3. Суматоха. Страхи. Опасности

3. Суматоха. Страхи. Опасности

Правительство Линкольна работало над созданием нового мощного военного аппарата. 3 мая президент опубликовал послание, в котором призывалось 42 034 добровольца сроком службы на три года, из которых вместе с 22 714 завербованными предполагалось составить 10 полков регулярной армии, и 18 тысяч моряков для осуществления морской блокады. Таким образом, состав армии увеличился до 156 861 человека, а флота — до 25 тысяч. Президент и группа руководящих офицеров дни и ночи были заняты выработкой стратегических планов будущих операций.

Из окон Белого дома Линкольн мог видеть в подздрную трубу флаг конфедератов, развевающийся над Александрией — городком в восьми милях от Вашингтона вниз по течению реки Потомак, захваченном воинской частью конфедератов, прорвавшейся сюда из Ричмонда, в количестве 500 человек, с несколькими тяжелыми орудиями.

После мая 1861 года почтовая связь с отколовшимися штатами прекратилась. Тогда же конгресс конфедератов обязал всех граждан, которые имели долги в Соединенных Штатах (за исключением штатов Делавэра, Кентукки, Миссури и округа Колумбия), внести эти суммы в казначейство конфедерации. По подсчетам Дэн и К°, Юг был должен северным торговым компаниям свыше 211 миллионов долларов, из которых 169 миллионов приходилось на один нью-йорк.

К 9 мая в Вашингтоне находилось около 20 тысяч войск. В их число входил и полк огненно-красных зуавов, сформированный полковником Элмером Элсуортом в течение десяти дней из нью-йоркских пожарных. Жители Нью-Йорка собрали на обмундирование и вооружение этого полка 60 тысяч долларов. Солдаты Элсуорга, облаченные в красные штаны, были вооружены десятью различными типами ружей.

Яркой лунной ночью 24 мая кавалерийский отряд переправился по мостам через Потомак из Вашингтона в Виргинию. За ним последовали части пехоты и саперов, которые принялись рыть окопы на холмах, чтобы создать оборону округа Колумбия, окруженного рабовладельческими штатами.

В то время как Мичиганский полк направился в тыл Александрии, огненные зуавы полковника Элсуорта должны были спуститься на транспортах к Александрии и захватить ее. Впереди транспортов шел корвет под белым флагом, который передал войскам конфедерации предложение в течение часа покинуть город. Элсуорту сообщили, что конфедераты согласились эвакуироваться, и после нескольких беспорядочных выстрелов они действительно отошли.

Элсуорт с группой своих солдат поспешил к телеграфной конторе, чтобы прервать связь с Югом. Где-то по дороге на телеграф они оказались у Маршалл-хауза, второклассной гостиницы, на крыше которой развевался флаг конфедерации. Элсуорт распахнул дверь и спросил у босого человека в рубашке и штанах, что за флаг на крыше гостиницы. Человек этот ответил, что он только постоялец и ничего не знает. Тогда Элсуорт, сопровождаемый своими друзьями, бросился по лестнице на третий этаж, пробрался на крышу и сорвал конфедератский флаг.

Когда стали спускаться, впереди шел капрал Браунелл, за ним Элсуорт с флагом. Когда Браунелл оказался уже на первом этаже, из темного закоулка выскочил человек и, вероятно не заметив Браунелла, направил двуствольное ружье прямо в грудь Элсуорту. Браунелл пытался отвести ружье, но у противника была твердая рука, и он разрядил один из стволов в сердце полковника Элсуорта, убив его наповал. Браунелл тут же выстрелил в лицо убийце и, прежде чем тот упал, вонзил в него штык.

Тело Элсуорта положили на кровать в соседней комнате, в ногах у него лежал флаг конфедерации. Корреспондент «Трибюн» побежал удостовериться, что телеграфная контора захвачена. Когда он вернулся, то застал ужасную сцену. Из ближней комнаты выбежала женщина, бросилась к лестнице, где лежал труп убийцы, и разразилась такими криками, что слушать их было просто невозможно. Она ломала руки, билась головой, никого не подпускала к себе. Убитый оказался ее мужем — Джеймсом Джексоном, владельцем гостиницы. Это был тот самый полуодетый человек, который сказал Элсуорту, что он «только постоялец».

