3. Буря над кабинетом министров. Мерфрисборо

3. Буря над кабинетом министров. Мерфрисборо

Когда Чэйз сказал сенатору Фесендену, что на президента оказывается «влияние с черного хода», он был уверен, что Фесенден поймет и подумает о Сьюарде.

Сенаторы-республиканцы на тайном собрании, состоявшемся 15 декабря 1862 года, обсуждали письмо Сьюарда, написанное им шесть месяцев тому назад. Сенатор Самнэр предварительно показал это письмо Линкольну с целью узнать, одобрил ли он его содержание. Линкольн сказал, что он его впервые видит. Об этом узнали газеты и открыли огонь по Сьюарду. Радикалы настаивали на том, что это еще одно доказательство влияния Сьюарда на президента «с черного хода», парализующего лучшие намерения Линкольна.

Фесенден описал ход обсуждения письма на тайном совещании: «Мистер Уилкинсон выразил мнение, что страна погублена и дело проиграно… Мистер Сьюард, сказал он. нисколько не верил в справедливость войны, и до тех пор, пока он останется в кабинете, нельзя ожидать ничего, кроме поражения и катастрофы. После выступления Уилкинсона несколько минут царила тишина».

Сенатор Коламер видел трудность в том, что у президента в строгом смысле слова нет настоящего кабинета министров. Фесенден сказал, что долг сенаторов разобраться в этом кризисе и действовать с большой осторожностью, чтобы не вызвать смятения в стране и не ослабить позиции президента.

Браунинг в своем дневнике отметил, что «старина Бен Уэйд в долгой речи потребовал, чтобы сенат в полном составе пошел к президенту и настоял на отстранении Сьюарда…»

На следующий день тайное собрание избрало делегацию из девяти. Она должна была «предложить президенту изменить политику и сделать перестановки в кабинете; это увеличит единство и силу правительства».

Тайное собрание еще не закончилось, а сенатор Престон Кинг уже спешил к Сьюарду, чтобы все ему рассказать. Сьюард пожевал сигару и сказал:

— Они могут принимать в отношении меня какие угодно решения, но поставить президента в ложное положение я не дам.

Он тут же написал президенту записку, в которой просил о немедленной отставке. Через пять минут Кинг передал записку президенту в руки. Линкольн удивленно посмотрел на Кинга и спросил:

— Что это означает?

Кинг рассказал ему о событиях дня.

Конгрессмен Чарльз Седжвик из Сиракуз, штат Нью-Йорк, юрист, написал жене: «Я пошел к президенту вместе с Талом Стивенсом и Конклином. Мы настаивали на том, чтобы президент принял отставку Сьюарда. С обычной для него ловкостью и хитростью Сьюард тут же после подачи в отставку начал засылать к президенту своих друзей, чтобы те его запугали и заставили отказаться от принятия отставки Сьюарда. Именно этому его плану я и хотел противодействовать… Боюсь, что президент нуждается в помощи… Я думаю, что лучше будет, если ты это письмо пока никому показывать не будешь».

Декабрьским вечером делегация посетила Линкольна. Пришли Коламер, Уэйд, Граймс, Фесенден, Трамбул, Самнэр, Гарис, Помирой и Гоуард.

Коламер встал и зачитал свое тщательно подготовленное заявление. Основные его моменты: война за победу Союза должна продолжаться; президент должен пользоваться коллективной мудростью и советами всего кабинета; все министры должны без всяких колебаний бороться за победу.

Бен Уэйд поднялся, чтобы указать, что военные дела были переданы в руки людей, которым война и ее цели безразличны. Встали Граймс и Гоуард и прямо сказали, что Сьюард не пользуется доверием. Фесенден начал с того, что сенат верит в патриотизм и честность президента и не претендует на то, чтобы диктовать ему в вопросе о составе кабинета. Он подчеркнул, что, по мнению общества, министр иностранных дел идет не в ногу с большинством министров.

Встал Самнэр. Он сказал, что Сьюард позволил себе в официальном письме высказаться непочтительно и оскорбительно о конгрессе и посылал документы, не показывая их президенту, с содержанием которых президент не согласился бы. Президент ответил, что Сьюард прочитывал ему свои документы, прежде чем отсылать их, но на заседании кабинета их обычно не оглашали. Он не помнил письма, о котором говорил Самнэр.

«Беседа продолжалась три часа, — отметил Фесенден, — но никакие конкретные решения не принимались…» Президент обещал рассмотреть заявление, поблагодарил за тон разговора и доброе отношение делегации.

