности.

Будет заоркестрован, вплетен в строку плач и смех.

Зимняя строка будет запушена снегом и подернется искрой инея.

В лирической строфе особо нежные слова будут мерцать, подобны звездам.

Фраза — на страх бездарным — будет декольтирована и уже не сможет скрыть убожества своих форм за придаточными и вводными.

Детская книга, поистине, будет являть собой чудо.

Со страниц Жюля Верна на юного читателя дохнет палящим зноем тропических стран; дрогнут строки текста, и из строк, словно из пенящихся волн, вылетят на всех парусах окутанные пороховым дымом корабли — грянет битва.

Кони будут ржать и скакать со страницы на страницу.

Герой будет бледнеть, краснеть, улыбаться; у героини из-под дрогнувшей ресницы выкатится слеза.

Описание заката — на странице сеются сумерки, страница дочитана, на страницу хлынула ночь — меж потемневших, неразличимых строк блеснут звезды.

Где ты, рука мастера? 5