Тело Элсуорта перевезли в Вашингтон и положили в здании морского ведомства. Над городом разносился похоронный звон колоколов, флаги на государственных зданиях были наполовину спущены. В Белом доме корреспондент нью-йоркской газеты «Геральд» и сенатор Уилсон из Массачусетса застали президента в кабинете у окна. Он стоял и смотрел на Потомак. «Он не двинулся, пока мы не подошли вплотную к нему. Тут он резко повернулся и, шагнув к нам навстречу, протянул руку, чтобы поздороваться.

— Простите меня, — сказал он, — но я не могу сейчас говорить.

К нашему изумлению, президент разрыдался и прикрыл лицо носовым платком.

— Я не буду извиняться за свою слабость, — проговорил он. — Но я очень хорошо знал бедного Элсуорта и высоко ценил его. Только что ушел капитан Фокс, он рассказал мне все подробности этой трагической смерти».

В Чикаго, выступая перед огромной аудиторией, Стифен Дуглас сказал: «Долг каждого американского гражданина перед богом — сплотиться вокруг флага своей родины», — и после этого он отправился домой — умирать. В бреду он кричал: «Телеграфируй президенту — пусть войска выступают». 3 июля он скончался. Демократическая партия Севера похоронила последнего своего титана, республиканцы отдавали должное политическому лидеру, который в момент кризиса предотвратил бунт своих последователей.

Это было время, когда политические противоречия раскалывали семьи, когда братья, родственники оказывались по разные стороны фронта. В семье Мэри Тод-Линкольн ее старший брат Леви и ее сводная сестра Маргарет Келлог были на стороне Союза, а младший брат Джордж и три сводных брата — Самуэл, Дэвид и Александр — вступили в армию конфедератов. Три ее сводные сестры — Эмили Хэлм, Марта Уайт и Элоди Доусон — были замужем за офицерами армии конфедератов.

Линкольн пригласил в Белый дом своего зятя Бена Хэлма, сына бывшего губернатора Кентукки, выпускника Уэст-Пойнта. В течение нескольких дней его пребывания в Белом доме гость рассказывал о своих старых товарищах по Уэст-Пойнту, которые вышли в отставку и перебрались на Юг. Сам он еще не принял никакого решения. Когда Хэлм покидал Белый дом, Линкольн вручил ему конверт, в котором было назначение его майором, и сказал: «Бен, здесь есть кое-что для вас. Подумайте и дайте мне знать, что вы решили». Мэри просила его передать поцелуй Эмили и сказала: «До свидания. Мы надеемся вскоре увидеть вас обоих в Вашингтоне». Они с Линкольном обменялись крепким рукопожатием, и Хэлм медленно спустился по лестнице. Через несколько дней пришло известие, что он вступил в армию конфедератов.

Шла борьба за Кентукки. Законодательное собрание штата после сессии, которая длилась с января, прервало свою работу на неопределенное время, объявив нейтралитет, но оставаясь в составе Союза. Постепенно Кентукки все более и более удалялся от южных, родственных ему рабовладельческих штатов, которые при всяком удобном случае обвиняли кентуккийцев в нерешительности и трусости. Джошуа Спид и его брат Джеймс в Луисвилле оставались сторонниками Союза.

Роберт Андерсон, которого Линкольн назначил бригадным генералом, обосновался со своим штабом в Цинциннати и делал все возможное, чтобы удержать Кентукки в составе Союза. Лейтенант флота Уильям Нелсон, родом из Кентукки, попросил Линкольна послать его туда, чтобы предотвратить отделение Кентукки. Нелсон и его друзья распределили среди сторонников Союза 10 тысяч ружей. Тайком, по ночам, сторонники Союза получали «ружья Линкольна», чтобы использовать их в случае необходимости. В штате Огайо, по ту сторону реки Огайо, были созданы военные лагеря, и в некоторых полках, формировавшихся там, до четверти людей составляли кентуккийцы. Когда в июне происходили выборы в конгресс, созыв которого Линкольн назначил на 4 июля, в девяти из десяти избирательных округов Кентукки были избраны противники отделения.