В пятницу 19 декабря утром Линкольн созвал кабинет. Пришли все, кроме Сьюарда. Президент рассказал о визите делегации конгресса. Министры обменялись мнениями. Линкольн попросил кабинет собраться совместно с делегацией. Уэллес отметил, что это понравилось Чэйзу. Президент просил прийти в 7.30 вечера.

Появились слухи, что Сьюард подал в отставку. Побывавшие у него на дому застали Сьюарда за упаковкой книг и документов — он собирался уехать к себе домой в Оберн в штате Нью-Йорк.

Когда делегация пришла в тот же вечер в Белый дом, сенаторы не знали, что Линкольн подготовил для них встречу с кабинетом. Президент просил их принять участие в свободном и дружеском разговоре с министрами на равных для всех трех сторон началах и поинтересовался, имеются ли у них возражения. Фесенден отметил: «У комитета не было возможности посоветоваться, и возражений не последовало».

Во вступительном слове президент подчеркнул, что действительно заседания кабинета созывались не очень регулярно, причиной чему была нехватка времени. Все же большая часть важных вопросов обсуждалась в достаточной мере; о том, что среди министров нет единства, ему ничего не известно. Он полагал, что Сьюард добросовестно помогал в ведении войны, никому не мешал, обычно читал ему всю свою официальную корреспонденцию, иногда советовался с Чэйзом. Затем он просил министров высказаться.

Чайз горячо, даже несколько запальчиво протестовал против встречи с сенаторами: если бы он знал, что его здесь будут допрашивать, он не пришел бы. Однако он подтвердил, что важные вопросы обычно обсуждались на заседаниях кабинета, хотя и не в той мере, в какой было бы желательно. Кабинет действовал в полном согласии. Ни один министр не выступал против какого-либо решения после того, как оно было принято.

Фесенден внимательно слушал. При встречах с сенаторами Чэйз говорил совсем не то, и совсем не то писал он в своих письмах. И поэтому Фесенден поднялся, чтобы повторить, что у них нет намерения диктовать президенту, а только дружески посоветовать. Трамбул указал, что президент сам признал недостаточность обсуждения важных вопросов. Бэйтс процитировал параграф конституции, из которого явствовало, что президент не обязан советоваться с кабинетом. Выступили и другие. Время текло. Фесенден вспоминает: «В этот вечер президент произнес несколько речей, рассказал несколько анекдотов; большинство из них я уже слышал».

После долгого обсуждения ряда вопросов участники стали лучше понимать друг друга, и президент спросил мнения сенаторов, нужно ли выводить Сьюарда из состава кабинета. Гоуард заявил, что он не выступал ни разу в течение заседания и теперь ничего не скажет. Чэйз предложил: «Министрам сейчас лучше удалиться». Министры ушли. Часы пробили уже полночь. Сенаторы Коламер и Гарис тоже ушли. Фесенден выяснил, что заявление Сьюрда об отставке находится у президента и что он собирается предложить Сьюарду взять свое заявление обратно.

Миновал первый час ночи. Совещание длилось пять с половиной часов. Сенаторы пришли к выводу, что никаких изменений в составе кабинета Линкольн не сделает. Он опасался полного развала кабинета, если Сьюард будет отстранен.

На следующий день Уэллес вызвался пойти к Сьюарду и посоветовать ему не форсировать отставку. Линкольн одобрил намерение Уэллеса и вызвал к себе Чэйза.

Чэйз сказал президенту, что он очень расстроен вчерашним совещанием; оно явилось для него сюрпризом. После нескольких неопределенных замечаний Чэйз сказал, что он написал просьбу об отставке с поста министра финансов.

— Где оно? — спросил президент, и глаза у него засверкали.

— Оно у меня, — ответил Чэйз и вынул бумагу из кармана.

— Дайте его мне, — сказал президент и протянул свою длинную руку, не глядя на Чэйза.

Чэйз не выпускал заявления из своих рук, видимо желая еще что-то сказать, но президент не стал дожидаться, схватил его и прочел. Затем он помахал им перед Уэллесом.

— Это, — сказал он торжествующе, — поможет рассечь гордиев узел.

Тогда сидевший у камина Стентон заявил:

— Мистер президент, прошу вас рассмотреть мою просьбу об отставке, которую я вручил вам вчера.

— Ваша отставка мне ни к чему, — сказал Линкольн и потряс заявлением Чэйза. — Это все, что мне нужно. Я теперь ясно вижу, что мне делать. Никого из вас я больше не задерживаю.

