«ПО ВНОВЬ ОТКРЫВШИМСЯ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАМ»
«ПО ВНОВЬ ОТКРЫВШИМСЯ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАМ»
В Справочной НКВД на Кузнецком мосту, куда бабушка постоянно обращалась со дня ареста отца, наконец, весной 1938 года, сообщили: «10 лет без права переписки».
В послевоенные годы вместо бабушки и мамы к окошку Справочной ходили мы и слышали одно и то же: «Жив, работает. Приговор — десять лет без права переписки». Повторяли это, и когда эти 10 лет истекли.
В 48-м году умерла бабушка, арестовали маму, на следующий год посадили и сослали нас. В тюрьмах, на этапах и в ссылке мы расспрашивали людей, сидевших с 30-х годов, никто в заключении не встречал Артема Веселого…
В 1955 году (мы к тому времени по амнистии вернулись в Москву) появилась возможность хлопотать о реабилитации репрессированных.
Сотрудник Прокуратуры порекомендовал получить ходатайства хотя бы двух писателей, знавших отца.
«Ходатайство в Прокуратуру СССР
Михаила Аркадьевича Светлова.[83]
Я хорошо знал и очень любил удивительно талантливого советского писателя Артема Веселого.
Убежден в том, что он никогда не переставал быть советским патриотом.
18 февраля 1955 г.»
Охотно, что называется с дорогой душой, откликнулся и старый поэт Сергей Митрофанович Городецкий[84]:
«В былые годы я знавал писателя Артема Веселого (Николай Иванович Кочкуров), и у меня сохранилось впечатление о нем, как отличном знатоке русской народной речи, талантливом, честном, любящем свою Родину человеке.
Поэтому я обращаюсь с ходатайством об ускорении по мере возможности рассмотрения дела Артема Веселого.
1 марта 1955 г.»
Через год отец был реабилитирован.
По почте прислали «Справку», датированную 14 марта 1956 года.
«Дело по обвинению КОЧКУРОВА Николая Ивановича /Артем Веселый/ пересмотрено Военной Коллегией Верховного Суда СССР 7 марта 1956 года. Приговор Военной Коллегии от 8 апреля 1938 года в отношении КОЧКУРОВА Николая Ивановича /Артем Веселый/ по вновь открывшимся обстоятельствам отменен и дело за отсутствием состава преступления прекращено».
Справка не давала ответа на вопросы: жив ли отец, и что за вновь открывшиеся обстоятельства.
Нас не покидала надежда, что отец жив. В тюрьмах и в ссылке мы слышали: случалось, что человек сверх приговора получал так называемый «лагерный срок». Мы еще не знали, что «10 лет без права переписки» означало расстрел.
В Военной Коллегии Верховного суда нам сообщили, что Артем Веселый реабилитирован посмертно, он умер в 1939 году от воспаления легких.
Впоследствии станет известно, что по специальному постановлению (приказ НКВД СССР № 00515.1939) родственникам расстрелянных устно сообщали: «10 лет без права переписки». Обман продолжался долго: в 1955 году Указом КГБ предписывалось родственникам расстрелянных устно сообщать дату смерти в пределах 1938–1943 гг., а причину смерти указывать произвольно 1.
В ЗАГСе нам выдали «Свидетельство о смерти»: «умер 2 декабря 1939 года».
— Эта дата зафиксирована в энциклопедиях и статьях об Артеме Веселом.
В графах место и причина смерти — прочерк.
Что касается «вновь открывшихся обстоятельств» значение этих слов открылось лишь через много лет.
В РГАСПМ (Российский государственный архив социально-политической истории, бывший ИМЭЛС) хранится реабилитационное дело Артема Веселого 2.
Документ, датированный 30 января 1956 года[85]:
«Военный прокурор отдела Главной военной прокуратуры майор юстиции ОЖЕГОВ, рассмотрев архивно-следственное дело № 962069 по обвинению КОЧКУРОВА Н. И /Артема Веселого/, жалобу его дочери ВЕСЕЛОЙ Г. А., и материалы проверки
УСТАНОВИЛ:
[…] КОЧКУРОВ Николай Иванович признан виновным в том, что, будучи кадровым троцкистом, с 1935 г. являлся участником антисоветской террористической и диверсионной организации и принимал участие в подготовке террористических актов в отношении руководства ВКП/б/ и Советской власти. […]
В суд по делу КОЧКУРОВА никто не вызывался. […]
Главной Военной прокуратурой по делу КОЧКУРОВА произведена проверка в порядке ст. ст. 373–377 УПК РСФСР, в процессе которой установлено следующее:
В суде КОЧКУРОВ виновным себя признал, но ввиду краткости протокола судебного заседания из него не видно, какие он давал показания в суде. […]
По заключению заместителя Председателя комиссии по критике [Союза писателей СССР] ДОРОФЕЕВА в романе КОЧКУРОВА „Россия, кровью умытая“, а также и в других его произведениях, политических ошибок не содержится, и в них правильно отражены исторические события.
