6. Хукер. Чанселорвилл. Большая беда

6. Хукер. Чанселорвилл. Большая беда

В начале 1863 года потомакская армия терпела поражения: на полуострове — дважды под Булл-Рэном и снова в бойне у Фредериксберга. Однако ей удалось предотвратить вступление вражеских стрелков в Вашингтон и свободные штаты. Остальные армии Севера при содействии морского флота захватили все крепости конфедератов, за исключением фортов Самтера и Моргана, — на побережье от крепостцы Монроу в Виргинии до некоторых пунктов в Техасе. Роузкранс находился близко от границы Алабамы, Грант находился в Миссисипи, Кэртис — в Арканзасе и Банкс — в Новом Орлеане.

Снова обострилась политическая активность крайних элементов демократической партии, оживились пораженцы. Самнэр писал Францу Либеру в январе: «Пришла мрачная пора. Некоторые сенаторы в полном отчаянии, я не в их числе. Президент мне сказал, что он теперь боится «огня с тыла», имея в виду демократов, особенно на северо-западе…» Когда Бэрнсайд попросил опубликовать письмо, в котором он брал на себя всю вину за катастрофу у Фредериксберга, Линкольн сказал ему, что он первый человек, пожелавший снять хоть частицу ответственности с президента.

Бэрнсайд решил ночью атаковать армию Ли. В ночь на 20 января, когда армия выступила в поход, пошел небольшой дождь, поднялся ветер, потом дождь превратился в мокрый снег. Кони и фургоны увязли в грязи и застряли на всю ночь. Не удалось продвинуться с понтонами, простояли впустую и кони, не доставлена была в части утренняя порция виски, которую Бэрнсайд распорядился выдать каждому солдату.

На следующее утро после завтрака в главной штаб-квартире армии генерал Хукер в беседе с журналистами сказал, что командующий армией не компетентен, что президент и вашингтонское правительство глупы и уже «выдохлись». Нужен диктатор, и чем скорее, тем лучше.

Бэрнсайд подал в отставку; его убедили взять ее обратно, но 25 января 1863 года его освободили от обязанностей — командующим потомакской армией президент назначил Хукера. Этому обрадовались Чэйз и члены комитета по ведению войны. В числе довольных назначением были и люди, которым Хукер импонировал своими боевыми качествами.

— Теперь все в руках Джо Хукера, — сказал президент. — Воевать он умеет. Это, мне думается, установлено, но может ли он управлять большой армией? В этом я не уверен.

Лэймон убеждал Линкольна обратить внимание на то, что существуют замыслы свергнуть его и назначить вместо него военного диктатора. Линкольн его высмеял и обвинил в том, что, будучи лично храбрым человеком, он впадает в панику и выдумывает несуществующие опасности. Он показал ему письмо, адресованное генералу Хукеру, датированное 26 января 1863 года. Позже оно было опубликовано и широко обсуждалось.

«Генерал, я поставил вас во главе потомакской армии. Для этого у меня было достаточно оснований. И тем не менее лучше будет… если вы будете знать, что я не совсем доволен вами. Я знаю, что вы храбрый и искусный воин, что мне, конечно, нравится. Я знаю также, что вы не путаете политику со своими военными обязанностями, и в этом вы поступаете правильно… Мне недавно сообщили… ваше мнение, что армии и правительству нужен диктатор… Только победоносные генералы назначают диктаторов. Я требую от вас победы и готов рисковать в вопросе о диктаторе. Вы получите всемерную поддержку правительства, и это будет не больше и не меньше, чем та поддержка, которая оказывалась и будет оказываться всем командующим. Я очень боюсь, что ваша критика действий командующего (Бэрнсайда), приведшая к подрыву у солдат доверия к нему, теперь обратится против вас… Ни вы, ни Наполеон, если бы он восстал из мертвых, ничего хорошего не могли бы сделать с армией, в которой преобладают такие настроения.

Берегитесь опрометчивых решений, но будьте энергичны, крайне бдительны, идите вперед и добивайтесь победы».

Вскоре после получения письма Хукер беседовал с журналистом Ноа Бруксом. Хукер знал, что президент прочел письмо Бруксу, прежде чем отправить его адресату. И все же он снова прочел письмо вслух, комментировал отдельные места и закончил чтение чуть ли не со слезами на глазах.

— Такое письмо только отец мог написать своему сыну. Чудесное письмо, и хотя оно более резкое, чем я заслуживаю, могу сказать, что я люблю человека, написавшего это письмо.

И тут же Хукер продолжал:

— Когда я возьму Ричмонд, письмо будет передано вам для опубликования в печати.