В Балтиморе выборы в законодательное собрание штата Мэриленд происходили 24 апреля. Из 30 тысяч избирателей Балтимора к избирательным урнам пришли только 9 244 человека, и все они проголосовали за сторонников отделения от Союза.

Постепенно стало выясняться, что силы сторонников отделения штата Мэриленд сосредоточены главным образом в Балтиморе, где собралось активное меньшинство, выступавшее против Союза. Возбуждение в Мэриленде стало спадать по мере того, как выяснялось, что отделение от Союза приведет к гибели торговли Балтимора. Прошло некоторое время, и 10, 20, 30 полков беспрепятственно прошли через Мэриленд в Вашингтон. В Аннаполисе было создано военное управление под начальством бригадного генерала Бенжамена Батлера.

Ночью 13 мая в дождь и грозу генерал Батлер перебросил тысячу солдат к Балтимору, установил орудия на холме Федерал Хилл, господствующем над Балтимором, и опубликовал воззвание, в котором заявил, что войска находятся здесь для того, чтобы обеспечить уважение и подчинение законам Соединенных Штатов. Север приветствовал действия Батлера. Этот человек перенес на общегосударственную арену те методы, которыми он действовал в Массачусетсе, — изобретательность, умение не считаться со средствами, наглость и дерзость, расчетливость карьериста и изменчивость хамелеона. Тяжеловесный, с округлым брюшком, лысый, чуть косоглазый, с сонными глазами, в которых проскальзывала хитрость, он всегда оставался актером, у него всегда наготове были реплики, отвечавшие избранной им роли — человека из народа и человека, который знает, как действовать.

Когда Батлера отозвали из Мэриленда и поставили во главе крепости Монро в Виргинии, он обратился с протестом лично к Линкольну, утверждая, что его унизили. Линкольн, судя по записи Батлера, ответил весьма вежливо и доброжелательно. Они пожали друг другу руки, и Батлер удалился, чтобы рассказывать повсюду, что они с президентом «ближайшие и самые лучшие друзья». К тому времени Батлер еще не успел дискредитировать себя. Его действия в Мэриленде ободрили Север. И все-таки в основе своей он оставался актером, политическим генералом и военным политиком. И когда Джон Хэй однажды сказал Линкольну, что он считает Батлера единственным человеком в армии, которого власть испортит, Линкольн ответил ему: «Да, он похож на брата Джима Джетта. Джим обычно говорил, что его брат самый большой прохвост, которого когда-либо носила земля, но по безграничной милости господней он еще и самый большой дурак».

Политическая ловкость Батлера еще раз послужила стране, когда в мае в его лагерь сотнями начали прибывать беглые рабы. Правовую сторону этого вопроса Батлер решил сразу, заявив, что «негры должны рассматриваться как контрабанда». Страна подхватила это словечко «контрабанда» как средство обходить закон о беглых рабах. Множество беглых рабов, находившихся на краю гибели в лесах и болотах, добирались до границы Союза и с ликованием заявляли: «Я контрабанда».

Новый конфликт в Мэриленде привел к спору между Тэйни, председателем верховного суда Соединенных Штатов, и президентом. Генерал Кадуолэйдер, командовавший фортом Мак-Генри близ Балтимора, ночью 25 мая Послал в Хэйфилд команду солдат, которые вытащили из постели некоего Джона Мерримана и доставили его в форт Мак-Генри, где он был заключен в тюрьму. Адвокаты Мерримана в тот же день обратились к председателю верховного суда Роджеру Тэйни, проживавшему в Балтиморе, с жалобой. Они утверждали, что предъявленное Мерриману обвинение в измене неправомерно, и требовали применения предписания о представлении арестованного в суд для рассмотрения вопроса о законности ареста. Тэйни послал генералу Кадуолэйдеру вызов явиться в суд вместе с Мерриманом. Вместо генерала явился офицер его штаба полковник Ли, который объяснил, что генерал не может явиться, так как у него неотложные дела, и зачитал письменное заявление генерала, где утверждалось, что упомянутый Мерриман обвинен в измене, что он является руководителем группы, хранящей у себя оружие, принадлежащее правительству, и открыто заявлял, что готовит вооруженное выступление против правительства. Генерал сообщал далее в своем заявлении, что он «должным образом уполномочен президентом Соединенных Штатов в подобных случаях не допускать применения «хабеас корпус». Кончилось это дело тем, что ни генерал, ни Мерриман не предстали перед судом, а Тэйни направил президенту длинное послание в старинном англосаксонском духе по поводу «хабеас корпус» с ссылками на прецеденты, в котором предупреждал, что президент не должен нарушать закон.