По сообщению Главного управления по охране военных и государственных тайн в печати при Совете Министров СССР и в документах цензуры не значится изъятие журнала „Молодая Гвардия“ за март [надо „апрель“. — Авт.]. 1929 года, в котором опубликован рассказ АРТЕМА ВЕСЕЛОГО „Босая правда“.
В Центральном архиве ИМЭЛС при ЦК КПСС каких-либо материалов об антипартийной деятельности КОЧКУРОВА не имеется […]
Из архивной справки Партархива Института истории партии МК КПСС видно, что из партии КОЧКУРОВ исключен после ареста в связи с данным делом. Каких-либо материалов, подтверждающих участие КОЧКУРОВА в троцкистской организации, в Партархиве не имеется […]
Положительные отзывы дали о Кочкурове члены Союза писателей КАРАВАЕВА и КАТАНЯН, а также бывший секретарь фракции ВКП(б) Союза писателей СССР ГРОНСКИЙ […]
Необходимо отметить, что ЖУРБЕНКО[86], принимавший участие в расследовании дела КОЧКУРОВА, в 1940 г. Военной Коллегией Верховного Суда СССР осужден к ВМН[87]. Наряду с другими контрреволюционными преступлениями ему вменено в вину умышленное нарушение революционной законности и фальсификация следственных материалов […]
Вышеуказанные данные, установленные в процессе настоящей проверки, не были известны суду при рассмотрении дела КОЧКУРОВА.
7 марта 1956 года состоялось заседание Военной Коллегии Верховного Суда СССР по делу КОЧКУРОВА Николая Ивановича /Артема Веселого/.
Рассмотрев материалы дела и дополнительной проверки и согласившись с доводами, изложенными в заключении Главного военного прокурора, Военная Коллегия Верховного Суда СССР
ОПРЕДЕЛИЛА
Приговор Военной Коллегии Верховного Суда СССР от 8 апреля 1938 года в отношении КОЧКУРОВА Николая Ивановича /Артем Веселый/ отменить по вновь открывшимся обстоятельствам, и дело о нем за отсутствием состава преступления прекратить».
Из записок Заяры Веселой
Правда — возможно, опять не вся — открылась лишь с началом Перестройки. И открывали ее понемногу, явно неохотно.
Моя запись, сделанная по горячим следам:
13 января 1988 г.
Вскоре после реабилитации на запрос Союза Писателей о судьбе рукописей Артема Веселого из КГБ ответили, что при его аресте были изъяты рукописи: «Печаль земли», «Глубокое дыхание», «На высокой волне», «Притон страстей» и сценарий «Мир будет наш», но «указанные рукописи не сохранились».
В декабре 1987 года Гайра повторно запросила КГБ об архиве отца (впервые она обращалась по этому поводу в марте 1956 г.).
Месяц спустя ей пришла открытка с приглашением прийти в Приемную на Кузнецкий мост.
Мы пошли вдвоем. Нас принял молодой человек в штатском (другой при этом присутствовал молча), сказал, что нам в свое время был дан исчерпывающий ответ.
Спросили, нельзя ли познакомиться с делом отца, мы даже не знаем, в чем он обвинялся.
Ответил: нет, «ведь он же оправдан» (в его тоне чувствовалось искреннее недоумение — мол, какая вам теперь разница, в чем он обвинялся), а после реабилитации все следственные дела уничтожены.
Подумала, что он врет (так оно и оказалось): когда сидела на Лубянке под следствием, увидела — и очень удивилась — на папке с допросами штамп Хранить вечно.
8 апреля 1988 г.
Вчера мы с Гайрой побывали в Военной Коллегии Верховного Суда СССР на улице Воровского.
На просьбу ознакомить нас с реабилитационным делом отца, нам предложили оставить заявление, указав интересующие нас вопросы. Мы хотели знать дату смерти отца, суть обвинения, каков приговор, а также о судьбе его литературного архива.
Вскоре пришел ответ:
«На Ваше заявление от 7 апреля 1988 года сообщаю, что Ваш отец Кочкуров Николай Иванович /Артем Веселый/ был необоснованно привлечен к уголовной ответственности по обвинению в антисоветской и террористической деятельности и осужден Военной коллегией Верховного Суда СССР 8 апреля 1938 года к расстрелу с конфискацией имущества.