Хукер внешне казался многим настоящим воином. Это был высокий ростом, розовощекий, синеглазый блондин сорока девяти лет. Он окончил Уэст-Пойнт, получил звание капитана за храбрость, проявленную в мексиканской войне. Когда началась война, он занимался земледелием и состоял инспектором военных дорог на западном побережье.

Люди по-своему судили о Хукере. Один кавалерийский офицер сказал, что Хукер прекрасно играл в покер, но когда в решительную минуту нужно было накинуть еще тысячу, он воздерживался. Когда Хукер шел в атаку, его люди гибли целыми взводами, но с занятой территории не отступали. Его прозвали «Боевой Джо». Часто от него можно было услышать: «Когда я войду в Ричмонд» или «Когда я возьму Ричмонд». В минуту откровения Линкольн чуть не со стоном сказал Бруксу:

— Меня это угнетает в Хукере. Мне кажется, что он слишком самоуверен.

После совещания в Белом доме Линкольн попрощался с Хукером.

— Мы ждем от вас, генерал, хороших вестей в самое ближайшее время, — сказал Линкольн.

Хукер ушел.

Линкольн обратился к молодому кавалеристу сержанту Страдлингу. Выяснилось, что кавалерист просит помочь ему добраться после отпуска в свою часть. Президент обеспечил его бесплатным проездом на пароходе.

Сержант собирался уже уходить, когда Линкольн решил с ним поговорить о причинах зимнего дезертирства из армии. Сержант сказал, что армия не была уверена в Бэрнсайде.

— Он воевал, как некоторые люди играют на скрипке — неумело и с сильным нажимом, — сказал кавалерист.

Присутствовавший при этом сенатор Уэйд спросил: было ли какое-либо оправдание грубым ошибкам, имевшим место под Фредериксбергом?

— Это и меня очень интересует, — сказал Линкольн — так что продолжайте.

Кавалерист объяснил, что местность была открытая, не было никаких стоящих упоминания гор или рек. Можно было легко загнуть оба фланга армии конфедератов. Рядовые были удивлены, почему атаку повели в лоб по низине. Будь у Бэрнсайда военные способности, он повел бы атаку на фланги и выбил бы Ли с его позиций.

— Когда генерал Хукер только что прощался с нами, — напомнил Линкольн, — он сказал: «Мистер президент, в моем распоряжении одна из лучших наших армий. Я надеюсь в ближайшее время прислать вам добрые вести». То же самое сказал генерал Бэрнсайд незадолго до битвы под Фредериксбергом. У меня до сих пор болит сердце от последствий этой катастрофы.

Сержант сказал, что он полностью одобряет Декларацию, но многие из его товарищей заявили, что они не пошли бы воевать, если бы знали, что война приведет к освобождению черных. Многие дезертировали, другие искали перевода в обоз, в медицинские учреждения, в подразделения квартирмейстеров и в другие тыловые организации, только бы не воевать с оружием в руках. Дезертировали также из-за отсутствия веры в Бэрнсайда.

— Я предполагал, что после опубликования Декларации будут случаи дезертирства, — сказал Линкольн, — но я уверен: армия от этого серьезно не пострадает. С другой стороны, в армию пойдут теперь люди, которые до этого не хотели воевать.

Президент поблагодарил кавалериста. Страдлинг попрощался и попал на тот же пароход, который вез генерала Хукера на фронт. В письме домой Страдлинг сообщал: «Я рад был уйти из Белого дома; мне казалось, что я присутствовал на похоронах. Сенатор Уэйд раза два улыбнулся, иногда улыбались и два джентльмена, присутствовавшие при разговоре, но на лице Линкольна не было и следа улыбки. Его длинное, грустное, мрачное лицо преследует меня все эти дни».

Хукеру доложили в последних числах января, что в круглых цифрах из армии выбыли 3 тысячи офицеров и 82 тысячи рядовых; все они числились в списках, но при перекличках отсутствовали. Некоторые были больны, другие ранены или в отпуске. Были и пезертиры. Тоска по дому, мрачные настроения и общее чувство безрезультатности войны — вот причины, приведшие к тому, что в среднем ежедневно дезертировало по 200 человек. Родственники и друзья присылали спешной почтой посылки с цивильной одеждой, в которой легче было дезертировать. Пришлось издать закон, согласно которому посылки проверялись и найденная гражданская одежда сжигалась.

Были приняты меры, и постепенно армия брюзжащая превращалась в боевую, готовую сражаться. Она стояла под Фредериксбергом на расстоянии дня езды, и важные общественные деятели приезжали туда из Вашингтона в сопровождении своих жен и дочерей в кринолинах.

В первых числах апреля под командованием Хукера уже находилось 130 тысяч человек. По другую сторону реки стояла армия Ли, насчитывавшая 60 тысяч.