27 июня был арестован и заключен в форт Мак-Генри начальник полиции Джордж Кэйн, известный своей приверженностью к конфедератам. Четверо полицейских чиновников, заявлявших о своей поддержке сторонников отделения, выразили протест против этого акта и распустили городскую полицию. После этого они также были арестованы и заключены в форту Мак-Генри.

В июне тенденция к отделению в Мэриленде была окончательно подавлена: было восстановлено железнодорожное сообщение и в шести округах Мэриленда в конгресс были избраны сторонники Союза; к тому же губернатор Хикс без труда сформировал четыре полка для несения службы в пределах штата и для защиты столицы Союза.

Ответ Линкольна председателю верховного суда Тэйни содержался в послании президента конгрессу 4 июля:

«Вскоре после первого призыва добровольцев было сочтено целесообразным дать право главнокомандующему в соответственных случаях не допускать применения «хабеас корпус», или, иными словами, арестовывать и содержать в заключении без соблюдения обычной законной процедуры лиц, угрожающих общественной безопасности… Неужели не лучше нарушить один закон, нежели допустить уничтожение всех законов и распад правительства?.. Ведь если правительство будет ниспровергнуто, разве тем самым не будет нарушена присяга?.. Мы не считали, что нарушаем какие-либо законы… Было установлено, что мы имеем дело с бунтом… А сейчас утверждают, что только конгресс, а не правительство располагает подобными правами. Но в конституции не сказано, кто должен располагать такой властью».

Сьюард все еще никак не мог отказаться от своей идеи, что война с Великобританией может вернуть Юг под старый американский флаг и воссоздать прочный союз. Он был уверен, что угрожающий тон по отношению к британскому правительству будет только на пользу. Однако его друг, посол в Лондоне Адамс, получая его послания, полные безрассудных угроз, превращал их в тщательно взвешенные дипломатические заявления и вежливые споры.

Бомбардировка южанами форта Самтер 12 апреля 1861 года.

Бой между «Монитором» и «Мерримаком».

Солдаты Севера на биваке.

13 мая 1861 года в декларации королевы Виктории констатировался факт враждебных действий «между правительством Соединенных Штатов Америки и некоторыми штатами, именующими себя Конфедерацией американских штатов», и сообщалось «о намерении королевского правительства придерживаться в конфликте между упомянутыми враждующими сторонами строгого и беспристрастного нейтралитета». Сама королева и ее муж принц Альберт, либералы и народные массы Англии склонялись в своих симпатиях к Северу, в то время как премьер-министр Пальмерстон, правительственные круги и империалистические клики, чье мнение отражала лондонская газета «Таймс», поддерживали Юг и во многих случаях отнюдь не придерживались нейтралитета.

Пальмерстон заявил однажды нью-йоркскому агенту Ротшильдов Огасту Белмонту: «Мы не любим рабства, но мы нуждаемся в хлопке, и нам не нравится ваш тариф Моррилла». Любопытное обстоятельство, которое трудно поддается определению, — английское общественное мнение — мешало Пальмерстону признать конфедерацию и послать ей на помощь английский флот.

Когда Карл Шурц уезжал в Испанию, Линкольн беседовал с ним о внешней политике с той же бесстрастностью, с какой он мог бы говорить о рядовом судебном деле в Спрингфилде. Он заявил Шурцу, что если правительство, как говорят, спотыкается, то в общем оно «спотыкается в правильном направлении».