7 марта 1956 года Военная коллегия реабилитировала Кочкурова Н. И. за отсутствием в его действиях состава преступления посмертно.
Точной даты приведения приговора в исполнение не имеется, но, как правило, он приводился в исполнение в тот же день.
Места захоронения осужденных, по существовавшим в 1938 году правилам, не фиксировались, в связи с чем в настоящее время установить данное место не представляется возможным.
Каких-либо данных о судьбе литературного архива Кочкурова Н. И. в материалах, имеющихся в Военной коллегии, не имеется.
Дело в отношении Вашего отца в 1956 году было направлено в КГБ СССР, куда Вы можете обратиться по интересующим Вас вопросам».
7 декабря 1988 г. в ЗАГСе было выдано новое «Свидетельство о смерти». Дата смерти — 8 апреля 1938 г., место — Москва, причина — опять прочерк…
«По интересующим вопросам» мы обращались в КГБ дважды, в первый раз на Кузнецком мосту были с Фантой.
Нам показали следственное дело отца.
Мы узнали, каких признаний добивались от него на Лубянке и в Лефортове.
Артем Веселый обвинялся в том, что «с 1935 года являлся участником антисоветской террористической и диверсионной организации и принимал участие в подготовке террористических актов в отношении руководителей Партии и Советского правительства».
На листах допросов следователем написано, якобы со слов обвиняемого:
«В 1929 году я опубликовал в журнале „Молодая Гвардия“ враждебный партии и советской власти рассказ „Босая правда“. В этом рассказе переплелись все враждебные партии уклоны, начиная от оголтелого анархизма и кончая правым оппортунизмом. Перед опубликованием „Босой правды“ я этот рассказ неоднократно читал в кругу троцкистски настроенных студентов.
„Россия, кровью умытая“ — антинародный и клеветнический роман о гражданской войне.
„Частушка колхозных деревень“ — книга современной частушки, в которой мною протащено немало частушек антисоветских, кулацких и даже террористических по своему содержанию».
Среди бумаг небольшой листок:
«Отец — 80, мать — 67. Пятеро детей от 13 до 5 лет».
14 марта, ознакомившись с текстом «Обвинительного заключения», отец написал: «Полностью признаю предъявленные обвинения, прошу сохранить мне жизнь».
В материалах следствия имеются документы, датированные 7 апреля 1938 года — день накануне расстрела.
Машинописная «Расписка»:
«7 апреля 1938 г.
Мною, нижеподписавшимся, Кочкуровым Николаем Ивановичем /Артем Веселый/ получена копия обвинительного заключения по моему делу о предании меня суду Военной Коллегии Верховного Суда СССР.
Подсудимый Н. Кочкуров (А. Веселый)».
Судебное разбирательство начато 7 апреля 1938 г. в 13 часов 15 минут, окончено в 13 часов 30 минут.
Хватило четверти часа…
На другой день — 8 апреля Военная Коллегия Верховного Суда СССР
«ПРИГОВОРИЛА
КОЧКУРОВА Николая Ивановича к высшей мере наказания — расстрелу, с конфискацией имущества, лично ему принадлежащего.
Приговор окончательный и на основании постановления ЦИК СССР от 1.12.1934 г. приводится в исполнение немедленно»[88].
Полоска бумаги в 2–3 пальца шириной — акт о приведении приговора в исполнение.
«СПРАВКА
Приговор о расстреле Кочкурова Николая Ивановича приведен в исполнение в гор. Москве 8 апреля 1938 г. Акт о приведении приговора в исполнение хранится в Особом архиве 1-го спецотдела НКВД СССР т. № 3, л. 142».
Точных сведений о месте расстрела и захоронения нет, и, видимо, уже не будет. Остается принять данные, опубликованные в «Расстрельных списках» 3. Эта книга, изданная обществом «Мемориал» в 2000 году, содержит «4527 кратких биографических справок и 2187 фотографий людей, расстрелянных в Москве со 2 сентября 1937 г. по 16 октября 1941 г. по ложным политическим обвинениям».
Среди них — Кочкуров Николай Иванович /Артем Веселый/.
В предисловии к «Расстрельным спискам» сказано:
«Изучая и сопоставляя архивные и другие свидетельства, исследователи пришли к твердому убеждению, что прах подавляющего большинства людей, перечисленных в этом мартирологе, покоится в одном месте — на бывшем „расстрельном полигоне“ НКВД близ совхоза „Коммунарка“.
В „Коммунарке“ тела расстрелянных закапывались в общих рвах».
Не так представлял Артем Веселый свою кончину.
В «Стране родной» он писал:
Когда-нибудь у придорожного костра, слушая цветную русскую песню, легко встречу свой последний смертный час.