Апрельский снегопад не остановил Линкольна, и он вместе с Тедом, миссис Линкольн и несколькими друзьями высадился на пристани Аквиа-крик, где с многочисленных частных и правительственных пароходов разгружались 60 тысяч лошадей, мулов и грузы для огромной армии. Толпа военных приветствовала президента. Линкольн настоял на посещении ближайшей палатки госпиталя, поговорил почти что с каждым раненым или больным, пожимал многим руки, задавал вопросы.

Брукс записал, что «…у многих появились слезы радости; солдаты смотрели на приветливое лицо президента, стремились прикоснуться к его руке…».

Вечером Линкольн и Хукер остались одни. Линкольн вынул из кармана клочок бумаги и передал его Хукеру. На бумажке были подчеркнуты цифры: 216 000–146 000 — 169 000. Хукер, озадаченный, смотрел на цифры, но чичего не мог понять. Президент объяснил, что первая цифра соответствует списочному составу потомакской армии, вторая — наличным силам, а третья — представляла то количество, которое должно быть под ружьем к моменту наступления.

— Генерал, если вы войдете в Ричмонд… — начал Линкольн, но Хукер его тут же прервал:

— Извините меня, мистер президент, но в данном случае никакого «если» не может быть. Я пойду прямо к Ричмонду и буду идти, пока не буду сражен.

Позже Линкольн грустно сказал Бруксу, что это было самое худшее из того, что ему хотелось услышать. Устно и письменно он пытался дать понять Хукеру, что целью должен быть не Ричмонд, а уничтожение армии Ли.

Линкольн и его спутники объезжали части в санитарной повозке. Бревенчатая дорога бросала повозку и пассажиров из стороны в сторону, кучер немилосердно ругал мулов, и Линкольн не выдержал — он тронул кучера за плечо и спросил его:

— Извините, мой друг, вы епископалист?

— Нет, — ответил, обернувшись, удивленный кучер, — я методист.

— А я думал, что вы епископалист, потому что вы ругаетесь точно так, как министр Сьюард, а он церковный староста.

Кучер больше не ругался. Линкольн оценивал работу дровосеков по пням, встречавшимся в пути: где хвалил, а где и хулил.

Сынишка президента Тед захотел повидать «сероспинников» — солдат-конфедератов. Морозным утром два штабных офицера повезли Теда и его отца к линии дозоров, обращенной к Фредериксбергу. Они увидели горы, пострадавший от войны город, дома и особняки в развалинах, брошенные фермы. От вражеских костров подымался дым, как раз над той каменной стеной, у которой недавно люди Бэрнсайда падали тысячами и захлебывались в собственной крови. Над уцелевшим зданием, стоявшим одиноко среди развалин, развевался флаг конфедератов.

Солдаты из дозоров конфедератов и федералистов покупали и продавали другу другу табак, кофе, обменивались газетами и большими складными ножами. По утрам они здоровались друг с другом.

Президент, Хукер и его штаб приняли потом парад войск. Прошла 17-тысячная конная армия — самое крупное кавалерийское соединение в мире, большее, чем было у маршала Мюрата. Прошло четыре корпуса инфантерии — 60 тысяч человек, движущийся лес ружей и штыков. Прошла резервная артиллерия — 400 пушек. Контрастом явились полки зуавов в красных широких шароварах. Линкольн спросил Хукера, не является ли яркая форма нежелательной, так как представляла заметную цель. Хукер ответил, что такая форма — предмет гордости солдат, поднимает их боевой дух и приучает к опрятности.

Отвечая на салюты офицеров, президент лишь прикладывал руку к шляпе, перед солдатами он обнажал голову. В рядах войск шагали потомки бойцов Джорджа Вашингтона; вместе с ними шли иммигранты и дети иммигрантов: немцы, англичане, шотландцы, ирландцы, скандинавы, евреи, поляки; их предки дрались за или против Наполеона, Фридриха Великого, Мальборо, Густава-Адольфа и в жестоких сражениях выгравировали тексты целых страниц истории и выковали судьбы людей.

Шли кадровые солдаты, добровольцы, мобилизованные, наемники, искатели приключений и славы, борцы за родину, за флаг страны, за объединенную нацию от океана до океана, за отмену рабства. Шли и те, кому не удалось дезертировать, и те, которых купили за наличные. Большинству из них было по двадцать с лишним лет.

Один из офицеров написал домой: «Мистер Линкольн сидел на своей коренастой кавалерийской лошаденке абсолютно прямо. В черном костюме он выглядел словно восклицательный знак, оседлавший букву «m».

По ту сторону реки, у конфедератов, лошади отощали из-за недостатка фуража, среди солдат началась цинга. Многим солдатам пришлось обходиться в морозную зимнюю пору без одеял. Мундиры и обувь изорвались.