Когда капитан и команда каперского судна «Джефферсон Дэвис» были захвачены и приговорены в Филадельфии к повешению по обвинению в пиратстве, решение суда должно было быть утверждено президентом. Линкольн при этом заявил, что если их повесят как пиратов, то будет повешено такое же число офицеров Севера, находившихся в тюрьмах на Юге. Военный министр конфедерации Дэвис дошел до того, что опубликовал фамилии тринадцати пленных офицеров Севера, которые по жребию должны были бы отправиться на виселицу. Линкольн отказался начать это соревнование в казнях.

Президенту и кабинету министров приходилось вести неустанную борьбу с неопытностью новых чиновников, с путаной организацией армии, с бюрократизмом канцелярий. Им приходилось руководить армией, состоявшей из четырех категорий воинских соединений: кадровых войск; добровольцев, пошедших в армию на три месяца; народной милиции штатов и добровольцев, записавшихся на три года. Кроме того, еще были войсковые части в пограничных, все еще нейтральных штатах.

Формирование эффективно действующей армии, способной проводить крупные стратегические операции, требовало бешеной, сложной, изнурительной работы, а генерал Скотт оказался медлительным, суетливым; к тому же старого героя мучили болезни.

Нередко Линкольн и министр Камерон отдавали приказы через голову Скотта, используя политические каналы воздействия. Все же, присваивая генеральские звания командирам добровольческих частей, они полагались в основном на мнение Скотта. Среди назначенных по его рекомендации был Генри У. Галлек. Но назначение Джона Фремонта генерал-майором, так же как и назначение Батлера и Банкса, было сделано из политических соображений.

В Белом доме появился Уильям-Текамсэ Шерман. Он удивил и рассмешил Линкольна, отказавшись от звания бригадного генерала, ибо хотел, как он сказал, начать с низов — с полковника. Получив назначение, он послал прощальный привет своим сослуживцам на Сент-Луисской городской конной железной дороге.

Шерман предложил Линкольну назначить на командный пост выпускника Уэст-Пойнта Джорджа Томаса, имевшего многолетний армейский опыт.

Линкольн высказал сомнение в лояльности Томаса, так как он был родом из Виргинии.

— Мистер президент, — возразил Шерман, — старина Том так же лоялен, как и я. Во всей армии нет солдата лучше его.

— А вы берете на себя ответственность за него? — спросил Линкольн.

— С величайшим удовольствием, — сердито отрезал Шерман.

В тот же день Линкольн послал в сенат кандидатуру Томаса для утверждения его бригадным генералом.

К этому моменту стало известно, что из 1 108 кадровых офицеров армии США 387 подали в отставку и перешли к южанам.

В мае и июне 1861 года Линкольн не раз подчеркивал, что популярность правительства и сохранение Союза важнее всех остальных вопросов. Если проблема рабства оказалась выдвинутой на первый план, то только благодаря сложившимся обстоятельствам. Этот вопрос оказался в центре внимания, как только начало развиваться движение за отделение южных штатов, и миллионы негров, живших на Юге, стали рассматриваться как военный фактор, который одна из воюющих сторон или обе должны были использовать в своих интересах.

Маленькая женщина, жившая в штате Мэн и написавшая «Хижину дяди Тома», получила однажды по почте пару ушей, отрезанных у какого-то негра, в знак протеста против ее идей о равенстве рас.

Линкольн в своем послании конгрессу ни словом не обмолвился о неграх и о рабстве. Он сохранял официальную верность закону о беглых рабах. Получалось так, что беглые рабы из Виргинии, принадлежавшие сторонникам отделения и бежавшие в лагерь Батлера в крепости Монро, рассматривались как «контрабанда», поскольку некому было защищать их интересы в Вашингтоне. Но когда рабы из Мэриленда бежали в округ Колумбия или в военные лагеря союзной армии, члены конгресса от Мэриленда немедленно требовали их возвращения, так как обычно нельзя было доказать, что рабовладелец нелоялен по отношению к Союзу. В результате Линкольн стал постепенно вводить такой порядок, при котором местные военные и иные власти сами решали вопрос о том, как относиться к беглым рабам, имея в виду прежде всего требования военной необходимости.