Министры ушли. Линкольн остался один. Когда к нему вскоре пришел сенатор Гарис, президент сиял и был очень доволен.

— Итак, судья, я могу продолжать поездку: у меня по тыкве в каждом мешке. (Когда фермеры ездили верхом на рынок, они для равновесия закладывали по тыкве в оба конца мешка, который перебрасывали через спину лошади.)

До Фесендена анекдот дошел уже в другой редакции. Президент якобы сказал: «Теперь большая часть борова в моих руках. Я откажусь принять отставку и одного и другою».

Президент написал любезные записки Сьюарду и Чэйзу, в которых сообщал, что он не может их отпустить, и просил продолжать исполнение своих обязанностей. Сьюард ответил, что он «с радостью возобновит» работу. Чэйз немножко поломался. «Утро вечера мудренее», — сказал он. Продумав все воскресенье, он решил остаться министром.

Сенаторы-республиканцы собрались на тайное совещание в понедельник и заслушали доклад комиссии, выполнившей свои обязанности. Браунинг счел своим долгом посетить президента и посоветовать ему создать новый кабинет. Президент ответил, что он, пожалуй, попытается продолжать работу со своим старым кабинетом.

Фесенден написал своей семье: «Таковы аномалии президентского характера — никто не знает, что принесет наступающий день».

Сьюард и Чэйз повседневно встречались в своей работе со сложной и меняющейся ситуацией. Президент отсылал к Сьюарду посетителей по вопросам дипломатическим и к Чэйзу по финансовым делам. День войны стоил уже 2 миллиона долларов, и Чэйз ежедневно заседал, изыскивая наличные деньги, рассматривая кредитные балансы. В декабре 1862 года Чэйз доложил, что в наступающем году правительству придется сделать заем в 600 миллионов долларов. Конгресс по представлению Чэйза санкционировал выпуск банкнотов-«зеленоспинок» на сумму в 150 миллионов долларов. Выпуск бумажных денег привел к тому, что стали прятать золото. Этим же постановлением правительство уполномочивалось выпустить заем на сумму в 500 миллионов долларов, с тем чтобы облигации продавались отдельным лицам, биржевикам, банкам. Линкольн не претендовал на понимание финансовых операций.

Армии, спавшие на мерзлой земле, маршировавшие по грязи, дравшиеся в жестоких кровавых сражениях, требовали, чтобы им выплатили задолженность по жалованью.

Будущее предвещало увеличение государственного долга. Расходы правительства поднялись до 2 миллионов 500 тысяч долларов в день, включая и воскресенья. Поступления в казну от таможни, налогов и других источников не превышали 500 тысяч долларов в день. Нужно было различными манипуляциями: займами, банкнотами, призывами к патриотическому долгу выуживать из касс банков и кошельков обывателей еще 1 миллион 900 тысяч долларов ежедневно.

Сьюард информировал Линкольна, что Испания, Англия и Франция объединились для того, чтобы заставить Мексику выплатить им долги. Они официально заявили, что у них нет территориальных притязаний, но постепенно Сьюард и Линкольн выяснили, что Наполеон III намеревался разгромить мексиканцев, сбросить республиканское правительство, установить монархию и посадить на трон эрцгерцога Максимилиана Австрийского.

Из бесед с Линкольном Сьюард пришел к выводу, что у президента не было сомнений в том, что эти три европейских государства намерены поддержать силой свои требования. Президента вполне удовлетворяли формальные заверения этих государств, что они не нарушат прав мексиканского народа свободно выбрать правительство и образ правления.

Интервенция была главной темой дипломатических переговоров в Европе. Руководящие деятели Англии и Франции готовились признать конфедерацию, но им мешала Россия. В конце 1862 года исполняющий обязанности американского посла в Петербурге Баярд Тэйлор передал письмо Линкольна министру иностранных дел Горчакову. Содержание письма осталось неизвестным, а содержание беседы Горчакова с Тэйлором было опубликовано по требованию конгресса. Горчаков сказал:

— Только Россия поддерживала вас с самого начала, и она будет поддерживать вас и впредь. России, вероятно, предложат принять участие в какой-нибудь форме вмешательства, но она решительно откажется. Вы можете быть уверены в этом — Россия не изменит своего решения.

Ни одно из великих европейских государств не давало США таких определенных заверений. Этим решением Россия противопоставляла себя Англии и Франции, с которыми она незадолго до этого воевала в Крыму. К тому же у России не было такой текстильной промышленности, как у Англии и Франции, страдавших от хлопкового голода.