«Пишите мне чаще. Я очень беспокоюсь», — писал Линкольн Хукеру через неделю после своего визита на фронт. «Какие новости?» — запрашивал Линкольн телеграфно. Но Хукер никого не посвящал в свои планы: ни в армии, ни в Вашингтоне.

К 1 мая Хукер перебросил большую часть своей армии через реку Раппаханнок к перекрестку под названием «Чанселорвилл». Хукер перешел в наступление, Ли контратаковал. Хукер приказал отступить. Мид писал: «Только мы сблизились с противником, как нам пришлось отойти». Генерал Кауч, заместитель Хукера, сказал: «Хукер предполагал, что Ли оттянет свои войска и избежит риска сражения. Увидев, что он ошибся, Хукер перешел к обороне».

На следующий день спозаранку Ли отправил половину своей армии под командованием Джексона Каменная Стена в поход, продолжавшийся почти весь день. Прямо с марша Джексон неожиданно атаковал фланг и тыл союзных войск. Еще через день Ли удалось совсем переиграть Хукера. Имея армию вдвое меньшую, чем у Хукера, генералу Ли удалось нанести такой ущерб союзной армии и настолько сбить ее с толку, что Хукер созвал совещание генералов. Четверо голосовали за то, чтобы остаться на месте и сражаться, двое были за возвращение назад, на прежние позиции за рекой. Хукер приказал отступить.

Союзная армия потеряла 11 тысяч, конфедераты — 10 тысяч. Кроме того, Ли взял в плен 6 тысяч, а Хукер — только 2 тысячи. Джексон Каменная Стена был убит случайно своими солдатами, когда он, наблюдая за ходом сражения, попал в зону огня. Пушечное ядро попало в колонну здания, к которой прислонился Хукер. Командующего сбило с ног, он потерял сознание часа на два, и сражение проходило без его участия.

Хукер вступил в бой, имея хорошо разработанный план, но когда противник начал действовать по-своему, он отказался от него. Хукер опротивел самому себе и готов был передать командование армией кому угодно. Он почти сожалел, что вообще родился на свет божий.

Ход сражения страшно волновал Линкольна; он не находил себе места. Не получая точной информации, Линкольн решил, что Хукера разгромили. В три часа пополудни Линкольн получил телеграмму с фронта; лицо его стало серее обоев на стене. В телеграмме сообщалось, что армия отступила на прежние позиции в полном порядке. Линкольн со сплетенными за спиной руками ходил по комнате и вопрошал:

— Боже мой, боже мой! Что скажет страна? Что скажет страна?

Он как будто потерял способность произносить другие слова. Вскоре он поспешно вышел из кабинета.

Разнеслись слухи, что президент и Галлек выехали на фронт; Хукера намерены арестовать, а командующим назначить Галлека; Стентон якобы подал в отставку; Ли разрезал армию Хукера на куски и двинулся на Вашингтон; Мак-Клеллан спешно едет из Нью-Йорка, чтобы снова принять командование? отставные генералы Сигел, Батлер и Фремонт вызваны в столицу. В баре у Виларда люди поглощали крепкие напитки и разыгрывали воображаемые сражения.

7 мая президент написал Хукеру, как хорошему бойцу, получившему удар, пошатнувшемуся, но способному с успехом возобновить схватку. «Немедленное наступление может исправить… положение… Если у вас есть (план), приступайте к его реализации… с моей стороны помех не будет…»

Президент и Галлек выехали в штаб армии, собрали командиров корпусов, объяснили им, что никого в неудаче не винят, но политические последствия сражения очень серьезны и вредны.

Тем временем Ли скрытно передвигался к северу, вероятно намереваясь вторгнуться в Мэриленд.

14 июня Линкольн послал запрос Хукеру: «Если голова армии Ли находится у Мартинсберга, а хвост на дощатой дороге между Фредериксбергом и Чанселорвиллом, где-то этот зверь должен быть очень тонким. Не можете ли вы переломать ему хребет?»

Но Хукер не двинулся с места. Уэллес записал: «Президент сказал, что если бы ядро тогда убило, а не контузило Хукера, сражение было бы нами выиграно».

Ли дал своей армии отдохнуть, усилил ее дополнительными кадровыми дивизиями и вновь мобилизованными солдатами, ускользнул в долину Шенандоа, 29 июня переправился через реку Потомак, прошел через Мэриленд, и когда он вступил в Пенсильванию, у него уже была 75-тысячная армия. Хукер снялся с места; армия двинулась на север в полном беспорядке.

28 июня президент вместо Хукера назначил генерала Мида. Мак-Клюр настаивал, чтобы Линкольн вернул Мак-Клеллана на прежнее место, его поддержали дельцы и политические деятели. Линкольн отказался.

— Что мы выиграем от того, что закроем одну дырку, но откроем другую? — спросил он.