6 июля военный министр Камерон сообщил Линкольну, что 64 добровольческих полка по 900 человек в каждом и 1 200 солдат регулярных войск в полной боевой готовности находятся в окрестностях Вашингтона, а вся армия Севера насчитывала в тот момент 225 тысяч человек. Верховным главнокомандующим этой армией, по тем временам самой большой в мире, был Линкольн.

20-тысячной армией конфедератов, расположенной близ Вашингтона в Манассас Джанкшен, командовал Пьер Борегар, бывший начальник военной академии в Уэст-Пойнте, ветеран мексиканской войны. Его как героя, сорвавшего флаг с форта Самтер, вызвали в Виргинию для предотвращения вторжения северян. 1 июня он принял командование, издав следующую прокламацию: «Безрассудный и беспринципный тиран напал на нашу землю. Авраам Линкольн вопреки всем моральным, законным и конституционным правам бросил свои аболиционистские войска против нас… Все законы цивилизованной войны забыты им… Ваша честь и честь ваших жен и дочерей, ваше имущество и ваше будущее под угрозой».

Когда 4 июля собрался конгресс, все были уверены, что в ближайшем будущем состоится битва под Вашингтоном. Газета Грили «Трибюн» выходила с такими заголовками: «Вперед, на Ричмонд! Вперед, на Ричмонд! Нельзя допустить, чтобы мятежный конгресс собрался там 20 июля! В этот день Ричмонд должен быть взят национальной армией!»

Деловая активность упала, ощущался недостаток денег, лишь с большим трудом удавалось получать кредиты. Нужна была короткая война. С этим соглашались все. Подходил срок окончания службы добровольцев, призванных на три месяца. 4-й полк пенсильванских волонтеров и 8-й Нью-йоркский артиллерийский полк требовали, чтобы их отпустили по домам.

В своем послании конгрессу президент кратко изложил историю с фортом Самтер. Линкольн ставил вопрос: «Является ли неизбежной для всякой республики роковая слабость?.. Должно ли правительство быть достаточно сильным, чтобы защитить свободы своего народа, или столь слабым, чтобы не суметь сохранить себя?» Он заявлял, что нет другого выбора, «кроме предоставления правительству всей полноты военной власти». Палата представителей встретила аплодисментами рекомендацию президента «дать полномочия закончить эту войну коротким и решительным ударом» и выделить для этого не менее 400 тысяч человек и 400 миллионов долларов.

Печать Севера встретила это послание полным одобрением, еще ни одно выступление Линкольна не получало такой поддержки. Издатель журнала «Харперс уикли» Джордж Кэртис писал в письме: «Я не завидую другим эпохам. Всем сердцем я верю в наше дело и в Эйба Линкольна. Его послание является самым американским из всех когда-либо написанных. Удивительно острое, простое, умное и проникнутое редкой честностью. Я могу простить ему его анекдоты, большие руки и неумение кланяться. Те из нас, кто сомневался, оказались не правы. Наш народ здоров. То, о чем мечтает молодежь, увидят старики».

Сенат утвердил все назначения, сделанные президентом. Новый закон об армии дал Линкольну даже больше, чем он просил, — решено было призвать в армию 500 тысяч добровольцев сроком на три года.

Резолюция, предлагавшая узаконить и утвердить все чрезвычайные, единоличные и ограничительные действия президента, принятые им в особых обстоятельствах с момента объявления войны в апреле, встретила некоторую оппозицию, но была все же поддержана и отложена в числе дел, которые должны быть решены со дня на день. Линкольн превысил свои полномочия и сделал многое, не спрашивая конгресс. Теперь конгресс вежливо отказался временно санкционировать все то, что он сделал. Некоторые высказывали мнение, что президент должен был созвать конгресс заблаговременно и по каждому вопросу запрашивать его одобрение.