Ведущий философ европейского Международного товарищества рабочих Карл Маркс писал о Пальмерстоне, старавшемся втянуть Англию в войну против Севера: «Возможно, что Паму удастся ее вызвать, но это ему будет не легко. Ему нужен pretext[1], а я не думаю, чтобы Линкольн дал ему его». Маркс знакомился с документами о событиях и людях и делал свои выводы. «Ярость, с которой южане встретили линкольнские акты, свидетельствует о важности последних. Все эти акты имеют вид расчетливо составленных и снабженных массой оговорок условий, посылаемых одним адвокатом другому, представителю противной стороны. Но это не лишает их исторического значения».

Маркс сетовал на то, что Север дал возможность Югу мобилизовать всю свою боевую мощь. «Юг сваливает всю productive labour[2] на рабов и может поэтому беспрепятственно бросить все свои силы на фронт… По моему мнению, вся эта история скоро take another turn [3]. Север, наконец, начнет вести войну всерьез и прибегнет к революционным средствам, отбросив руководство border slaves statesmen 4. Один полк, составленный из негров, возымеет чудодейственное влияние на нервы южан».

Задачей Сьюарда было создать благоприятное для Севера мировое общественное мнение. Президент и его министр общались все чаще, и их взаимное уважение и привязанность друг к другу росли; они становились закадычными друзьями.

Конгресс принял постановление отторгнуть Западную Виргинию от штата Виргинии и сделать ее самостоятельным штатом. Блэйр, Бэйтс и Уэллес были против этого, Сьюард, Чэйз и Стентон — за. Президент утвердил постановление, присовокупив свое письменное мнение, что храбрые и достойные люди Западной Виргинии считали вхождение в Союз вопросом жизни и смерти. Они были верны Союзу в самых суровых испытаниях.

В поселениях пионеров в Миннесоте, на границе с пустыней, краснокожие племени сиу убили пятерых белых жителей. Местные чиновники федерального правительства предсказывали многолетнюю вооруженную борьбу индейцев с белыми из-за незаконного захвата индейских земель, из-за медлительности в выплате обещанных индейским племенам денег и потому, что белые торговцы обжуливали отдельных индейцев. Маленький Ворон стал во главе племени сиу и повел его в долину реки Миннесота. Индейцы убили 490 человек, включая женщин и детей. Кавалерия генерала Поупа разгромила в бою Маленького Ворона. Военный суд, отчасти подчиняясь чувству мести, охватившему весь Северо-Запад, приговорил 303 индейцев к повешению.

Линкольн ознакомился с делом и задержал исполнение приговора. Постепенно он вычеркивал из списка обреченных одного за другим и оставил только 38 человек. Остальных он приказал держать под стражей до особого распоряжения и «принять меры, чтобы ни один из них не сбежал и не подвергался противозаконному насилию».

В послании конгрессу он отметил, что точно не установлено, кто вызвал взрыв недовольства в Миннесоте. «Подозрения, которые могут оказаться неоправданными, незачем оглашать…» Президент убедился, что обращение с индейцами со стороны федеральных властей оставляло желать лучшего. Он предложил изменить политику в отношении индейцев.

В канун Нового года военное министерство сообщило об одной из самых кровавых битв за все время войны, имевшей место под Мерфрисборо в штате Теннесси, у реки Стоун. В сражении приняли участие союзная армия Роузкранса и конфедераты под командованием Брагга. Правое крыло союзной армии вынуждено было отступить на две мили, и Брагг послал победную телеграмму в Ричмонд: «Бог дал нам счастливый Новый год». В эту ночь Линкольн улегся в постель, зная, что южане продвинулись вперед. Прошло еще два дня маневрирований и боев между 41 тысячей солдат Роузкранса и 34-тысячной армией Брагга. Они сражались и в дождь, и в туман, и в морозные зимние сумерки. На второй день боев дороги стали скользкими; ни послушные кони, ни изрыгающие проклятия ездовые не в состоянии были вытащить пушки из грязи. Каждый четвертый солдат, участвовавший в боях, был убит, ранен или взят в плен. Потери союзной армии достигли 12 906 человек; конфедератов — 11 739.

В этом хаосе дыма и стали, пламени и крови президент в далеком Белом доме видел улучшение положения сторонников Союза в Теннесси, потерю Югом какого-то количества живой силы.

Линкольн телеграфировал Роузкрансу: «Благослови бог вас и всех, кто с вами! Примите благодарность нации и передайте ее всем за их умелые действия, выносливость, бесстрашие и отвагу».